Шёл двенадцатый день сладкого счастья царя Иоанна и писанной красавицы Марфы Собакиной. Уже три дня они не покидали сираля Марфы, принимая два раза в день питьё и яства. Сорокалетний новобрачный был умел и искусен в телесной любви, но через неделю взаимных ласк инициативу перехватила молодая, порой вызывая в муже несвойственную ему стеснительность. Ранние осенние ночи уже заканчивались по одному сценарию: бодрая и развязная Марфа пыталась безуспешно растормошить дико уставшего любовника. В этот вечер, предвидя знакомый финал, прямо глядя в глубоко посаженные тёмные глаза царя, вкрадчиво спросила:

     -Государь, зачем ты сослал мою няню? Ведь никто, помимо её, не знает моих болячек и привычек.

    -Мои слуги не хуже твоей няньки. Да и не люблю я наблюдать подле себя старческие женские лица.

    -Нет, государь, сейчас тебе придётся считаться и с моим мнением, ведь церковь освятила наш брак, твой последний по закону. Учти, дорогой, ничьи, кроме твоих и Елениных рук, моего тела не коснутся!

     -Ну чего ты разошлась?! Ко всему человек привыкает – привыкнешь и ты, - Иоанн явно растерялся.

    -Привыкать теперь придётся тебе ко мне, не в государственных делах, а в семейных!  - с лица царицы исчезло всякое подобие улыбки.

    -Я и мысли не допускаю, что смогу участвовать в дамских тайнах, но свои распоряжения я не отменю, - пряча взор, возразил смущённый супруг.

   - А сейчас тебе придётся смириться с обстоятельствами, и вернуть Елену в мои покои!

    -Ты… ты…. Не позволюююю! – внезапно вскипел побагровевший Иоанн.

     -Угомонись, государь! – тоже повысила голос царица.

     Миг, и взбешённый супруг оказался сидящим на обнажённой Марфе, смыкая на её горле свои тощие пальцы с нестриженными ногтями. Взглянув в надменные глаза царицы, он усилил хватку, но надолго его не хватило. Как только к Марфе вернулось дыхание, с её уст со свистом стали срываться грубые оскорбления. Не контролирующий себя супруг снова сомкнул длани на шее жены. Не чувствуя боли на правой руке от ногтей Марфы, Иоанн сначала закрыл её лицо кикой, затем и подушкой. Пришёл царь в разум, когда жена уже несколько минут лежала бездыханной. Долго он ходил взад и вперёд по холодным покоям, пока тихий стук Тихона не привёл его в чувства:

    -Позови начальника стражи, да так, чтобы гости не обратили внимание. Ступай исполнять!

    Шафер царя на свадьбе Малюта Скуратов, альбинос со спутанными волосами, без стука вошёл в сераль. Иоанн молча указал на бездыханное тело супруги, и стал дожидаться реакции верного слуги. В дальнейшем царь подчинялся лишь распоряжениям Малюты. Они неказисто облачили Марфу в  одежды, повязав на шее шарф. Закончив своё грязное дело, подельники, посоветовавшись, пригласили немца-лекаря, который зафиксировал смерть от удара.

      Вина и уважение к Марфе уже не покидали жестокого государя, поэтому он наказал седьмой жене, опальной Марии, принять в иночестве имя третьей жены.