5. Аборигены.
Аккумулятор нашей машины разрядился окончательно. Мы остановились ночью не на основной дороге, а на объездной, в полукилометре от основного потока машин. 18 марта, на рассвете, увидели недалеко две юрты. Сначала к нам подъехал хитрый старый монгол на маленькой лошадке. Русского языка он не знал, но на вопрос: «Сколько до Улан-Батора?» написал на песке «150». Это было в десять раз меньше действительного расстояния, если считать в километрах. Подъехал другой монгол лет двадцати. Вскоре я увидел, как сержант пытается обменять у него валенки на водку, но они друг друга не понимают. Разговорников нам не приготовили. Тут я подумал, что поскольку сухой паёк нам не выдали, наступило время вспомнить монгольский язык, которому меня учил однокурсник Боря Ойдопов, он же Дугар Очирович по паспорту, он же Бабасан по комсомольскому билету, бурят по национальности, проходивший срочную службу в армии на территории Монголии. Я подошёл к высоким договаривающимся сторонам:
- Сан байн у, компан!
Услышав родную речь, абориген просиял от радости, ответил мне на приветствие, а сержант тут же уступил мне место «за столом переговоров».
- Нэх валенок – нэх архи! – сказал я, показывая один валенок, и высокие договаривающиеся стороны сразу же пришли к согласию. Ещё выменяли сыр и хлеб.
В последствии все лишние валенки за время учений мы поменять не успели, но попробовали местные сыр, колбасу и импортные вьетнамские консервы, а также просто архи, и монгольскую архи, и улан-баторскую, Приходилось кормить людей выменянными продуктами, что опасно делать, и запрещается по уставу. Ещё в одной машине нашей батареи было сотни две алюминиевых солдатских фляжек. Но их местные брали плохо. Я прихватил одну фляжку на память о военном походе. Ещё у моих родителей долго хранились погоны лейтенанта артиллерии с пылью монгольских дорог.
А пока, что бы иметь надежду попасться на глаза своей ремонтной роте, я сходил на дорогу и попросил проезжающих пехотинцев на бронетранспортёре подтащить нас поближе к основной трассе. При этом путешествии я впервые прокатился на броне БТР. А уже через полчаса к нам подъехал командир ремроты с новым генератором.
Утром 19 марта мы остановились около небольшого посёлка. Каменные пятиэтажки и одноэтажные особняки без оград и огородов стояли вперемежку с группами юрт по восемь – десять, обнесённых общим забором. Там же стояли мусорные баки. Везде – чистота, порядок. Мы подъехали к магазину, где уже остановилось много военной техники из числа догонявших свои подразделения. У местных покупателей в магазине мы поменяли рубли на тугрики: 5 рублей – 20 тугриков. Рубли им нужны для отправки детям, обучающимся в институтах, в СССР. Здесь, в посёлке уже все жители изучали русский язык, общаться было легко. А цены были необычные. Водка - дороже в 10 раз, чем у нас. Пачка сигарет «Солнышка» стоила здесь около 80 копеек, а в СССР – 10. а банка тушёнки стоила в Монголии 16 копеек. Кроме тушёнки мы ещё взяли компот из ананасов, я ел их впервые. Набрали хлеба. Паёк нам так и не давали с тех пор, как мы отстали от своей батареи. У меня было два килограмма запасённого из дома солёного сала, которым я кормил только водителей.
Местные жители предлагали меняться сувенирами. Мне давали две шкуры рыжей лисы за механические часы, но я отказался. Часы нужны командиру на учениях. Выменял бронзовую монету – 1 тугрик. На ней было написано на монгольском языке: «БУГД НАЙРАМДАЛ МОНГОЛ АРД УЛС». Хотел выменять монгольский комсомольский значок, показал наш советский одному монголу, спросил:
- У вас комсомол есть?
Но он не понял:
- Комсомол – нет, водка есть! Часы давай.
В одном месте прокатился на низкорослой местной лошадке. Выяснилось, что лошади у них понимают команды «Стоп» только на монгольском языке. Направил лошадь к хозяину. Тот её остановил.
ГАИ не было, из дорожных знаков – только «Прочие опасности», которые предупреждали и о поворотах, и о сужениях дороги, и о крутых подъёмах и спусках. Монголы ездили на мотоциклах «Иж–Планета» без колясок, но по трое, и в «газиках» – по трое, а в «ЗИЛах» - по пятеро. На них были полушубки на одной верхней пуговице. Подпоясаны они в талии цветным, завязанным бантом отрезом материи.
Мы ехали по Монголии. Когда-то монголо-татарские конные полчища прокатывались по Руси, сметая всё на своём пути. Для тысяч русичей в те века мечтой было если не самим, то хотя бы потомкам прокатиться по Монголии такой мощной и несокрушимой лавиной, чтобы и бить-то ни кого не пришлось. Мы делали то, о чём мечтали наши далёкие предки. Желания отомстить за монголо-татарское иго не было. Однажды увидели загоревшийся на дороге бортовой «МАЗ», гружёный мешками с цементом, и двух монголов, пытавшихся потушить машину. Помогли справиться с огнём. Не удалось спасти только сильно обгоревшее запасное колесо. Мы подняли его с одной стороны лопатами, толкнули, и оно огненным фейерверком скатилось в низину, где через минуту раздался громкий хлопок. Мужики поблагодарили нас за помощь, и мы разъехались. Встречали нас везде хорошо, все знали, зачем мы приехали.