У Леры в комнате, прямо над кроватью, висит зеркало.
Большое, старинное зеркало в темной резной оправе.
Может, не очень-то это хорошее место для зеркала – над кроватью – но ведь не Лера его туда вешала. Да она и представить не может, чтоб зеркало было где-то еще.
А по ночам, когда Лера укладывается спать, и мама выключает ночник, из зеркала выходит Мохнатка.
Раньше, когда все еще было хорошо, Лера любила, чтобы мама читала ей на ночь сказки – про колдуна, принцессу и высокую башню до самого неба. Но теперь она сама гонит маму из комнаты, торопит выключать ночник, даже иногда торопится в постель, потому что сказки Мохнатки ей нравятся больше.
Нельзя сказать, чтобы она думала о нем весь день – нет-нет, есть много интересных дел, даже куда интереснее чем думать об этом, но как-то так получается, приходит вечер, и Лера вспоминает: ах, да ведь ко мне гость сегодня.
Это странно, но она никому о нем не рассказывает. Никаких секретов, ей просто этого не хочется. Совсем.
Она и сама этого не знает, но сказки Мохнатки очень переменились с тех пор, как он появился в первый раз.
Поначалу они очень походили на те, что читала мама.
- В одном королевстве жил король с королевой, и повадился в их виноградники дракон летать…
Потом драконов стало поменьше, прибавилось реализма. Реализм – так говорит папа, когда мама начинает мечтать о том, как хорошо было бы летом съездить к морю или переехать загород, засадить огород клубникой и поставить домики с пчелами.
- Надо реально смотреть на вещи, а не фантазиям предаваться, - говорит он, и мама хмурится. Слово «реализм» Лера не любит.
Интересно, у пчел в домике печка или батареи? Печку Лера видела у бабушки, и она ей очень понравилась.
- У короля с королевой была дочь, такая красавица, что не в сказке сказать, не пером описать, - говорит Мохнатка.
- Король и королева хорошо жили. У них было все, чего только душа пожелает: большая-пребольшая квартира в сто комнат, три машины, котенок и огород с клубникой. И каждое лето они ездили к морю, и купались сколько захотят, а дракона король застрелил из бластера. А пчелы каждое воскресенье ходили к ним в гости, приносили мед, блины и пирожные, пчелы тоже жили хорошо, топили печку, ловили рыбу на озере, каждая рыба в сто килограмм и все щуки.
- Король и королева никогда не ссорились. Если нужно что-то было спросить у друг друга по государственным делам, они завсегда с друг другом советовались, королева целовала короля в нос, смеялась и пела песни. А потом они родили принцессе братика, маленького принца, красивого, как солнце, и доброго, как Господь.
Лера никогда не смотрит на Мохнатку в упор, знает, что тот этого не любит, ругается и даже прячется. Да и не очень-то интересно ей на него смотреть. Она отворачивается к стенке, закрывает глаза и слушает.
- А уж как они свою дочь, принцессу, любили! Баловали, холили, души в ней не чаяли...
Так Лера и засыпает.
Если бы ее спросили, когда Мохнатка пришел в первый раз, она бы не смогла назвать точной даты. Лера знает: когда все еще было хорошо, Мохнатки не было.
Поэтому она не может сказать, любит она его или нет. Наверное, любит. Мохнатка ее утешает, тайком сидит с ней, когда она болеет, никогда над ней не смеется, не подшучивает. Это ей нравится, но в глубине души Лера знает: будь все по-старому, его бы не было.
Мохнатка, наверное, тоже это знает, но молчит.
После того, как родители развелись, Мохнатка вдруг исчез. И не появлялся долго, долго-долго, Лера так хотела его забыть, что у нее это даже почти получилось.
Однажды он пришел опять. Это был день ее рожденья, и приехала бабушка, и Лера была счастлива, так счастлива, что сердце выпрыгивало из груди от радости.
Но Мохнатке она не обрадовалась.
- Опять ты!.. Уходи! Уходи! Не хочу, ты все врешь, врешь, врешь, ты ни разу не сказал правду, ненавижу! Не хочу, уходи, уходи, уходи…
- Ты и вправду так думаешь, - сказал Мохнатка.
- Да, - плакала Лера, - я тебя ненавижу. Хочу одна, без тебя, одна, одна...
- Ладно, - сказал он. – Ладно. Как хочешь.
И Лера осталась одна.
А назавтра пошла и первый раз рассказала о Мохнатке – рассказала подло, во дворе, девчонкам, которые ее ненавидели.
- Врунья, - конечно же, стали смеяться они. – Врунья-врунья попрыгунья, Лерка дура, дура, дура…
И бабушка тоже не поверила.
- Выдумщица ты моя, - погладила она Леру по голове. – Фантазерка...
Бабушка ласковая и говорит по-доброму, но Лера-то знает: слова ее значат то же самое, что и слова девчонок во дворе.
Вечером она ложится спать и долго борется с собой, так хочется ей позвать Мохнатку, попросить прощения...
Наконец не выдерживает.
- Эй, прости меня. Я передумала, ну прости, пожалуйста...
Не идет.
Слово «пожалуйста» волшебное, но мама тоже говорила «пожалуйста», а что вышло?
Лера не плачет. Она уже давно не плачет, когда ей плохо, она ведь большая, взрослая девочка. А слезы еще никому не помогли, говорит мама.
Лера не плачет. Она просто смотрит в потолок и думает о том, что через месяц ей идти в приготовительную группу, что там, наверно, ее научат читать (считать она уже умеет), и значит, ей никто не будет нужен, чтобы читать сказки, ни Мохнатка, ни мама, все что надо, она прочтет сама, что уже поданы документы.
Ей никто не будет нужен, никто, она вполне справится и сама...
Лера не плачет, но почему ей тогда так плохо?
23.07.2006 |
Подробнее...