Паршуков устраивается в моём кабинете и начинает по очереди  дёргать нас туда. Возвратясь, каждый молча занимает своё место и старается не глядеть на других.

Последним захожу я. Следователь, сцепив руки в замок за спиной, внимательно смотрит в окно. У него длинные, «музыкальные» пальцы. Он высок, тонок и прям. Аккуратист, наверное. Возможно, даже педант.

Дождь прошёл. Нахальный ветер шевелит траву, пытаясь её просушить. Человек в камуфляже замешивает что-то в резиновой чашке. Гипс? В стороне от дорожки видны два следа. Он аккуратно вливает смесь. Дождь был косой и мелкий. Вероятно, поэтому следы не размыло. Носками они смотрят в сторону окна спальни.  Иркиной спальни.

Паршуков занимает место за столом и указывает мне на стул напротив. Что-то пишет, не поднимая на меня головы. Красивая прядь свешивается к виску.

Положение гостя в своём доме непривычно и неприятно.

-- Вы подозреваете убийство?

Он покачивает головой то ли мне, то ли своим мыслям.

-- Но как это…  Какая причина?

Ярко-голубые глаза мужчины спорят  с чёрными волосами.

-- Фамилия? – говорит он.

Пытаюсь объяснить, что я хозяин  дома, но вместо этого приходится говорить имя, отчество, год рождения…

-- Как вы расстались с покойной?

Господи, «как расстались». Да как обычно: поцеловал в щёчку и отправил спать.

-- Значит, вы видели её последним?

Мы все видели её последними. К тому моменту компания была уже в сборе. Разве  опрошенные не сказали ему об этом?

-- Сколько раз вы отлучались из гостиной и когда?

Да ёлы-палы! Уж это-то ему наверняка должны были сообщить.

-- Я вообще не отлучался. Я вышел из гостиной только утром, вместе со всеми. Мы пошли будить жену…

Кажется, мой голос дрогнул.

-- И не отлучались всю ночь? -- Он смотрит с насмешливым недоверием.

-- Нет.

-- Даже в туалет не ходили?

-- Не ходил.

-- Как же вы терпели?

Кто ж его знает, как я терпел.

-- После джина с тоником?

Он и это занёс в протокол. Интересно…

-- А я не пил.

Он красноречиво тянет носом.

-- Я выпил только утром. Стало зябко.

-- Хорошо. А кто выходил, в какой последовательности?

-- Я за ними не следил. Первым вышел, кажется, Яша… 

-- Яков Щербицкий?

-- Да. Потом… Уже не припомню, Виталий или Рома. Всё-таки, наверно, Виталий. Точно, Виталий.

-- Кожаев?

-- Ну да. А потом, значит, Ромка…  Роман Камбулин.

-- И всё? По второму разу никто не отлучался?

-- Товарищ следователь. Я вообще-то следил за игрой. Мог и не заметить, где находится прикупной и что он делает.

-- Ладно. А в какое время они выходили?

-- Ну-у, этого вам, наверно, никто не скажет. Кто же следит за часами, играя в преферанс!

-- Не знаю, -- он брезгливо морщится. – Но хотя бы примерно…

-- Все хождения начались, когда было уже темно.

-- Темно…  Кстати, что у вас с дворовым освещением?

-- Вам и это известно? Полетела лампочка.

-- Когда это случилось?

-- Перед самым приездом ребят.

-- А как вы могли это узнать, если они приехали засветло?

-- У меня сумеречный выключатель. Он включает освещение немного раньше, чем наступает настоящая темнота.

-- А когда был фейерверк?

-- Примерно около полуночи.

-- И кто его запускал?

-- Откуда я могу знать! Посёлок большой. То и дело кто-нибудь что-нибудь празднует.

Он задумчиво стучит своими музыкальными пальцами по столешнице.

-- У вас один туалет?

-- Нет, три. Один в доме, другой в бане и ещё третий. В гараже. На случай, если припечёт в машине, по дороге домой.

Изображаю улыбку. Она получается жалкой.

-- Значит, не выходя из дома, можно попасть только в один?

-- Значит, так.

-- И в него только одна дорога. Мимо спальни вашей жены.

-- Из гостиной да.

-- А откуда ещё?

-- Из кухни мимо моей спальни. Из прихожей мимо кабинета.

-- Ваши друзья ходили именно в этот туалет?

-- Скорее всего, да. Что за радость выбегать на холод, когда можно без этого обойтись! К тому же часов, может, с двух-трёх постоянно шёл дождь. Да и света во дворе, как вы уже знаете, нет. Тьма кромешная.

-- Хорошо. У вашей жены был сейф?

«Был»? Сейф и сейчас есть. Это у сейфа была моя жена…  Тьфу, чушь какая-то в голову лезет.

-- Да.

-- А у вас?

-- В доме нет. Все нужные бумаги я держу в офисе.

-- Она вела какие-то свои дела?

-- Вряд ли. Она хранила там некоторые вещи. И бумаги своего покойного отца. Её отец Агишев. Константин Агишев.

Он аккуратно записывает фамилию в свой блокнот. Вот тебе и на. Не более пяти лет, как покинул этот мир крупный юрист Константин Петрович Агишев… Вот так живи, тянись. А пройдёт несколько лет – и даже коллеги тебя уже не помнят.

-- Вы знаете, где она держала ключ?

-- За зеркалом. Там есть маленький такой тайничок.

-- Вы нам его покажете?

-- Конечно. Это очень просто.

-- У неё были от вас секреты?

-- Н-нет…  Думаю, что нет.

-- Тогда почему она держала сейф в своей спальне, а не в кабинете?

Так получилось. Несколько лет назад мы делали в кабинете ремонт и временно перенесли сейф в иркину спальню. А потом увидели, что он неплохо вписался в нишу, за портьерами, и решили там его и оставить.

-- Повторяю, мне он был не нужен. Только место в кабинете занимать!

-- Хорошо.

Паршуков роется в своём чемоданчике, извлекает из него небольшой пластиковый пакет и кладёт передо мной.

-- Вы можете пояснить, что это такое?

На мне его напряжённый взгляд. Он давит повыше лба. На уровне залысин.

-- Полагаю, что шприц, -- поднимаю я голову.

-- Что вы можете добавить?

-- А что, по-вашему, я должен к этому добавить? Ну, шприц…  Вы позволите?

Беру пакетик за уголок и подношу ближе к лицу.

-- Одноразовый.

-- Как вы можете пояснить его наличие в вашем доме?

-- Очень просто. Ирине могли делать укол, это иногда случалось. Тот же Яша… Мы пару раз обращались к нему. Он ведь врач, если вы ещё не знаете.

-- Я знаю. Давно вы обращались к нему в последний раз?

-- Весной или летом…  Помнится, было ещё тепло.

-- А этим шприцем пользовались совсем недавно. Не исключено, что сегодня ночью.

-- Да-а? И где же вы его нашли?

-- Вот именно. Где мы его нашли?

-- Вы меня спрашиваете?

Выдержав паузу, он внушительно объявляет:

-- Мы нашли его в кармане вашего пальто.

На приставном столике в моём кабинете стоит графин богемского стекла, который я каждый день собственноручно наполняю свежей водой. Обычно перед тем, как наполнить, мне приходится выливать вчерашнюю воду, потому что пользуюсь графином крайне редко.

Сейчас я не заметил, как осушил два стакана подряд.

-- Как…  Он туда попал?

-- Я полагаю, что вы лучше других должны знать, как  вещи попадают в карманы      в а ш е г о    пальто.

-- Я тоже так полагаю…  Но в данном случае не имею ни малейшего понятия. Может, кто-нибудь… ошибся карманом? Ведь прихожая освещена не так уж ярко.  А, кстати, это вообще важно? Этот…  Шприц. Имеет какое-то отношение?..

Он смотрит на меня, как ему кажется, пронизывающим следовательским взглядом.

-- Есть. Основания. Считать. Что имеет.

Распоряжаться похоронами взялся Виталий. Пожалуй, никто не может справляться с этим лучше, чем военный... Нет-нет, я совсем далёк от иронии. Разве можно испытывать к человеку, берущему на себя такую миссию, что-либо кроме чувства глубокой благодарности.

Несмотря на то, что сразу после замужества Ирка уволилась из своей газетёнки, проводить её пришли несколько человек во главе с зам. главного редактора. И группа студентов-однокашников, неизвестно откуда узнавшая о скорбном событии, явилась почти в полном составе.

В ночь перед похоронами лил дождь вперемежку со снегом, а с утра основательно подморозило. Подошвы присутствующих скользят, отчего прощаться на краю могилы  небезопасно. Мужчины поддерживают под руки женщин, а их самих подстраховывают знакомые и незнакомые, образовывая цепочки. Размятые комья земли пачкают ладони, и назначенные Виталием молодые люди с белыми повязками поливают желающим из пластиковых бутылок и предлагают вафельные полотенца.

Иркиной могилой начинается новый квартал, и за ней тянется грязная всхолмленная долина, отороченная чахлой лесопосадкой. Если посмотреть в другую сторону, то взгляд натыкается на хаос крестов и обелисков, над которым возвышаются редкие могучие деревья. На отдалении маячит тёмный силуэт. Скульптура? Приглядываюсь повнимательней, и начинает казаться, что она движется. Да. Она словно покачивается из стороны в сторону. На таком расстоянии это выглядит как в замедленном кино. Теперь чётко видно, как у неё поднимается рука, в которой продолговатый предмет, похожий на бутылку. Рука с предметом приближается к лицу, будто человек пьёт. Долго. Очень долго… 

В крохотную щель между туч на секунду прорывается луч солнца, и предмет в руке незнакомца вспыхивает и гаснет.

Это не бутылка. Кто-то наблюдает за нами через подзорную трубу.

Мы снова вчетвером за одним столиком. Стелле срочно понадобилось навестить больного отчима, а ромкину Татьяну не отпустили с работы, мотивируя тем, что покойная  не является её родственницей. Что касается супруги Виталия, то я даже не поручусь, узнал бы её, столкнись где-нибудь на улице. Когда мы собираемся у него, она к нам не выходит.

В тёмно-серых физиономиях приятелей читается не то скорбь, не то страх. 

-- Что-нибудь стало известно о причине смерти? – нарушает молчание Виталий.

-- Отравление, -- отвечаю я.

Ложка вываливается из рук Романа. Но все сидят не шелохнувшись, словно не слыша звона. Какие мысли ворочаются в черепе каждого из них? А какие в моём?

Протокол вскрытия, с которым вчера меня ознакомили, несколько удивил. Отравление? И чем же?  Бородатый парень прочёл название яда, которое тут же выпало у меня из головы.  Затем пошли понятные только ему термины с отдельными человеческими словами, из которых в моей башке так и не сложилось никакой картины. А дальше? -- поинтересовался я, когда он сделал паузу. – Что «дальше»? -- Ну, там... -- Где? -- Он, кажется, издевался надо мной. – Там! -- указал я, раздражаясь. – А там всё. -- Он уложил бумагу в папку. – Конец. -- Как конец? -- Так. Конец, -- усмехнулся он.

Значит, яд введён посредством инъекции в шею. Предполагают, что с помощью того самого шприца. Но ведь шприц найден в моём кармане. Почему же меня не арестовали? На последнем допросе следователь вообще о нём не упоминал. Спрашивал о каких-то совсем посторонних вещах. Об отношениях между нами -- партнёрами по преферансу. Между нашими жёнами. Об этом иркином сейфе. Не теряли ли мы когда-нибудь от него ключей. Не пытались ли открыть самодельными. Даже поинтересовался, когда у меня был последний половой акт с Ириной, --  видимо, уже из чисто мужского любопытства…  Этот допрос вообще оставил странное впечатление. Словно тебя водят за нос. Мне казалось, что всё время он ходит вокруг чего-то, во что не собирается меня посвящать. Вместо этого – в который уже раз – он спросил, не подозреваю ли я кого-нибудь из моих гостей, и подробно записал мои многократно повторенные ответы. Подозреваю ли я? В чём? В скрытом психическом заболевании? Как будто нет. Хотя я, конечно, не доктор.  Но представить себе, что кто-то из них в здравом уме проникает в спальню и травит мою жену...  Извините.