… - Демьян Минеич, что с тобой? – всегда суровый и внешне ко всему спокойный, домовой вдруг загрустил.
- Эх, да вспомнились былые времена…сколько-то народу казачьего полегло-то! Многие наши не выдерживали, и уходили тоже в степь…
- А как же дома-то их? Бросали, что ль?
- Да, бросали, только не дома, а пепелища…
- Может, не будем вспоминать, раз тебе так тяжко?
- Да ты что! Оставить в забвении? И так столько лет-то ждал, покудова ты хоть словечко замолвишь…
- Тогда – продолжаем?
- Конечно! Только ты, того…что так мало-то рассказали, как раньше жили-поживали. Как будто и не было ничего? А, ну, возвертайся взад, покудова лихие лета не наступили!
- Как пожелаешь, Демьян Минеич!
- Эхе-хе, раньше меня и кликали-то совсем по-другому!
- Как, и у вас такое бывает?
- А что ж тут такого? По сути мы такие же как и вы, только качеств многих не ведаем ваших.
- Каких, Демьян Минеич?
- Не скажу, а то разобидишься, и писать не будешь, или так расскажешь, что мне самому с собой не захочется знаться!
- Вот обещаю – не обижусь!
- Вот тебе и качество: это ты так говоришь, а сама не всегда хозяйка словам своим! Мне, может, и не скажешь, а затаишь обиду…не умеете, вы, люди, слово держать крепкое. А у нас ежели кто и нарушит в кои-то веки, то и разжалован будет в раз!
- А что, это такое почетное дело – быть домовым? Ой, прости, домохозяином?
- Вот-вот, домовой, домовой…не воем мы-то, это мы музыку порой в трубах слушали. А вы вой, вой… 
- Оговорилась, ну что ты!
- А звали меня Дороня, да пришлось иное имя взять-то после лет лихих…
- А ты сам себе имя выбирал?
- да что ты! На вече нашем и нарекли меня, когда я стал домохозяйничать, а до тех пор я же в походах участвовал, похожим был…
- На кого похожим?
-  Вот неуч-то! Похожий – то бишь походный, по-вашему! Разбазарили, растеряли слова-то, что и не ведаете самого простого…все больше по несуразицам своим убиваетесь! Надысь попытался я почитать газетенку-то вашу, да слов-то там ничего не значащих столько, что и не мудрено, что голову тебе задурили!
- Хорошо, хорошо! Выходит, в походах тоже свой хозяин был? 
- А то, как же! Кто позаботится, чтоб ветер не задувал костер, да щи да каша вкусные да сытные были? Да ладно, заговорила ты меня, давай, рассказывай!
- Как скажешь, Дороня!
- Не кличь меня так пока…нет надобности…Демьян Минеич я…

…великие были походы казачьего народа, в каких местах только не оставили они след! Да только не надобно им было оставлять для подтверждения того всякие нагромождения, которые потом люди назовут памятниками архитектуры…были они быстры на подъем, и никто не знал пощады от них, коли осмеливались потревожить воинство…
Но наш сказ уж о том, как все похожие, то бишь, походные, стали домохозяинами. 
По соизволению Великого царя Московии дарованы были земли, и решили казаки станицы там основать – чтобы было куда из походов возвращаться.
И заложен был дом старшины казачьего, и пригласил он на хозяйство Дороню. Собрали все походные вече и решили, что пора и осесть им, и самим учиться и учить хозяев своих уму-разуму, как дом обустроить…
Но хоть и стали домовитыми казаки, но не смирили дух свой вольный, и любой приказ, что поступал от Московии, сначала рассматривали: а по справедливости ли он, не идет ли в разрез с вольницей?
И не раз приходилось домохозяинам помогать в сборах казачьему люду, чтоб отстоять свои права.
Даже имена были у них свои, и не могли служаки поповские нарекать их по-своему.
Да дорого такая вольница стоила, не одну голову погубила жажда воли. Но никто и не сожалел о том: воля стоит дороже. Потому и суров был нрав как у казаков, так и у домохозяев их: поди-ка, пластилиновый, выстой!
Помнил Додоня и славного казака Ермака Тимофеевича, что гостевал у старшины перед своим поход в страну Тартарию.
А потом и Степана-батюшку привечал, да убаюкивал ночью, чтоб сил набрался перед сражением…
…и за пеленой прошедших лет извратят многое, да помнят все домохозяева, вот только не каждый и не каждому скажет то, что было…хранят они память, оберегая от назойливых да похотливых…