* * *

- Ну, как тебе наша прогулка? Понравилась?

Лена, отправив в рот очередную ложечку мороженого, зажмурилась от удовольствия, проглотила и только затем ответила:

- Очень! И прогулка понравилась, и мороженое изумительное! Я больше всего люблю такое, со сливками и шоколадом.   

После морской прогулки я предложил Елене где-нибудь перекусить, хотя есть мне особенно не хотелось – ещё не нагулял аппетит после поминок господина Фролова. Лена тоже была не голодна, но сообщила, что с удовольствием бы отведала мороженого. Мы облюбовали маленькое кафе, которых полным-полно на Курортном проспекте – даже не кафе, а открытый павильончик, расположенный рядом с пешеходным тротуаром. В павильончике было всего семь столиков и ни одного посетителя, кроме, естественно, нас. Мы с Леной лакомились мороженым, за столиком чуть в сторонке от нас Игорь и Славик угощались пирожными и кофе. 

- Может быть, ещё порцию изумительного со сливками и шоколадом?

Елена повела плечиком, состроила сконфуженную гримаску, похлопала длинными ресницами:

- А ты меня обжорой не назовёшь?

Я рассмеялся и попросил девушку-официантку принести ещё пару вазочек мороженого и бутылку минеральной воды. Маленькими глоточками попивая минералку, спросил:   

- Завтра поедем в Красную Поляну, или может быть, сядем на теплоход и прокатимся на недельку в Крым? Тебя мама отпустит?

Елена несколько смутилась, опустила глаза и тихо произнесла:

- Завтра будет видно.

Видя её смущение, я пожалел, что брякнул про этот Крым, – второй день знакомы, а я ей  уже предлагаю совместное путешествие, словно мы давно знаем друг друга. «Нужно быть чуточку скромнее, - подумалось мне. – Кстати, следует что-то ей сказать и о зарплате. Конечно, нужно поговорить о зарплате! Как-никак она ведь у меня секретарём работает. Вдруг ей сейчас с мамой очень деньги нужны? А я ей про морской круиз воркую. Может, дать ей прямо сейчас деньги?». В раздумьё я крутил в руках стакан с минералкой и посматривал на Лену, не зная, как начать разговор о деньгах. Похоже, у неё совсем испортилось настроение: не поднимает головы и не ест мороженое, только нервно колотит ложечкой по вазочке.

            - Леночка, - начал я. – Извини, совсем забыл о зарплате. Я тебе сейчас…

            - Серёж, давай уедем отсюда, - неожиданно попросила она. В её больших выразительных глазах заблестели слезинки.

            - Что такое? Что случилось?

            - Ничего не случилось, - она посмотрела куда-то поверх моего плеча и быстро опустила голову, словно ей было очень стыдно. - Просто… Давай уедем.

            В недоумении я повернул голову, желая увидеть причину испорченного настроения Лены, и сразу всё понял. Мне стало тоже не по себе. Действительно захотелось уехать, убежать, спрятаться от этой несчастной женской фигурки стоявшей на коленях метрах в пятнадцати от нашего павильончика. Готов поклясться, её здесь не было, когда мы на «Хонде» приехали сюда. Значит, женщина появилась совсем недавно – когда мы уже сидели за столиками. Она не была похожа на обычную попрошайку, которыми сейчас заполнены наши города. Она была не из тех бабулек, что с кружкой в руках и бегающими хитрыми глазками требуют подать во имя Христа и не из тех алкоголичек, что стоят на коленях и прячут от проходящей толпы свои испитые красные лица. Она не была инвалидом, которых предприимчивые ребятки выкупают из спецприютов, а потом заставляют просить милостыню на улицах. Женщина была молода - хотя лицо её было искажено страданием, больше тридцати лет ей никак нельзя было дать. И одежда у неё была отнюдь не нищенская:  чёрная юбка, кремовая кофточка, лёгкий вязаный жакет, на ногах вполне современные туфли. Женщина стояла на коленях в пыли тротуара, а возле неё к стволу дерева была приставлена картонная табличка. На картонке чёрными буквами было написано три слова: «Помогите моему сыну». Мимо коленопреклонённой шли пешеходы. Увидев её, люди стыдливо отворачивались, шарахались в сторону и, ускоряли шаг. Некоторые торопливо доставали мелочь и, опустив её в стоявшую рядом с табличкой тарелку, старались побыстрее уйти. Какая-то старушка, шедшая в сторону нашего кафе, остановилась и заговорила с несчастной. Горестно покачав головой, старушка открыла свой кошелёчек, положила в тарелку купюру и дряхлой больной походкой пошла дальше. Проходя мимо кафе, старушка гневно посмотрела на нас и громко сказала:

            - Расселись, дармоеды. Жируют. Сталина на вас нет.

            Также как и Лена, я опустил голову, словно был в чём-то виноват и перед стоявшей на коленях женщиной, и перед старенькой сталинисткой.

            - Пойдём отсюда, - попросила Елена.

Я глотнул воды из стакана, под вазочку мороженого подсунул деньги для официантки и встал:

- Пойдём.

Первым из павильончика вышел Игорь и направился к «Хонде». Но я пошёл не к машине. Подойдя к стоявшей на коленях женщине, я присел на корточки:

- Что с вашим сыном?

Вблизи я бы дал ей не более двадцати пяти. Миловидное, даже симпатичное лицо. Хотя сейчас это лицо совсем не украшали чёрные тени под выплаканными глазами, белые дорожки от слёз и дрожащий подбородок.

- Срочно нужна операция,.. – её голос прерывался от спазмов. – Если сейчас не сделать,.. Андрюшенька умрёт…

Подбородок задрожал сильнее и она прикрыла лицо руками.

- Успокойтесь, - произнёс я, сам удивившись той чепухе, которую только что сказал.

- Нужны деньги… Очень много денег… У нас столько нет. Друзья помогли открыть для нас счёт… его даже по телевизору показывали… но пока никто… ничего…

- Успокойтесь, - повторил я идиотский совет. – Сколько нужно денег?

- Семьдесят пять тысяч... Мы продаем квартиру... но, нам дают за неё только тридцать…

- А где сейчас ваш Андрюшенька?

- Во второй детской…

- Поедемте в больницу, я хочу вам помочь.

Она отняла руки от лица, в глазах были только смертельная безнадёжность и недоверие:

- Как помочь?

- Поедемте, - я взял её под локти и стал поднимать с колен. Мне помогла Елена.

Вдвоём мы подвели женщину к машине и усадили на заднее сидение.

- Игорь, глянь по путеводителю, как быстрее доехать до второй детской больницы, - попросил я.