Утро.  Сельский сетевой район.  Рабочий люд   толкается по коридорам и комнатам,  в ожидании    разнарядки. В красном уголке  стоит  легкий  гул утренних  разговоров. Сегодня пятница. Последний день рабочий недели.  Народ  в предверии выходных  приятно оживлен, улыбчив, настроен дружелюбно.   Я пошел в  диспетчерскую.  Просто поздороваться с Власычем.  В коридоре  на меня наскочил, пробегавший по коридору,  мастер нашей бригады Генадий  Прокопьевич.   Он   развернулся на месте и  торопливо повлёк  меня  за собой.   «Сейчас  идешь  домой.  Переодеваешься  в  чистое» - заговорил он на ходу,   подталкивая  меня  к комнате  мастеров .  «Ты знал , Гальцева Александра Васильевича ?   В курсе , что сегодня  у него похороны?  То есть его похороны», -  спросил  меня  мастер , открывая дверь своего кабинета   и жестом  приглашая  войти внутрь . Я не определённо  пожал плечами  и зашел в кабинет. Гальцев  жил на соседней улице. Приходилось видеть.  Лично  знаком не был. «Это наш бывший работник», - продолжил мастер, - « Контора  наша,  все похоронные  услуги оплатила.  Но видишь ли, работал он здесь давненько и  никто, кроме Кольки Володина , толком   его и не помнит.  Так  вот, что  порешили !   Провожать его в последний путь, от нашей организации,  будут  два человека - Володин и ты.»   «Я?! А почему я ?», - невольно  вырвалось у меня.    Он отмахнулся от моих слов , как от надоедливой  мухи : « Вопрос,  решенный, и обжалованию не  подлежит. Некого больше!  А  что ты так растревожился? Не на фронт же  тебя посылаем,  Родину защищать!  Приглядишь  за Колькой, чтобы пил поменьше.  Последние,  прощальные слова  у могилы  ему  подскажешь.»,- он сделал паузу, припоминая, чего упустил и вспомнив,  добавил:  « Венки заберёшь в гараже . Один от профсоюза , второй от коллектива.  Ваша задача! Дождаться похоронной процессии, которая следует по улице Советской, мимо нашего гаража,  в 11 часов дня.  Влиться в неё.  Ну и далее , всё как положенно. Кольку найдешь дома. Кстати у него собака ночью помёрла.  Отравил кто-то.   Так, что, Николай не в духе . Разговорами и вопросами, его не утомляй.   Пусть  молчит.  Я   думаю, так даже лучше».

     Николая  я нашел во дворе,  расчищающим  дорожки от позавчерашнего снега.   Осторожно  открыл калитку  и зашел во двор.  Привычный, приветственный  лай  пса  Бульки - отсутствовал .  Мы молча пожали друг - другу руки  и Николай ,как ни в чём не бывало, продолжил уборку снега  . Я осмотрелся по сторонам. В полуосвещенном  дворе - пусто. Возле конуры валялась   длинная цепь  и остатки собачьей еды. Собаки не было .  Николай   молча , сосредоточенно,  продолжал  работать.  Было очевидно, что к разговорам  он  сейчас не расположен,   и в сочувствиях не нуждается .  В собаке своей он души не чаял.  Пёс  Булька  был добродушной дворнягой, но  большой любитель погавкать  по делу и  без дела. Пройти мимо Колькиного дома и остаться не замеченным  псом Булькой, было практически не возможно. Он всегда был начеку.  Случайных прохожих  сопровождал длинным , упоительным лаем, продолжительностью в хорошую песню.  Наверное,  в этом была его радость, его смысл, его возможность высказаться и быть услышенным, и по – другому, он не мог. Многим это не нравилось. Из-за чего, наверное, и поплатился жизнью.  Я не стал ждать ,когда он закончит уборку снега.  Громко  откашлялся и отчётливо произнёс:  « Гальцева  хоронят в 11 часов . В 10-30 нужно быть в гараже.»   Колька поставил лопату  и спокойно ответил: «Понятно! Всё понятно!»   Я повернулся и пошел на выход.  «Постой!», - услышал я в след: «Сто грамм за помин души примешь?»  « Нет! Ранновато ещё!  Да и ты поостерёгся  бы  с утра  начинать», - как можно дружелюбней ответил  я.  «Хорошо! Пусть будет так!» , - сказал он утвердительно и добавил:  « Ты на меня  не сердись. Собаку  я свою захоронил. Не человек конечно , но тоже жалко.»   Я сочуственно помолчал  и сказал : «Хорошая была собака!  А  ты  Николай всёравно, пока не пей!»  и пошел домой.

   Володин  считался корифеем  нашей  сетевой компании.  Это был крепкий, выносливый мужик старой закалки. При возрасте чуть за 50 , он ни в чём не уступал молодым.   В работе был черезвычайно ловок, вынослив  и смекалист.  В 10-30 я зашел в гараж. Николая я заметил не сразу. Он стоял в тёмном  углу гаража  и сосредоточенно изучал надписи на венках.  Я не стал его отвлекать. Прошел в токарку , потому что там  было окно  на улицу, в полстены .  Сел на диван и стал терпеливо ждать.  До 11 часов Николай здесь так и не появился , предпочитая  тёмное одиночество длинных гаражей .  В начале двенадцатого потянулась похоронная процессия. Мы взяли венки и осторожно пристроились в хвосте  этой церемонии.  Гроб несли на полотенцах через плечо, четверо здоровых, молодых парня.  Следом шла машина с венками и памятником.  За ней народ , довольно многочисленный,  позади народа тащился автобус , да за ним ещё несколько легковушек.  Какая честь, какой размах, подумал я, оглядывая эту церемонию!  Все -  в  чёрном .  Заплаканные лица .  Скорбь и драматизм  в каждом движении. Я взглянул на Николая . Николай шел погруженный в самого себя, и выглядел под стать этой церемонии.  Я осторожно снял  с его руки венок .Он повернул ко мне недоумевающее  лицо и  от него пахнуло  спиртным. Ясно , уже принявши, подумал я, и шепотом  объяснил ему , что отнесу их  в кузов машины,туда, где им и положенно быть. Венки я передал молодой  девушке  на открытой машине и решил, на всякий случай, посмотреть на покойника. А  вдруг , что не так!  Покойником оказалась… женщина!  Ещё не старая, лет пятидесяти. Я открывал и закрывал глаза, но женщина так и оставалась женщиной. Процессия остановилась.  Понятно.  Дальше гроб поедет на машине. Раздумывать было некогда и я подбежал к открытой машине .  В кузове уже находились несколько мужчин и женщин. Я поймал взглядом, лицо  знакомой мне девушки и обратился к ней, нет скорее,  запричитал:  « Девушка, дорогая ! Верните мне мои венки, которые я вам, только что передал!»  «Что?Что?»,- закричала она,- « Я вас не слышу!»  В кузове суетился народ.  Её толкали, не давали стоять на одном месте. Я забрался в кузов. Всё объяснил ей  ещё раз.  «Молодой человек . что вы мне голову морочите?», - сказала она. Я собрал в кулак последние остатки моей выдержки и проговорил, как можно спокойней: « Вы знаете, мне  уже,  совсем не до шуток. Вы вот сейчас,  возьмёте и уедите , а мы останемся без венков и Гальцев тоже.»  Её лицо вдруг просветлело при упоминании фамилии Гальцев и она затораторила быстро, быстро. « Ой , я совсем забыла. Мы с Гальцевыми   выездами поменялись . Они теперь в 12 часов из дома выезжать будут».  А тем временем  в кузов медленно и  осторожно затаскивали гроб, и мне пришлось выпрыгивать из машины. « Да где ж я вам теперь венки  ваши найду?», - закричала  мне женщина ,- «Вот возьмите пока, какой с  краю! На кладбище поменяемся».  И подала мне венок. Я сказал : «Спасибо! Век не забуду вашей доброты»  и побежал разыскивать Николая.

  Народ  по проще - садился в автобус,  по солидней -  рассаживался по машинам.   Возле автобуса  я и застал Николая. Он открыл было рот, чтобы что-то сказать , я опередил его.   «Николай !»,-  выпалил я  и добавил, как можно тише , - «Похороны не наши!  Потихоньку уходим».  После моих слов  он растеренно  притих,  и начал испуганно  оглядываться  по сторонам. Мы отошли от автобуса.  «Так?!» ,- произнёс  он  и замолчал, обдумывая ситуацию. Затем переспросил: « А покойник?»  «И покойник, не наш.»,- ответил я .  «А чей?», -  спросил он удивлённо.  « Костенко  Лидия Ивановна.», - ответил я.  «Понятно !..Слыхивали про такую. Она по торговой части шла.  То-то я смотрю люди какие-то не те . Богато всё, не по нашему.  Наших попроще хоронят.»,- сказал он . Пошли  в обратную сторону. Николай, как  будь-то, стал выходить из полусонного состояния. Обратил внимание на отсутствие второго венка. « Наши  венки уехали  к  Лидии Ивановне  на могилку», - сказал я, - « А этот, я вырвал с боем. »  «А что там за надписи?», - поинтересовался Колька. Остановились , расправили ленточки, прочитали:  «Дорогой, горячо любимой…….  от трудового коллектива.»   «От трудового коллектива - это нам  подходит»,-  сказал Николай,- « А остальные слова  надо будет так завернуть , чтобы ни один…. не разобрал. Сейчас придём в гараж – займись этим».  Дошли до  гаража. Оставалось 15 минут до 12 часов. Я стал переплетать ленточки , а Колька помчался домой перекусить. Вернулся  через 5 минут.  Зашли в токарку . Я встал у окна и стал смотреть в заиндевевшие белые окна. «  У вас  сегодня вид - как у заговорщиков!  Венки - ваши там стояли? Кого хороните?»,- поинтересовался токарь Валера, ловко управляясь  с двумя работами одновременно.  « Может,  помнишь Сашку Гальцева из бригады Веснина? Вот его и хороним.»,- ответил Николоай .  « Постой.  Это худой и длинный , лет семь тому назад у нас работал?», - спросил Валера.  «Нет. Худого и длинного  мы в прошлом году захоронили»,  - грустно заметил Колька, - « А этот -  невысокий и плотный. Тихий, не заметный такой , малопьющий. Не  припоминаешь? На праздниках  бывало,  выпьет стопочку,  посидит для приличия 5 минут  и домой. Будь-то у него там, мёдом намазанно».   « Нет, не припомню. Тут за десять  лет столько народу  поменялась и низких, и высоких, всяких хватало. Разве всех упомнишь? А   тем более из мало пьющих.  Значит,  бывал здесь редко. Мои посетители, знаешь какие - праздношатающийся , подвыпивший народ….  Увижу –узнаю, а так не припомню».   Вышли на улицу. Время перевалило  за двенадцать. Процессии не было.   « Смотри, как память людская устроена.»,- сказал Николай, - « Крикливых и пустых  помним .  Тихих, скромных забываем. А ведь работал не хуже других.   Передовиком не был, но работу свою делал справно»

   В самом конце  улицы, из-за поворота , показалась машина с  длинной вахтовой будкой. Она вырулила  на  средину  дороги  и  неторопливо покачиваясь, покатилась  в нашу сторону .  Дорога была  бугристой и скользкой.   Машина  шла   медленно , неуверенно,  и  у гаража остановилась,  словно устала, и решила передохнуть.  Водитель из кабины   помахал нам рукой, и мы подошли  к машине. Я открыл дверцу будки,  заглянул внутрь.  На этот раз, это были « наши похороны».  Все  провожающие, гроб , памятник, всё  уместилось  в  одной будке.  Мы уселись  и машина тронулась  по широкой, сельской улице, унося в последний путь , тело тихого, незаметного человека. В будке находилось, не более десяти человек.  Жена с дочерью, три женщины за сорок и четыре мужика неопределённого, среднего возраста. На  лицах провожающих  застыло  выражение непроницаемой, окаменевшей скорби. Мне даже показалось , что они совершенно не обратили внимание  на появление  двух новых  пассажиров.  Через  10  минут  мы выехали на окраину села. В окошечке мелькнула полоска леса, при появлении которой, у меня  невольно вздрагивало и сжималось сердце.  Этот  кусочек леса,  расположенный  в чистом поле, опоясанный  ручьями и стареньким забором,  скрывал  от людских,  проезжих глаз – кресты, могилы , надгробия и являлся  последним пристанищем,  усопших жителей нашего села. Подъехали с  главного входа. Машины на кладбище не заходили. Было оно довольно стареньким  и тесным ,  разъездные  дороги отсутствовали. Хоронили на нём ещё с позапрошлого века, а в те далёкие, незапамятные  времена , в  проездах видимо, не очень  нуждались.   К машине подошли  четыре человека , вероятно копальщики из похоронной  команды. Четверо   не молодых, жилистых мужика  с сумрачными, обветренными  лицами. Они без суеты выгрузили гроб. Взяли его на полотенца и не торопливыми, мелкими шагами, двинулись на кладбище. Мы зашагали за ними. У самого входа, меня остановила молодая девушка, с «одинадцатичасовой» похоронной процесии,  и  протянула  венки . « Это ваши»,- сказала она мне.  «Извините, что так получилось»,- ответил  я.  Мы  обменялись венками  и  пошли следом за процессией.  «Вы уже захоронили  женщину?», - спрсил я.  « Да, да», - ответила она,  думая о чем-то своём, и продолжила: «Сейчас  произнесут пощальные  речи.  Выпьют, поговорят и разъедутся. Я ведь не знала эту женщину. Меня  так, для массовки  взяли.   Она  работала раньше у нас. А вы знаете, незнакомых людей хоронить проще. Сердце не ноет  и   драматизма в голове поменьше.  Как-то по филосовски ко всему относишься,  и смерть  уже кажется,  естественным   завершением  жизни»,- помолчав, продолжила,-  « Я ведь не местная,   никого толком  не знала и  здесь подружилась с однй бабушкой. Ходила к ней в гости, помогала в огроде, чай пили вместе. Одинокая она была, добрая и… умерла.  Я так плакала, плакала.  Неделю не могла успокоиться, словно родного человека потеряла», - опять задумалась, и сказала, -  « Вы знаете, я наверно ленточку из  венка выплету и на какую-нибудь одинокую могилку пристрою.  Там у них венков и так хватает.  Ни кто и не заметит. Ну, до свиданья вам!»,- сказала она на прощание, помахав  мне  рукой, и осторожно ступая, пошла по заснеженной тропинке  кладбища. Я крикнул ей в след: « Спасибо вам, за венки!  А как вас зовут, добрый человек? Какое имя у вас?». « А вам зачем? Люба!», - ответила она и зашагала дальше.