ОНА брела сквозь лес давно.… Сколько? ОНА и сама не могла сказать точно, но определенно знала, что давно. ОНА шла вперед, не обращая внимания на ледяной ветер, безжалостно бросавший в лицо пригоршни мелких колючих льдинок, на ветки, то и дело больно хлеставшие ЕЁ по лицу, по рукам, по телу. ОНА просто шла вперёд, то и дело, проваливаясь в сугробы, где по колено, а где и по пояс. Тонкая шелковая сорочка совсем промокла, босые ноги уже не чувствовали холода. А ОНА всё шла…

Ночное небо было сплошь затянуто тучами, темнота окружила её со всех сторон, и только ветер своим завыванием разгонял тишину. Вдруг вдалеке мелькнул огонёк. Потом еще раз. Сперва ОНА решила, что это померещилось, но огонек появился снова. ОНА ускорила шаги. Спотыкаясь и проваливаясь в снег, ОНА шла на огонёк, мелькавший среди деревьев. По мере того, как ОНА приближалась, он рос и светился всё ярче и ярче. Внезапно ветер стих и до ЕЁ слуха донеслись нежные напевы свирели. Совсем близко. Вон там, за теми густыми елями. ОНА в нерешительности остановилась, отбросила спутавшиеся и потяжелевшие от снега пряди волос на спину и нырнула под мохнатую еловую лапу.

То, что ОНА увидела, должно было озадачить ЕЁ, но, почему-то, не озадачило. ОНА стояла на краю поляны. Мягкая зеленая трава нежно щекотала ЕЙ ноги. Необыкновенно красивые цветы одурманивали ЕЁ своими ароматами. В центре поляны, вокруг костра сидели люди. Они слушали свирель. Один из них поднял голову и приглашающе кивнул ЕЙ, словно знакомой. И действительно, он напоминал ЕЙ кого-то: полноватое, добродушное лицо обрамляли вьющиеся черные волосы, черные смеющиеся глаза, белоснежная туника была забрызгана чем-то красным. Почему-то первое, что пришло ЕЙ на ум, было вино. Винные пятна на белоснежном полотне смотрелись так органично и естественно, как будто, так и должно быть. Голову этого человека украшал венок из виноградных листьев. В одной руке он держал мех с вином, а другой обнимал стройную полупрозрачную девушку. ОНА сделала пару шагов к костру. Музыка прекратилась. Все обернулись к вновь пришедшей. И только тут ОНА разглядела, что это были вовсе не люди. Сплошь покрытые шерстью, с маленькими рожками, и копытцами сатиры с интересом смотрели на НЕЁ, а она на них. Полупрозрачные простоволосые девушки были заняты плетением венков. Вот одна из нимф встала, подошла к НЕЙ, взяла за руку и повела к костру. Тишина, царившая на поляне, угнетала. Человек в тунике молча налил большой кубок вина и протянул ЕЙ. ОНА взяла кубок обеими руками и выпила. Вино огненной рекой прокатилось по замершему телу, разгоняя кровь. Он улыбнулся. ОНА улыбнулась в ответ. И на поляне снова воцарилось оживлённое веселье, словно ничего и не произошло.

ОНА опустилась на траву прямо около костра. Языки пламени касались ЕЁ ступней, но не жгли. Кто-то снова наполнил кубок. ОНА подняла глаза – сатир, игравший до этого на свирели, подмигнул ЕЙ и слегка подтолкнул руку ко рту. Терпкое сладкое вино приятно щекотало нёбо, взрываясь неожиданными букетами фруктов и трав. В какой-то момент все краски стали ярче, а звуки громче. Не отрывая от НЕЁ глаз, сатир взял свирель и заиграл. Его пальцы нежно касались свирели, извлекая неповторимо прекрасные звуки. Музыка, тихая и печальная, окутывала и заставляла забыть обо всём. Даже самые неугомонные выпивохи присмирели, зачарованные мелодией леса. ОНА смотрела на сатира, чувствуя, как ЕЁ сердце охватывает непонятная, но сладостная грусть. ЕЙ хотелось плакать и летать одновременно. Казалось, что вот-вот перед НЕЙ приоткроется завеса чего-то таинственного и неизведанного. Резкий аккорд арфы спугнул наваждение. Зазвучала совсем иная музыка – разгульная, ухабистая. Сатир отложил свирель и вновь наполнил кубок.

Тем временем вокруг костра уже стайкой танцевали нимфы. Их полупрозрачные хрупкие тела светились в отблесках пламени. Пьяные сатиры выделывали занятные телодвижения, мало похожие на танец. Всеобщее веселье захватило и ЕЁ. Выпитое вино бодрило и возбуждало желание жить, кружиться под эту сумасшедшую музыку со всеми, в этом сумасшедшем танце. ОНА поднялась и присоединилась к танцующим. Сатир остался сидеть на траве. Вскоре вокруг костра кружились почти все, кроме сатира-музыканта и человека в белой тунике. ОНА лишь однажды поймала его взгляд – человек кивал в такт музыке и чему-то хитро улыбался.

А музыка всё больше захватывала, заводила, доводя до исступления. Смех, вино и звуки арфы не отпускали. Карусель образов мелькала перед глазами, не позволяя сосредоточиться, не позволяя вспомнить…

Усталые ноги больше не желали двигаться, хотя тело отчаянно рвалось туда, в круг, к костру. Туда, где музыка, туда где.… Оседая, ОНА почувствовала, как ЕЁ кто-то подхватил. Кто? Кажется, тот сатир. Он посадил ЕЁ себе на колени и вновь наполнил кубок. ОНА послушно выпила, при этом одной рукой обнимая его за мохнатую шею, чтобы не упасть. Голова закружилась, как будто кто-то раскачал под НЕЙ гигантские качели. ОНА прислонила голову к его плечу. Тепло. По телу разливалось благотворное живое тепло, а короткая густая шерсть пахла.… Пахла? Чем? ОНА не могла выразить это словами, но запах был такой знакомый, родной. Теперь ОНА уже окончательно отогрелась и обсохла. Тугие черные локоны непослушным каскадом спадали по спине, волнительно колыхаясь при каждом ЕЁ движении. Тонкий нежный шёлк практически не скрывал тела, но ЕЁ это ни сколечко не смущало. А должно бы? Когда ОНА в очередной раз покачнулась, сатир обхватил ЕЁ за талию. Крепкие сильные руки удерживали ЕЁ, вселяя ощущение уверенности и защищенности. И где-то в глубине сознания отчаянно вспыхнуло желание жить. «Я хочу жить!» - крик замер на губах, так и не вырвавшись на свободу.

«Я буду жить!».

А музыка играла всё громче, всё быстрее, наполняя воздух своим звучанием. ЕЁ сердце отчаянно колотилось, музыка звала, но уже не исподволь, а настойчиво, приказывая встать и присоединиться к хороводу безумствующих нимф и сатиров. Человек в белой тунике смотрел на НЕЁ, всё так же кивая в такт музыке. Он словно бы ожидал ЕЁ. Или ЕЙ так показалось? ОНА попыталась встать, но сатир-музыкант не пустил ЕЁ, лишь крепче обхватил. Нет, ЕЁ нельзя удержать! ОНА хочет туда, в этот хоровод! ОНА рванулась всем телом, но сатир с силой прижал ЕЁ к себе. «Почему он меня не пускает?! Мне надо туда! Мне надо! Я хочу!» - ОНА попыталась крикнуть, но губы не слушались. ОНА снова и снова пыталась вырваться из крепких объятий сатира, но тот держал ЕЁ железной хваткой, не позволяя вырваться. Какие сильные руки! Но ЕЙ надо в круг! Музыка нарастала, притягивала, манила, властно призывала ЕЁ, но сатир не ослабевал хватку. ОНА билась в его руках, словно раненая птица в руках охотника. Человек в тунике смотрел на НЕЁ, но теперь он уже не казался таким добродушным. Улыбка превратилась в звериный оскал, да и сам он уже мало походил на человека. Нечто невообразимо жуткое смотрело на НЕЁ немигающим взглядом и ухмылялось. Ужас охватил ЕЁ, но ОНА продолжала тянуться к нему, повинуясь чужой воле. Продолжая крепко удерживать ЕЁ одной рукой, сатир наполнил кубок и поднёс ЕЙ к губам. ОНА резко отвернулась, едва не расплескав при этом вино. Тогда сатир силой влил ЕЙ в рот вино. Горячая волна накрыла ЕЁ, нежно унося и убаюкивая. Лишенная сил, ОНА приникла головой к мохнатой груди сатира, сквозь слёзы наблюдая, как хоровод, и существо в тунике бешено закружились вокруг костра и с воем и визгом умчали куда-то в даль.

Когда ОНА снова открыла глаза, на поляне никого не было. Только ОНА и сатир среди мягкой стелющейся зеленой травы, да ярких цветов, аромат которых дурманил и кружил голову. Впрочем, сложно было сказать, от чего она кружилась. То ли от цветов, то ли от вина, то ли от… Ласково улыбаясь, сатир уже в который раз налил ЕЙ вина, и ОНА послушно осушила кубок. По телу прокатилась приятная истома. ЕЙ хотелось раствориться в этом воздухе, в этом чарующем аромате ночи. Сатир всё еще обнимал ЕЁ, но теперь уже его объятья не были так жестки. Он нежно поддерживал ЕЁ, не давая упасть. ОНА попыталась его рассмотреть, но перед глазами постоянно стоял лёгкий туман, скрадывая черты сатира. ОНА не могла сосредоточиться, но явственно слышала, как в его груди громко бьётся сердце: тук-тук, тук-тук, тук-тук. Где-то рядом с ЕЁ ухом. Всей кожей ОНА ощущала тепло, исходящее от этого странного существа. Вдруг ЕЙ послышался приглушенный стук: тук-тук, тук-тук, тук-тук. Совсем тихо, робко. Звук постепенно нарастал и вот уже громко и дерзко заявлял о себе. И тут ОНА поняла, что это бьётся сердце. ЕЁ сердце. Оказывается, у НЕЁ тоже есть сердце? Сердце сатира перекликалось с ЕЁ сердцем, и вот уже они оба звучали в унисон, заглушая все остальные звуки. ОНА больше ничего не слышала, ОНА просто слушала, как бьётся ЕЁ сердце. Тук-тук, тук-тук, тук-тук… в какой-то момент слёзы сами брызнули из глаз, и ОНА заплакала, как плакала когда-то в детстве, когда мир ещё казался огромным и светлым, наполненным любовью. Сатир погладил ЕЁ по голове, ладонью оттёр слёзы, стекавшие по щекам. Он поцеловал ЕЁ в лоб, словно ребёнка, которого пытаются утешить. Поцелуй принёс ЕЙ прохладу и утешение. Сатир погладил ЕЁ по руке, и, от прикосновения шерстистой ладони, по телу побежали колючие искорки. Где-то глубоко внутри что-то резко оборвалось, рассыпалось на миллионы иголочек, мгновенно разлетевшихся по всему телу, и тут же собралось воедино. ОНА закрыла глаза, пытаясь вспомнить, но мысли разбегались в разные стороны, не давая сосредоточиться. Руки сатира несли уже не тепло, а огонь, медленно заполнявший всё ЕЁ существо. Глухая волна подкатила к горлу, стало больно дышать. Голова кружилась, но не от вина, а от яростного потока ощущений, захватившего ЕЁ. Сердце бешено колотилось, готовое вырваться из груди. Ему вторило сердце сатира. ОНА пыталась сопротивляться. Сопротивляться самой себе, своей слабости, своему желанию жить.

Неожиданно ОНА выгнулась всем телом и, не удержавшись, упала на траву. Сатир склонился над НЕЙ. Он был так близко, что ОНА каждой клеточкой чувствовала его тепло. Его лицо нависло над НЕЙ, заслоняя небо. Он властно взял ЕЁ за подбородок, заставляя взглянуть в глаза. Больше ОНА уже не могла отвести взгляд. Его глаза... Сама ночь терялась в их черноте, и где-то там, в глубине, таинственно мерцали звёзды. ОНА смотрела ему в глаза, чувствуя, как жизнь возвращается к НЕЙ. ОНА хотела жить! ОНА...
Жить...

Её разбудил тёплый солнечный лучик, мягко скользивший по щеке. Шорох шагов, вот, звякнуло что-то металлическое, запах лекарств и непонятная тупая боль ворвались в её мозг. Она открыла глаза и тут же была вынуждена закрыть их - яркий поток света ослеплял. Она снова открыла глаза: белый потолок, огромные лампы, светлая просторная комната. Она опустила глаза в сторону источника боли - высокие стойки с флаконами и пакетами каких-то жидкостей, вниз отходят трубочки, и эти трубочки втыкаются прямо в её руку. Капельница? Почему? Что произошло? Её правая рука непроизвольно дёрнулась и коснулась чего-то мягкого. Она опустила глаза. Возле кровати, на стуле, уронив голову на кушетку, дремал худощавый мужчина в белом халате. Взъерошенные волосы, мятый костюм, лицо, измученное и даже во сне хранящее отпечаток тревог и забот. Она нежно провела свободной рукой по его волосам. Он не вздрогнул, не вскочил, не стал звать врача. Он просто открыл глаза. Такие огромные, чёрные, хранящие в себе звёзды...
- Здравствуй, родная. С возвращением...