|
|
В соседнем, через три дома, дворе жил знакомый портной Яша, русский еврейского происхождения. Лет десять назад он сшил мне замечательные брюки. Однако недавно осматривая их, я заметил новую дырку, третью по счёту. Причём на пикантном месте. Клава уже отказывалась их штопать.
Дело усугублялось ещё и тем, что я познакомился с весёлой хохотушкой Юлей. И у нас начали складываться взаимно-притягательные отношения. Юля только что окончила медицинский институт и устроилась работать патологоанатомом в морг при нашей больнице. Я понимал, что скоро мы там встретимся и она меня детально изучит, но сейчас надо было прикрыться новыми брюками.
Яша встретил приветливо, посадил за стол, налил большую кружку киселя. Спиртного он не пил, чаю тоже. Жил со своей женой Сарой. Детей не было. Я спросил, не появились ли. «Откуда. Мы с Сарой нигде не бываем, и к нам никто не ходит». А в нашем дворе говорят, что ты таки живёшь с Ханой. «Ну, шо за народ - пару раз живнул так уже и живёшь».
Через три дня меня повезли в морг уже в новых брюках. Сосед Коля, на пожарной машине. Юля вышла на высокое крыльцо морга, удобное для переноса гробов в машину. Снизу я видел её красивые ножки открытые короткой юбочкой. Залюбовался. Пригласила. Ответил: «Нет, уж лучше ты ко мне». Спросил, почему решётки на окнах морга с внутренней стороны. Засмеялась. Хохотушка, люблю таких.
Поздний вечер. Кухня. В форточке торчит белая задница чёрного Кота. Высматривает во дворе молоденькую Поляночку. Старый развратник. Это комплимент. Тихо работает телевизор, передают какой-то концерт: «На неё я смотрю и понимаю - пропадаю я. За неё всё отдам и потеряю, пропадаю я. Без неё судьба другая - не моя». Мы сидим на табуретках поставленных рядышком. Юля пьёт вкуснопахнущий цветочный чай. Я, глинтвейн. Тоже не дурно пахнущий. Рассказываем друг другу разные побасёнки.
Юля расскажи, что было прошлой ночью-то. Я нечаянно положил ей руку на колено. «Не спалось, накатила какая-то грусть, вышла на балкон. Вижу, к фонарю, напротив моего балкона, подошел красивый молодой человек и стал нагло писать на фонарный столб. Я ему: "а вы не охренели так нагло писать?" на что он мило улыбнулся и поблагодарил за составленную ему компанию. Во мне возникло какое-то непонятное чувство. То ли он ранил мою девичью душу, то ли оскорбил моё женское достоинство». Мы стали обсуждать её чувство. Я нечаянно передвинул руку повыше. Юля села поудобней. Стала рассказывать, как в студенческие годы ходила в гости к студенту-ухажёру с её курса: « ... ну, потом он отломил кусок от батона, взял из раковины грязный ножик, вытер его об штаны и порезал им немытые помидоры, вывалил туда остатки старого салата с пожелтевшим майонезом, перемешал и со словами: "прошу к столу, миледи" грязной ложкой моментально съел всё сам...». Я нечаянно передвинул руку совсем к началу ноги. Юля мило покраснела, встала.
«Борис Степанович, уже поздно, я пойду спать. Значит, как договорились. Спим под разными одеялами и вы ко мне не пристаёте». Да, солнышко. Разреши, я тебе помогу раздеться. «Нет, нет. Я сама». Ну, может быть снять какую-нибудь маленькую деталь, скажем, трусики. Строго: «Сидите на кухне и не выходите, пока я не лягу».
Пересел за другой конец стола. В мае международная конференция, посвящённая социалистическому движению в странах Латинской Америки. Я писал большой доклад, в котором жёстко критиковал оппортунистов, имевших большое влияние в этом движении. Мысли часто отвлекались на спящую в соседней комнате девушку. Я представлял, как она осматривает мой труп и мне становилось стыдно. Всё. С завтрашнего дня обязательная физзарядка и занятия на беговой дорожке. Раньше беговая дорожка стояла у меня в комнате. Но, как-то возвращаясь от Клавы, со стаканом портвейна в руке (утром на опохмелку), я зацепился за дорожку, упал, сильно ушибив и без того больную ногу. И хотя я сумел не расплескать портвейн, на дорожку я сильно обиделся, собрал её и убрал в кладовку.
Встал, пошёл в комнату. Юля красиво спала, чему-то улыбаясь. Изящная голая рука лежала на одеяле. Из-под одеяла выглядывала согнутая нога. Самое моё любимое место. От трусиков до колена. Рядом лежал Кот, положив голову на ногу, мордой к трусикам. Я ему завидовал. Вернулся, продолжил писать. Из телевизора пел ночной Трофим: «За окошком снегири греют куст рябиновый, наливные ягоды рдеют на снегу. Я сегодня ночевал с женщиной любимою, без которой дальше жить просто не могу. Я смотрю в её глаза, словно в море синее и, прощаясь у дверей, обнимаю вновь, а рябина на снегу плачет белым инеем как продрогшая моя поздняя любовь».
Я люблю тебя, мой весёлый патологоанатом. |
|
Обновлено 15.09.2011 00:56 |
Чтобы оставить комментарий, необходимо зарегистрироваться или войти под своим аккаунтом.
|
Сейчас на сайте
Сейчас 4617 гостей и 3 пользователей онлайн
Личные достижения
У Вас
0
баллов
|
Бля! - прям ...
Подробнее...