Я был не против.  Мы,  молча,  пошли по улице.  Был зимний вечер. Середина декабря.  Городок жил своею жизнью.  Смачно  дымили трубы чугунного завода.  Над городом, в  черном небе,  висели  дымчатые, стойкие облака .Что было  признаком, относительного  благополучия. Завод  являлся   градообразующим предприятием  города, и  если дымились трубы  завода,  значит,  город  жил. Страдала  городская экология. То была оборотная сторона медали.  Зимой - снег в центре города приобретал, черно - коричневый, чугунный  оттенок.  Летом -   зелень листвы укрывал надёжный слой изумрудной  сажи, несмываемый никакими дождями.  Горожане покорно  смирились с такими побочными явлениями .  На очистные фильтры, у завода, не  хватало оборотных  средств.   Не до жиру.

Она шла рядом, но была далеко.  Как  будь - то, где-то в параллельных мирах. Казалась  немного расстроенной.  Как лихо она меня, во всё это втравила. Можно было-бы просто обменяться комплиментами и мило расстаться. Что я помню о той, ясноглазой девушке?  Если отбросить очарование молодости, снять розовую пелену влюблённости , а положительные свойства  личности , поменять  на  отрицательные. Что тогда остается? А остаётся всёравно - приличный человек.  Ум и доброту  не искоренить временем. За 12 лет много воды утекло. Наверно и я поменялся не в лучшую сторону. Однако в кладовых её памяти , мой светлый образ  сильно возвысился и орлом устремился в небо. Что там ещё по перечню, моих былых заслуг –  красивые речи и  блеск   глаз. Красивые речи можно сразу опустить. В красивых речах -  гибнет добродетель. Блеск глаз – возможно присутствовал. Я как-то не вижу и не чувствую своих световых излучений. Вот, например, Анна Каренина в минуты душевного подъёма, чувствовала, что её глаза светятся, а я нет. Идём и молчим. Я не знаю с чего начать, все слова кажутся не уместными. Сомневаюсь я, что она поверила в чудесное перевоплощение Александра в Андрея. Хотя всё может быть. Чувственные женщины проницательны, но доверчивы. Нас  с братом путали иногда, но случалось  это - крайне редко. Вероятно,  имелись  какие-то общие , родственные приметы , и всё-таки  его считали красавцем, а о моих внешних данных скромно умалчивали. Есть такая притча о двух сестрах – близнецах. Одна была красива, другая нет.   Различали их только те , кто умел  видеть красоту, а кому этого было не дано, для тех они были совершенно одинаковы.  Людмила тогда имела свой взгляд на мир и на красоту. В живописи она знала толк  и притчами о красоте её не смутишь. Её рассказы о жизни художников и их полотнах, поражали своей осведомлённостью и  тонкостью деталей. Для неё они были, как близкие родственники. Она знала о них -  всё. Что осталось в моей памяти? Ну, например. До двадцатого века живопись была предметной – люди, лица, природа, стол, стул.  С приходом двадцатого века Кандинский и Малевич , сделали её беспредметной. Линию, точку, овал, и разные геометрические фигуры - превратили  в живопись, придали им объём, красоту ,цвет, расширили горизонты традиционного искусства. Или  о Ван Гоге. Суетливый , нелюдимый человек. Жизнь  его, мягко говоря,   была не сахар . Местные жители считали его чудаком. Коллеги по цеху, в тайне смеялись , над его художествами. Картины не продавались. Периоды восторженной радости, сменялись переиодами мрачной тоски. Зато он не суетился в выборе натуры. Выходил на улицу. Видел поле –  рисовал поле, поворачивался – видел лес – рисовал лес, женщину, идущую по улице, облака за деревней. Не утруждал себя прорисовкой деталей. Главное у него был цвет, бьющий не в бровь, а в глаз. Когда Людмила всё это рассказывала , от неё исходил тихий свет. Очевидно, этот свет и отражался в моих глазах.

    Подошли к перекрёстку.  Перекрёсток украшал единственный в городе светофор. Что уже само по себе возводило его в ранг городской достопримечательности. Как он здесь появился, никто наверно и не припомнит .  Сегодня  у него рабочий день .  Сегодня он светился всеми своими тремя цветами, на все четыре стороны.  А случались и выходные, длились порой неделю - другую, и как-то странно по времени, совпадали с запоями местного  мастера - релейщика  Саныча, обслуживающего  данный светофор. Всё это смахивало на необъяснимые физические явления, впрочем, вся эта мистика наверняка  имела простое, логическое объяснение.  Навстречу нам, в сторону вокзала спешили люди. Светофор был им, не помеха. Они  двигались на  «зелёный», на «красный», и на «желтый».  А в это время  на  проезжей части  терпеливые водители, пережидали массовый   исход  нетерпеливых  пешеходов. Мы проскочили вместе с ними. «Вы извините меня», - произнесла вдруг Людмила, прервав затянувшееся молчание, - «Извините! Неудобно, как-то всё получилось. Еду в электричке и вдруг вижу мужчину, похожего на Сашу. Сидит, чуть ли не напротив меня,   и ноль  внимания. Значит, думаю, не он. И всё же посмотрел на меня. Улыбнулся, и глаза его засветились.  Серые глаза, засветились изумрудным, зелёным светом, как у Саши. У меня сердце чуть не выскочило из груди. А он повернулся , закрыл глаза и заснул. А перед станцией  вышел в тамбур и пропал. И что вдруг на меня нашло , какая муха меня укусила? Не успокоюсь, думаю, пока не узнаю . Он - не он. Высмотрела в очереди. Заказала вам билет. Жду, места себе не нахожу, не знаю - куда деваться. Пошла купила вино. Зачем - не знаю. Прибежала, смотрю, вы подходите к дереву. Спряталась за углом. Вся дрожу. Ну если будет ждать , значит он, значит -  узнал. Через некоторое время, чувствую –  всё,  уйдёт. Прибежала , затеяла разговор, а вы всё на часы смотрите. Улизнуть , норовите.  Что же вы всё молчите?  Если вы куда-то торопитесь , я вас не задерживаю. Вы  не в плену ». «Нет. Я не куда не тороплюсь. Я вас  слушаю. Потому и молчу», - ответил я.  Да ,что это? Извечное женское любопытство или  тоска по несбывшимся надеждам.  Но в решительности ей не откажешь.  Чувствуется характер.