Утро для Эдуарда было неприятным. Не смотря на то, что в отличие от большинства людей его уровня мужчина имел экономку, завтрака он так и не получил. Именно сегодня у нее был выходной, а готовить сам Эдуард не умел.  Испытывая легкий голод, он начал одеваться. Клечатый костюм, привезенный другом из Европы, белая рубашка, кожаные туфли… Все работницы просто сходили с ума по своему красивому и одинокому начальнику.

Послышалось бибиканье со двора. Это означало, что водитель уже ждет Эдуарда, и ЗИС-115 готов отвезти его на работу. Мужчина осмотрел комнату, пытаясь вспомнить, что ему еще надо.  Эдуард бросил взгляд в сторону стола и заметил папку. Вот оно  - то, что он искал. А рядом дневник.

- Совсем забыл, что оставил его здесь. Надо бы убрать… - он взял маленькую книжечку и положил ее в шкаф. До лучших времен.

Он поправил штаны, и сел в машину. Молчаливый водитель выехал на дорогу и повел автомобиль по знакомому маршруту. А за окном шла чередом обычная, уже ставшая привычкой мирная жизнь. Разгромленный город почти приобрел свои прежние черты.

- Какое сегодня число? – задумчиво спросил Эдуард.

- Одиннадцатое мая тысяча девятьсот сорок седьмого года, - быстро оттарабанил водитель. Бывший военнослужащий, которому удалось привыкнуть к мирной жизни. Он потерял всю семью. И до сих пор молчалив. А кто его знает, что творится в голове бывшего офицера?..

У завода стояло несколько машин, которых Эдуард тут не замечал. Настроение заметно ухудшилось. Поговаривали, что по заводам ходили проверки из Москвы. А значит, летели головы. «Неужто и до нас добрались?» - подумал мужчина, выходя из салона. Словно вторив его настроению, ранее безоблачное небо стало сереть. Навстречу ему вышла помощница.

- Товарищ Эдуард, товарищ Эдуард, там… - она страшно тряслась от волнения, постоянно запинаясь. Как оказалось, мужчина верно оценил ситуацию. Это была действительно проверка из Москвы. И они подняли все документы, вплоть до досье работников. – Гов-ворят, что бес-спартийных нельзя брать... А у нас Гришка… Дядя мой, беспартийный! И Анька…

Эдуард уже не слушал  ее. Внешне оставаясь спокойным, он ужасно нервничал. Вот такой рейд может отправить его в лагерь. А этого никто бы не хотел.

Открыв дверь в свой кабинет, Эдуард понял, что его ждет на ближайшие пятнадцать лет.

- Товарисч, Эдуард… как вас там по батюсшке?.. – шепелявый низкорослый мужичок протянул ему руку.

- Борисович.

- Воть-воть, именьно! Борисыч, так воть. Я, значить, Роман Игорич. Мы тут эта, проверка тут! Воть. Как же вы, товарисч, допустили-то беспартийных-то, да работать? Как же это так? Так мало того, счто беспартийные, так есче и предатели Родины!

- На этом заводе нет предателей, - покачал головой Эдуард.

- А Иванов? А Жребьев? А Виренц? Али не предатели?

- Нет.

- А пленены были! Значить предатели!

- Это не предательство.

- Значить надо было гранаткой, да врагов побить!

- А если нет гранаты?

- Значить автоматом.

- А если нет?

- Значить голыми руками!

- Товарищ, Роман Игоревич, давайте подумаем. Ну какой дурак голыми руками на автомат полезет? Если б еще сразу сдались, так нет. Все трое как могли били. А Жребьев в концлагере был. Только когда наши подошли, смог освободиться. Так и сразу в бой пошел, не смотря на то, что был слаб. Концлагерь, это вам не продовольственная рота.

Роман Игоревич опустил глаза. Эдуард усмехнулся. «Вот из-за таких жирных крыс солдаты мерзли и голодными ходили. И своих же грабили…» - подумал он.

- А вы сами, Эдуард Борисыч служили?

- Довелось штурмовать Голубую линию, и Киев освобождать. Но в реестре не стою. Если хотите медали покажу.

- А счто так?

- Первые три полка, в которых я служил уничтожили подчистую. В четвертый уже не записывали, суеверные были.

- А на Берли чегой-т не пошли?

- Ранен был тяжело.

- Ох, не нравитесь вы мне. А до революции кто родители были.

- Дворяне, и умерли дворянинами. А я сам встал под красный флаг.

- Ох и гнилые корни у вас, товарисч Эдуард… А вы не женаты?

- Не довелось.

- А чегой-т?

- По душе не могу найти никого.

- Интернацональ знаете?

- Да.

- И гимн?

- Да.

- В партии с какого года состоите?

- С тысяча девятьсот девятнадцатого.

- Давно… На предприятии с какого года?

- Тысяча девятьсот тридцать третьего.

- Какая первая должность?

- Помощник слесаря.

Мужичок прищурился. Он все никак не мог подобрать вопрос, чтобы этот выскочка не смог правильно ответить. Роман Игоревич давно мечтал о месте директора этого завода. И вот, их комиссию так удачно занесло. Но, как оказалось, этот Эдуард был крепким орешком.

- Но мы здесь еще по одному поводу, - сощурился мужичок. – Прошелся я значить по заводу, да услышал, как рабочие о вас говорили, товарисч Эдуард Борисыч. Говорят, вы Сталина не почитаете, и вот – портрета его у вас в кабинете нет. Мы посмотрели – глядь, и Ленина нет. Так что ж получается, товарисч, не почитаете вы нашу советскую власть…

Эдуард сжал челюсть. Это было глупо. На стене, четко было видно, что там видело два портрета. Недавно красили стены, и портреты не сняли. Эдуард громко ругался, но все оставили как есть. «Замечательно, - подумал Эдуард. – Снять портреты – гениальная идея». Пока он злился, его подхватили под руки и потащили вниз, к машинам.

- Воть, значить как! Таким и есть дорога к чертям! Идите-идите! В лагере вас исправят!

Его усадили в машину и без суда и следствия повезли на расстрел. К счастью, там был знакомый Эдуарда, и он договорился, чтоб его друга отправили в лагерь. Валить лес. И мужчина на сорок пятом году жизни вновь учился выживать.

А через восемь лет его реабилитировали. Он вернулся в родной город, откуда так грубо выгнали. Он шел, осматривая город. Он изменился. Появились страшные многоэтажки, на улицах появилось все больше машин, и меньше зелени. Эдуард шел к своему дому. Странно было рассчитывать на то, что от него хоть что-то осталось. Но подойдя к воротам, он увидел не ухоженные, но прибранные дорожки. Сад сильно разросся, но в целом, дом был в хорошем состоянии. Эдуард подошел к двери и постучал три раза.

Послышалась возня, шум, топот и дверь открыл седой человек.

- Здравствуйте, - сказал он, осматривая внезапного гостя.

- И тебе не хворать, - усмехнулся Эдуард.

- О! Это вы! – оживился седой. – Наконец-то, сколько ж я вас ждал, Эдуард Борисович! А этого жирдяя-то с должности сняли на второй год, после того, как вас тю-тю… - Эдуард всматривался в знакомые черты. И обомлел. Его водитель, бывший офицер, молчун... Он теперь не мог остановиться. – А мне жить-то негде было, кроме как у вас, вы не серчайте! Я тут, да внучка моя. Живая она оказалась, я так рад был! Она боялась, что за плен ей попадет. Потом уже не выдержала, не побоялась вернуться…

- Спасибо тебе, - улыбнулся Эдуард. – Этот дом, единственное, что у меня всегда было.

- Так, я о чем! Только…

- Я не против, живите, - предугадал вопрос Эдуард и отправился в свой кабинет. Пройдясь мимо стеллажей и книгами, он остановился у одного из них. И потянулся на тонкой, незаметной тетрадкой. На столе валялась чья-то ручка, и Эдуард, полный воспоминаний вписал: «Наконец-то я вернулся сюда…» И все. Рука дрогнула. Сердце наполнилось болью. Он исчез в пасмурный день и вернулся в такой же серый день. Восемь лет спустя…