Проходя мимо одного из дворов, Виталий обратил внимание на пожилого мужчину, расположившегося в кресле-качалке под соломенным навесом. Его седые волосы были стянуты шнурком на затылке. Аккуратно стриженные усы с бородкой обрамляли плотно сжатые губы. Ритмично помахивая карандашом, словно дирижируя, он внимательно всматривался в раскрытый альбом, лежащий у него на коленях. Этот мужчина кого-то очень сильно напоминал, но Виталий никак не мог вспомнить, кого же именно.

         Словно почувствовав любопытствующий взгляд, седой повернул голову в сторону проходивших, чуть улыбнулся и помахал рукой.

         - Привет, Фил, это новичок? – слегка прищурившись, поинтересовался мужчина.

         - Да, только что прибыл, - откликнулся дед Филя. – А как у тебя успехи, Джонни? Заканчиваешь свою симфонию?

         - Вроде бы, да.

         - Значит, скоро отбываешь?

         - Похоже на то… но я к тебе забегу попрощаться.

         - Договорились, буду ждать.

         Дед Филя, взмахнул рукой и пошёл дальше. Шагая за ним, Виталий усиленно пытался вспомнить, откуда ему знакомо лицо седого. Невероятная догадка молнией сверкнула в голове. От неожиданности он даже остановился, словно налетел на препятствие.

         - Ты чего? – удивился старик, тоже останавливаясь.

         - Послушайте, а это случайно не Джон Лорд? – несмело предположил художник.

         - Он. Ну и что?

         - Но ведь… он же умер...

         Старик добродушно отмахнулся:

         - Это там. Да и то не совсем так, как ты думаешь. Идём, я тебя устрою, а там уже постепенно во всём разберёшься.

         - Погодите, но ведь он говорил по-русски, я же сам слышал.

         - А здесь все говорят по-русски. Вернее, каждый думает, что все говорят на его родном языке, а на самом деле это общий универсальный язык. Потом поймёшь…

         Высокий дом с большими окнами, к которому дед Филя привёл Виталия, стоял почти на другом конце улицы. Во дворе было чисто. На клумбах красовались разноцветные хризантемы, плотные желтовато-коричневые бархатцы и белые розы с бледным кремовым отливом. А возле входной двери вскипала розоватыми шапками пышная гортензия.

         Старик толкнул дверь и вошёл внутрь. Виталий последовал за ним.

         Здесь царил свет, благодаря большим окнам, выходящим на две стороны. Комната была обставлена простой, но добротной мебелью. По краям противоположной стены находились две двери.

         - Там спальня и ещё одна комната, - сказал дед Филя и, неожиданно подмигнув, добавил: - Думаю, она тебе понравится.

         - А кто хозяин этого дома? – спросил художник.

         - Теперь ты. Располагайся, а я вечерком к тебе заскочу.

         Виталий открыл, было, рот, намереваясь ещё что-то спросить, но старик уже вышел.

         Оставшись один, художник ещё раз оглядел комнату, удивляясь, как здесь всё хорошо устроено, словно он сам это продумал. За левой дверью, по словам Филимона Гордеевича, должна была находиться спальня – с этим было понятно. Поэтому Виталий подошёл к правой двери и с любопытством открыл её.

         Одного взгляда хватило, чтобы понять, что это мастерская-студия художника. У левой внутренней стены стояли несколько мольбертов разной величины и конструкции. На многочисленных полках широкого открытого шкафа выстроились баночки и тюбики с художественными красками. Керамические вазы ершились кистями всевозможных размеров. У дальней стены располагался специальный стеллаж для сушки картин, а рядом с ним множество чистых холстов на подрамниках.

         Правая стена, чуть наклоненная внутрь комнаты, состояла из трёх широких окон, благодаря которым студия была отлично освещена. А справа от двери у стены стоял мягкий уютный диван, на котором можно было при желании даже прилечь отдохнуть.

         Виталий с восторгом вертел головой по сторонам. О такой студии он мог только мечтать. Там, дома его художественная мастерская ютилась в маленькой кладовой, больше всего напоминающей колодец, с крошечным оконцем почти под самым потолком. И в этот миг он понял, что никогда не вернётся обратно к вечно недовольной жене, к серым унылым будням, к полунищему существованию и неопределённому будущему. Здесь он мог спокойно заниматься своим любимым делом. Именно здесь имелось всё, чего ему хотелось бы.

         - Почти всё, - пробормотал он.

         Втайне Виталий всегда мечтал о настоящей нежной и искренней любви. Но не сложилось. Он никого не винил, решив, что, очевидно, это судьба. Да и настоящих друзей тоже не было. Лучшими его друзьями были написанные им картины. В каждую их них художник вместе с красками вкладывал частицы своей души. Наверное, поэтому ему казалось, что картины живые и даже иногда мысленно разговаривают с ним.

         Повинуясь внутреннему порыву, Виталий подошёл к холстам, выбрал один из них и установил на мольберт. Усевшись перед ним на стул, он подтянул поближе столик на колёсиках, на котором лежала палитра, несколько тюбиков краски и ваза с кистями. Свинтив крышку с двух тюбиков, художник выдавил краску на палитру и начал её смешивать. Его прищуренные глаза внимательно вглядывались в девственно чистую поверхность холста, словно прозревая там будущую картину. Наконец, умиротворённо вздохнув, Виталий уверенно поднял кисть...

*        *        *

         Время шло незаметно. Уже третья картина подсыхала на стеллаже, а на четвёртом холсте появились черновые наброски новой работы. Сколько минуло дней с тех пор, Виталий не мог сказать. Да его это и не волновало. Новый мир подарил ему свободу во всех смыслах. Он мог творить, не боясь выглядеть смешным или жалким в глазах жены и окружающих. Собственно говоря, Виталий почти забыл о них, полностью отдавшись ощущению свободы, сравнимой разве что с полётом.

         Филимон Гордеевич снабжал его продуктами. Изысков не было – обычная деревенская пища: домашний хлеб, молоко, сыр, рыба, фрукты. Иногда старик приносил и хорошее домашнее вино. Овощи, как выяснилось, в достаточном количестве произрастали на огороде позади дома – с ними тоже проблем не было.

         Обычно утром Виталию нравилось выйти за посёлок, прихватив карандаш и альбом для эскизов, чтобы прогуляться до дальних холмов по широкой, хорошо протоптанной тропе. Правда, за всё время он никого на ней не встретил, словно ходил тут только один. Здесь, присев на пенёк, словно специально созданный для него, художник делал наброски берёзовой рощи, взбегавшей по холму к вершине. А ещё наблюдал за жизнью большого муравейника, обосновавшегося у корней ближайшего дерева.

         Виталию было любопытно, что скрывается по ту сторону холмов, но, странное дело, когда он пытался подняться на вершину, то неизменно возвращался к пню. Словно некая сила незаметно разворачивала его. Решив до поры до времени оставить этот вопрос открытым, художник наслаждался природой, а на обратном пути делал крюк, чтобы заглянуть на берег уютного озера.

         На мелководье по краю стены камышей резвились весёлые мальки, сбиваясь в стайки и тут же рассыпаясь в разные стороны серыми росчерками. А самодовольные лягушки, важно надувая щёки, возлегали на ковре из водорослей, как на перинах. Среди камышей порхали вёрткие камышовки и вездесущие воробьи. Чуть дальше от берега по длинной отмели неспеша прогуливались цапли, озабоченно выковыривая что-то у себя из-под ног. На поверхности воды то тут, то там периодически появлялись расходящиеся круги от плеснувшейся рыбины, и снова наступал покой и умиротворение.

         Однажды здесь он встретил Киру.

         Подходя к мысу, выступающему песчаным языком к центру озера, Виталий услышал тихое пение, доносящееся из-за стены камыша. Женский голос был мягким, переливчатым, и в то же время в нём присутствовали какие-то совершенно необычные оттенки, заставляющие сдерживать дыхание в предчувствии чего-то волшебного, неземного. Голос тихо плыл над берегом, казалось, сливаясь с окружающей природой в единое целое. Виталий замер, чтобы не потревожить звуком шагов чарующее пение и двинулся дальше лишь тогда, когда голос умолк.

         Обогнув камыши, он увидел стройную девушку, неподвижно замершую на самом краю мыса, словно тростинка, и задумчиво глядящую куда-то вдаль.

         Смущённо кашлянув, художник поздоровался:

         - Доброе утро…

         Незнакомка обернулась и спокойно улыбнулась.

         - Утро и в самом деле доброе, - отозвалась она.

         - Извините, не хотел вам мешать, - пробормотал Виталий. – Просто шёл мимо и заслушался.

         - Вы и не помешали, - успокоила его девушка. – Я ведь сразу ощутила, когда вы остановились за камышами и слушали моё пение. Вам понравилось?

         Вопрос прозвучал так естественно, словно до этого они были знакомы очень давно и свободно общались на любые темы. Виталий впервые ощутил лёгкость – ему не нужно было думать, что и как говорить.

         - Знаете, до этого я не слышал ничего подобного, - признался он. – И это не комплимент, а чистая правда…

         - Благодарю. Мне очень приятно… кстати, меня зовут – Кира, а вас?

         - Виталий…

         - Я часто вижу, как вы что-то рисуете там, на склоне холма. Вы, наверное, художник?

         Виталий смущённо усмехнулся.

         - Наверное…

         - Вы не уверены в этом? – удивилась Кира.

         - Ну, не то чтобы… просто я до сих пор не смог написать картину, которая полностью удовлетворила бы меня самого. Скорее всего, отсюда и подсознательная неуверенность…

         - Что ж, наверное, это хорошо…

         - Что ж хорошего? – изумился Виталий. – Вероятно, это как раз свидетельствует о том, что мне не хватает таланта…

         - Скорее всего, это говорит о том, что вы находитесь в постоянном поиске, - возразила с улыбкой Кира. – И это хорошо, потому что вы движетесь по пути развития, у которого нет, и не может быть конца. Для творческой личности это самое главное…