Одетый в соответствии (как полагали неведомые мне дизайнеры) с эпохой, в короткую (до колен) накидку через одно плечо, я стоял, опираясь на длинный (выше меня) посох, с единственной дурной мыслью в голове: "Куда же меня, черт побери, занесло". Посох (единственное средство связи с зависшим где-то в верхних слоях атмосферы звездолетом), судя по всему, был из слоновой кости, в меру инкрустированный золотом и разноцветными (надо полагать, драгоценными) камнями. Накидка, в которой я ощущал себя скорее шотландцем без волынки, чем древним греком без шлема, тоже была расшита золотым орнаментом – меандром и имела единственную "пуговицу" – большую золотую бляху с барельефом головы льва. Желая поскорее покончить с этим дело и, почему-то напевая песню о хромом короле, я двинулся в направлении ближайшей группы костров. Чем ближе я подходил к лагерю, тем отчетливее становились видны размещавшиеся между кострами повозки, сильно походившие на цыганские кибитки. Тут же паслись и стреноженные кони. Ну, ни дать, ни взять – табор! И чем ближе я к нему подходил, тем больше появлялось желание обойти его стороной. Когда, наконец, из-за лошадей появилась человеческая фигура, то я приветствовал ее словами: "Здоровеньки буллы, ромалэ" – почему-то решив, что украинский язык более соответствует древнерусскому, а древнерусский должен быть понятен этим таборянам. Он что-то промямлил мне в ответ. "У вас тут кто-нибудь по-русски говорит?" – без особой надежды быть понятым, произнес я. На звук нашей содержательной беседы начали собираться особо любознательные граждане. "Троя, Илион, Гомер, Одиссея…" – не унимался я. "Илиос" – отозвался один из них, вытянув руку в направлении ближайшего, поросшего лесом, холма. Проблеск надежды на языковое понимание быстро померк. Ничего более, кроме простого человеческого желания помочь путнику выбрать верное направление, в этом таборе я не нашел. За указанным холмом, действительно, открылся вид на крепость, стоящую на вершине соседнего холма. Дорогу к нему преграждала небольшая речушка, по обоим берегам которой стоял еще один табор. Действуя много решительнее, чем в первый раз, я пошел напрямик и, со словами: "Илиос, если кто меня здесь понимает" – не сбавляя шага, перешел речушку вброд. Но, на другом берегу, дорогу мне перегородил довольно сурового вида товарищ. Повторное заклинание: "Илиос, черт тебя подери" – не произвело на него ни малейшего впечатления. Видимо, мои богатые одежды мало вязались, в его сознании, с избранным мною способом преодоления водных преград. И упершись в мою грудь острием своего короткого меча, он решил меня о чем-то спросить. От осознания того, что я, явно, оказался не в том месте и не в том времени, у меня даже зазвенело в ушах. Он повторил вопрос, сделав упор на свой острый аргумент так, что я явственно ощутил жало его клинка не только через свою хламиду, но и через, лежащий в ее внутреннем кармане, пакет. Я, машинально, отступил, выставив перед собой единственное средство защиты – посох. Он тут же мечем, ловко отвел посох в сторону. И, совершенно неожиданно для нас обоих, из моего посоха ударил зеленый луч. Ударил самым буквальным образом, сбив с ног соратника моего сурового собеседника, на которого, случайно, оказался направленным мой посох. Соратник в судорогах огласил округу диким воплем, но быстро затих. Над ним поднялся столб сизого дыма. А сам он лежал, словно, обгоревшим трупом, однако, вся его одежда выглядела вполне целой. Немую сцену я нарушил первым. Понимая, что рисковать мне уже особо нечем, я вынул из-за пазухи свой пакет и, шурша бумагой как можно более, потряс им у себя над головой – "Илиос, я вам говорю, чертовы дикари". Но не мои угрозы и, даже, не странная смерть человека, а диковинный вид бумаги произвел на туземцев самое неизгладимое впечатление, и никто из них более уже не думал чинить мне препятствия на пути к крепости.
|
Комментарии