Круг замкнулся – вытропили зверя,
выпал нечет волку на заре.
Он стоит, ещё судьбе не веря.
Первый снег ложится по земле.

Не бежит – уводит свору дальше
от волчат, от логова, неё –
преданной до смерти и без фальши…
Перед ним открытое жнивьё.

А за ним погоня – псы и люди.
«Увести подальше, увести,
а иначе выводок погубят –
чтобы шкуры волчьи унести».

След петлист. Жаль, первая позёмка
выдаёт, и хитрость ни к чему –
первый снег, с наивностью ребёнка,
егерей ведёт, смеясь, к нему.

Лай всё ближе, ближе смех и говор,
кровь и норов требуют дать бой,
оглянувшись, в степь под гул моторов,
он ведёт погоню за собой.

Он спешит, торопится быстрее
увести подальше от волчат,
а стерня впивается острее
в лапы и они кровоточа'т.

Он бежит, не замечая боли,
перед взором нежная – она,
та, что любит пуще волчьей воли –
спутница, подруга и жена.

Страх играет с жизнью в злые прятки –
хочется поддаться и залечь,
но бежит с оглядкой, без оглядки,
только раз поймав под шерсть картечь.

А собачья свора ближе, ближе…
развернуться б и задать им бой…
перед взором – мать-волчица лижет
четверых волчат, горда собой.

Он бежит на грани и за гранью,
только свора движется быстрей.
Знать, он по'жил и морозной ранью
примет смерть натравленных зверей.

Боль в загривке, навалилось тело,
волк охотнику в зрачки смотрел
и на то, как юный, неумело
целился, как лоб его вспотел…

Умирать совсем, совсем не страшно –
что капкан, что пуля или нож…
«Я умру, но мне не это важно,
но взрастит волчица молодёжь.

И они сильней и крепче будут,
а клыки длиннее и белей.
И ничьей обиды не забудут,
и меня травивших, егерей».
…………………………………………….
А с добычи никакого толку,
в клочья шкура и испорчен мех…
Смокли все. Растерзанному волку
на глаза ложился первый снег.