После горячего пили компот.  А далее  снова  водку, но в разумных пределах.  Вели не продолжительные беседы о президенте, о ценах, о погоде. Анна Михайловна в разговорах не участвовала. Сидела, застывшая, как памятник, сложа руки на коленях, опустив голову в низ. Словно  спала. Когда  разговоры исчерпали себя, женщины осторожно, не тревожа хозяйку, собрали со стола посуду, и потихоньку засобирались по домам. Хозяйка, вдруг очнулась.   С  виноватым и растерянным  лицом  поднялась с места,  огляделась  по сторонам  и принялась растирать  виски, приводя себя в должный вид.   Наталья Андреевна  жестом усадила её на место : « Аня отдыхай.  Молодой  человек нас проводит, а Николай Васильевич,  здесь его  подождёт! Так  ведь, Николай Васильевич?».  «Не возражаю», - бойко ответил Николай.  « А заодно  ваш молодой коллега, воочию, так сказать, оценит   состояние нашего уличного  освещения.  С  прошлой зимы в потёмках ходим», - язвительно добавила  Галина,  обратившись    к Николаю. Николай   оценив  значительность  момента,  привстал с  места,  и улыбнувшись, миролюбиво ответил : « Женщины, дорогие! Мы бы рады вам помочь, но уличное освещение  обслуживает сельсовет,  к ним все претензии.  Задача нашей организации – бесперебойное обеспечение электроэнергией частного  и  производственного сектора. По нашей работе будут  замечания, предложения». « Нет, с  этим всё в порядке. Свет  течёт бесперебойно.  Дороги расчищены. Жить можно», - ответила Галина  и,  попрощавшись, женщины  стали выходить на улицу. Анна Михайловна  набросив на плечи шубу, решительно последовала  вслед  за ними. На крыльце она негромко   окрикнула   Галину словами : « Галя, пожалуйста,  задержись на минуту!». Галина,   не обернувшись,  прошла до калитки.  Остановилась, замерла.  Ну, а мы с Натальей Андреевной  вышли на улицу. Вздохнули свежего, морозного  воздуха. После пахучих,  церковных благовоний,  уличный  воздух, показался  лечебным кислородом. Бодрил, отрезвлял, придавал  новые силы. Был вечер, около восьми. Улица снизу доверху стояла погруженная во тьму, не считая двух фонарей, которые в принципе, ничего не меняли.  На чёрном, траурном  небе  звёзды отсутствовали, а в том месте, где должна быть  луна, высвечивалось небольшое желтое пятнышко, напоминавшее  фару ближнего света, далёкого автомобиля. Подсветки с неба ожидать не приходилось. Прошли до первого фонарного столба и остановились в ожидании Галины. Под ногами кружился легкий снег. Где-то недалеко,  в  запутанных закоулках, натужно  урчал заблудившийся трактор, чистивший дороги. Из ближайшего огорода  доносился  лай  одинокой  собаки.  Неторопливый, ритмичный лай,   похожий на  белый  стих. Молча,  постояли у фонаря. Наталья  Андреевна в  тревожном ожидании  поглядывала на калитку  и как мне показалась, была вся на нервах. Галина  задерживалась на неопределённое время.

   Доводилось  мне  видеть  похороны,  где  родственники,   к вечеру  третьего дня, в поисках   виноватых,  хлестали люди  друг -  друга  горькой  правдой, как плетьми, и нечем хорошим  это не заканчивалось. Сегодняшний вечер  прошел в тихой, дружественной обстановке. Никто не закатывал истерик, не рыдал, заламывая руки, не падал в обморок. Всё было обыденно.  Без  лишних  эмоций. Однако  Наталья Андреевна волновалась за свою подругу.  Очевидно, всё было не так просто, как казалось бы, на первый взгляд.    «Да не переживайте вы»,- сказал я,-  «Вернётся  ваша подруга,  жива, здорова». Наталья  Андреевна, окинула меня взглядом  и спросила : « А с чего вы взяли, что я переживаю?».  « Да  вы глаза свои, на калитке оставили»,- ответил я.  Она растерянно улыбнулась : « Ой, так заметно? А я вся на иголках.  Они же бывшие подруги. Обе не уступихи.  А  Галинка ей, Сашку простить не может». «А что же он, ребёнок малый, которого  мама бросила? », - спросил я. « Всё верно вы говорите», -  ответила Галина, переходя на   более спокойную, будничную интонацию, и печально  добавила: « Вы  же, всего не знаете». Она  бросила взгляд на калитку, быстренько перекрестилась и со словами : « О, Господи! Прости меня грешную!»,- продолжила, - «Три года назад Анька вышла на пенсию и зачастила в город.  То к дочери, то к родственникам. Уедет на день, через месяц возвращается. Он её, ни, словом не попрекнул. Да она никогда эту деревню и не любила, за 25 лет  с ней так и не свыклась.  В конюшне не бывала, брезговала. В  огороде её, не застанешь. Управлялась, только, что по дому, но дом в чистоте содержала. А за Сашку  она, в 28 выскочила. Всё принца ждала,  выбиралась.  Сашке в ту пору 32 было, то же конечно, не мальчик. А у  него и деньги были, на севере  десятку отработал. Она его быстренько и  прибрала к рукам, под каблук  подмяла.  Он человек добрый был, светлый какой-то, безобидный.  Анька, что в гости, что на праздники, его  с собой никогда не брала.  Он ниже её ростом, не видный какой-то, в компаниях  не заметный. Дома сидел.  Да и не рвался он в шумные компании. А Людка после школы, в город уехала учиться  и там замуж  засобиралась. Он на свадьбу  костюм прикупил, готовился, светился от радости, а его не пригласили.  Я потом Людку спрашиваю: « Что ж вы так с отцом!  Не по людски   это».  Людка мне ответила, без всякого смущения, как  правая: «Да ну его,  там люди образованные, культурные, а он разговора поддержать не умеет.   Политикой, искусством, не интересуется.  Телевизора не смотрит, ничего ему не интересно.  Хозяйство, да  рыбалка, вот его интерес.   Да ещё навозом пахнет, красней за него». А что на деньги от этого  хозяйства  выучилась, не поминает.  А Сашка их обоих любил, всё прощал. Анька  в город  рвалась, а жилья-то своего нет.  Родственники всё к рукам прибрали. Он  видимо понял,  что  более  её, ни чем  не удержишь. Продал машину, мотоцикл, родительский дом,  а деньги ей, все до копейки отдал  и отпустил на все четыре стороны. Купила в городе «двухкомнатную».  А Людка после отъезда матери, сюда и носа не совала и, Сашка, внучку свою, восьми лет от роду, так и не увидел. Туда  значит, не приглашали, сюда не привозили. А как Анька уехала, сразу переменился, захандрил  и   два года  назад заболел раком.  Ну, тогда  его, ещё можно было спасти.  Звоним Аньке, нужны лекарства, помоги достать. Ответила: « Не жена  я ему.  У него своя жизнь, у меня своя». А Сашка умирал тихо, боли свои на показ не выставлял. Не ныл, не жалился на жизнь, от  того и жалко его. Мы уж  наревелись  с Галиной».

   Неслышно подошла  Галина, спросила : «О  чём речь? Опять Наталья все наши тайны выболтала?».  «Что ты, что ты?  И половины не успела», - насмешливо ответила Наталья Андреевна, и тут же поинтересовалась, - « Ну, а как прошли твои переговоры? Расстались видимо миром, раз  не поцарапанная  пришла. А то ведь у Аньки не задержится».  «Миром, миром», - добродушно ответила Галина  и  озвучила   итоги дружеских  переговоров, - « А что!  Похоронила, как положено, денег не жалела. Да у неё самой жизнь не сахар. Людку,  «образованные», выпроводили из дому, а дочку не отдают. Людка у Аньки  обосновалась. Судятся теперь с  мужем.   У тех деньги, связи, вероятнее всего  дочка останется с отцом».  « Надо было ровню  себе искать.  А то воспарила в небеса. Отца забыла.  А они ей место свое указали. Не лезь, с  нечистым  рылом, да в калачный ряд », - под итожила Наталья.  «Ой, Наталья!  Какая ты смелая, да справедливая, когда никто не слышит!», -  восхищенно сказала Галина.  Женщины  рассмеялись  и пошли вниз по улице, прогулочным шагом. Я пошел следом.  Они о  чем  -то  тихо  переговаривались, меня в разговор не вовлекали .  По улице гуляла метель. Падал снег. Легкий ветер подхватывал  снежинки, вертел, кружил, сбивал их в стаи, затем  веером   рассыпал по улице. Они  опускались  на землю, и по воле ветра  превращались в ползущих змеек. Путались под ногами, скользили по сугробам  и всё продолжали и продолжали своё безостановочное движение за село, в сторону  открытого пространства, в поля, в луга.

   Остановились  возле невысокого, старенького   дома с неосвещёнными окнами.  Дом мне показался  пустым. Галина два раза шагнула в сторону калитки и развернулась к нам лицом. « Ну, всем  до свидания! Да, совсем забыла. Анна сказала, что на памятнике у  Александра  Васильевича - ошибка,   перепутали  год  рождения.  Шесть лет прибавили», - сказала она.  Мы стояли и молчали.  Я не знал, хорошо это или плохо.  Добавили человеку шесть лет жизни. Моя бабушка всегда путала  год своего рождения и при получении  паспорта   говорила: «Пишите, как хотите,  на  том свете разберутся, как и сколько мне  жилось на этом». Наталья Андреевна  решила  не  усугублять  печальные настроения  этого  дня и сказала  просто:  « Год смерти  и остальные даты, написаны  верно, я проверяла,  и   на том  спасибо!»    « Да, конечно, конечно. Сашке  уже -  всёравно», - согласилась Галина  и направилась в дом .  « А что, Галина одна в доме проживает?»,-  спросил я .  «Обе мы вдовы», - ответила   Наталья Андреевна  сухо  и   отойдя  на некоторое расстояние ,тревожно  оглянулась  и  продолжила :   « Галина, ещё по  молодости мужа  и сына  потеряла. Перевернулись  на прогулочном катере. Она долго потом от этого  отходила.  В  монастыре жила несколько лет, не прижилась. Вернулась  в мир. Сейчас ей 46, замуж больше не выходила. А  мой, три года назад умер от сердечного приступа. У меня сын и внук  в городе. Навещают иногда.  А у неё никого, кроме меня.  Да она привыкла к своему одиночеству ».  Наталья  Андреевна  закончила  монолог  и остановилась в раздумьях. Потом  неожиданно повернулась ко мне  : «Послушайте, я ни кому ещё не говорила, даже  Галине. Но завтра всё равно все узнают.  У меня  храниться  завещание  и дарственная  Александра  Васильевича.  Сегодня я не стала  ничего  обнародовать, чтобы избежать  излишних волнений.  Анне Михайловне и её дочери,  оно вряд ли придётся по душе  и уж точно не прибавит  хорошего  настроения.  Дом  со всеми постройками и огородами, переходит в собственность  Галины  Николаевны  Берестовой. Не большая  сумма на сберкнижке, завещена мне и  уходит на оплату похорон, а на  то, что останется, мы закажем с Галиной памятник.  Вот такие вот  дела. Завещание он написал за полгода до смерти  и отдал мне на хранение. Что вы думаете по этому поводу? ». Я немного  растерялся от такого поворота событий, и мне показалось невероятным,  что такая  болтливая и бесхитростная на вид женщина,  полгода  хранила молчание и не проронила  ни слова, ни звука,  даже своей единственной подруге. Наверное, были на то свои причины. Я  ответил:  « По - моему, всё справедливо». « Как вы меня успокоили», - облегченно вздохнула  женщина, -  « Я же вся на нервах . Правильно, не правильно  поступаю. Мне и  довериться - то,   не кому было. Гале не могла, она же бессребреница. Скажи я ей, неизвестно , что бы из этого вышло.  А  если бы Анька узнала,  то  через день, вся улица нам бы косточки перемывала, а  соседи бы поедом   заели, ещё полгода назад. Извините меня! Я с вами так откровенно.  Загружаю вас  своими проблемами. Вы мне показались  приличным  человеком.  Я и маму вашу знаю, она хорошая женщина.  Что хочу сказать.  Ещё год тому назад, кто-то ему донёс, что дочка вместе с внучкой в посёлке.  На юбилей чей-то приехали  и  остановились у подруги. Послал меня к ней. Я нашла дом, где она пребывала, её вызвала на улицу, и говорю ей:  «Что ж ты мимо дома своего ходишь, а  в дом не заходишь. Хоть бы в гости зашла. Негоже, отца  родного забывать».  Она мне ответила,  очень просто:  «Я  бы зашла,  да некогда. Передайте ему привет от меня!».  И пошла в дом. Я обомлела, кричу ей в след : «Людмила, отец твой болен! ».  « Мне всё известно про его болезни, желаю ему скорейшего выздоровления!» Вот  таков был её ответ. А  Александру  Васильевичу  я сказала, что мол не нашла её ни у каких подруг, может  и не было её вовсе, привиделось кому-то. Он  расстроился  и всё равно   ждал доченьку, все окна проглядел, надеялся на что-то.  Вот  тогда наверно и понял, что не нужен он дочери своей, а полгода спустя, написал завещание. Когда Саша умер, я позвонила Анне , она ничего вразумительного  мне не ответила. Мы её и не ждали. Всю организацию похорон взяли на себя, а она приехала  с Людмилой  на второй день. Без денег.  Я деньги ей, в тайне, от Гали подсунула, она  моими деньгами и расплачивалась.  Вы не подумайте, мы с Галиной не бедствуем,  но Галине дом не помешает.  Свой-то  у неё, через 2 года развалится. Если она о себе не думает, то о ней подумали  другие, а я это всё сохранила,  до поры, до времени. Ой, а что завтра будет! Я даже себе не представляю. Ну что будет, то и будет. Извините, что вас задерживаю. А вам спасибо за компанию. До свидания! Всего  хорошего!».