Иван Иванович принялся молчаливо рассасывать во рту лекарство, затем, уста­вясь в окно на возвышающийся над противоположным берегом Невы Адмиралтейский шпиль, сказал:

- Был я у цыганки одной. Давно это было, ещё в годы перестройки, когда Совет­ский Союз стал рассыпаться. Наговорила она тогда мне, зараза старая, с вагон и ма­ленькую тележку: «Большим человеком будешь, очень могущественным. Бояться тебя будут, подчиняться тебе будут. А сын твой сгорит. Сам ты умрёшь через пять лет после его смерти, умрёшь из-за своего близкого друга». Я слушал её, посмеивался и не верил. Но прошло время. У меня появились нужные связи, затем – кое-какое влияние, и стал я, в конце концов, как и предрекала цыганка, кукловодом.

- Кем?

- В куклы начал играть, - рассмеялся своей шутке Иван Иванович, хотя в его голосе чувствовалась горечь: – В живые куклы, которые выступают в разных там Думах и на съездах, сидят в кабинетах Кремля и корчат из себя русских патриотов или великих политиков, а на самом деле выполняют то, что им приказано. Несколько человек нас таких кукловодов, и всего этого добились мы без всяких там гипнозов и пара­психо­логий. Ты не представляешь, какое это невероятно прекрасное чувство – обладание истинной властью!

Старик замолчал. Задумчиво улыбаясь, он погрузился в какие-то свои воспо­ми­на­ния, и после паузы продолжил с ностальгическими нотками в голосе:

- Да, могущество, богатство и власть – это прекрасно. Мелькали год за годом. Жизнь катила, как комфортабельная машина по гладкому шоссе, хотя конечно на этом шоссе и хватало ухабов. Но я их успешно преодолевал, даже интересно было – пред­став­ляешь себя игроком в шахматы и играешь, решаешь проблемы и проблемки, перед­ви­гаешь фигурки на доске, а если надо, убираешь их с поля… Ну, да ты сам всё прек­расно понимаешь. О давнем визите к цыганке я, естественно, со временем позабыл. И вдруг в Германии в железнодорожной катастрофе погибла семья моего сына: жена и двое детей – Игорёк и Катя. А, узнав об этом, сгорел и мой сын.

- То есть, как сгорел? Прыгнул в огонь?

- Он сгорел не от огня, от водки сгорел. С горя напился и,.. – Иван Иванович тяжело вздохнул и высморкался в платок. – После его смерти я и превратился в такую вот рухлядь, расклеиваюсь потихоньку, он ведь у меня один был. Живу теперь вот и денёч­ки считаю - со дня его смерти скоро уж пять лет исполнится.

Неожиданно его глаза весело заблестели. На губах снова появилась улыбка:

- Только ошиблась цыганка. Про смерть сына правду сказала, а про мою - нет. Ошиб­лась! Не умру я из-за своего друга, уже не умру. Пережил я всех своих друзей: пос­ледний мой хороший приятель умер месяц назад. 

- Умер? Своей смертью?

Старик продолжал улыбаться, но в голосе зазвучала обида:

- Полагаешь, я побоялся предсказаний цыганки и его из-за меня порешили? Оши­ба­ешься, он сам умер. Не вру. Я теперь ко всему отношусь философски и смерти не боюсь. Чего её костлявой бояться, если она неотвратима? Такой закон природы: если существует рождение, то обязательно будет и смерть. Вот, правда, насчёт грехов… давит меня мандраж. Чувствую: нагрешил немало. Всё чаще об этом задумываться на­чал. Хотелось бы до смерти все свои грехи искупить. В церковь стал регулярно ходить, три новых храма в Москве строю, тебя вот с того света вытянул, Питер от Соболя и этого педика – отца Прохора освободил…  

- Как освободили? 

- Чтобы не вызывать лишней шумихи и ненужных обсуждений в прессе, Соболев вдруг три дня назад скоропостижно решил повеситься, а мои ребята ему в этом немнож­ко помогли. Сильно оборзел он в последнее время, став правой рукой городского мэра. Вот и доигрался. Музыкальному протоиерею Прохорову тоже не повезло - его любов­ник приревновал и прирезал… якобы его любовник.

- Это они меня «заказали»?

- Они.

- За что?

Рука Ивана Ивановича потянулась к дверному отсеку с кнопками. Зашелестели открывающиеся жалюзи, опустилась зеркальная перегородка. За ней сидели трое: крупный мужчина лет пятидесяти, молодой парень в форме капитана милиции и худенькая женщина средних лет с подвижными беспокойными глазами. Посмотрев на неё, Олег сразу определил, что именно она в команде охраны является гипнотизёром.   

- Петя, будь добр, - пробасил Иван Иванович, не оборачиваясь. - Расскажи господину Савицки, за что его хотели убить.