|
|
Связанных пленных вытолкали во двор. Три дня в сыром холодном бараке казались вечностью. В глаза резко ударило блистание белого снега, и полуслепые мы пошли длинной цепочкой вниз по склону.
Так и казалось, что мы сейчас поводим хоровод по заснеженному полю и вернёмся назад в барак. Но на этот раз всё было гораздо серьёзней. На работы нас уже не выводили три дня, а в бараке сидеть было невозможно: холод не давал покоя, вот вроде и веселее стало на улице, но только страшно…
Тупой фриц подгонял автоматом отстающих. Многие падали, но тут же вставали, так как доставалось сразу всем: глухие удары прикладов в затылок то и дело доносились сзади. Всего шагало одиннадцать пленников. Я шёл в середине колонны. Ветер обветрил лицо, и мне казалось, что оно покрылось красным пламенем – с такой силой оно горело, что на глазах наворачивались слёзы. Связанные руки тоже причиняли немалую боль, но и о сладкой жизни уже не приходилось мечтать.
Пятеро конвоиров следовали рядом. Любой неверный шаг грозил отнять у любого из нас жизнь. А им было наплевать… Так было уже, когда мы шли на работы. Молодой парень оступился и завалился на бок, при этом потянув с собой всю колонну. Все дружно рухнули вместе с ним. Очередь разбавила наши ряды, и нам пришлось тащить труп парня с простреленным черепом, не размыкая колонны.
Вот и пришли. Конвоиры скинули автоматы, нахмурили лбы и стали очередь пленных выстраивать у края склона, чтобы наши тела ровной шеренгой полегли рядышком друг с другом в овраге. Я внимательно посмотрел в лицо каждому конвоиру, надеясь хоть в одном увидеть жалость к другим или самому себе в этот миг. Нет, напрасно я искал души у этих мерзких грязных фрицев, которые последние целые сапоги стянули у нашего гибнущего солдата. Нет, и даже не стоит этого делать, и даже думать об этом не надо, чтобы не напрягать и до того уставшую свою голову, которой совсем безразлично было в этот момент, куда через минуту попадёт шальная пуля: прямиком в лоб или всё-таки в живот…
Да и не в этом-то была суть… Когда мы встали у края оврага, а пятеро фрицев выстроились напротив нас, как-то не по себе стало в этот миг. Не скажу, что было страшно… я такого уже насмотрелся, что и не описать словами… Вот смотрю на небо, а в душе переворачивается всё! Сколько раз за всю жизнь я смотрел на небо, но не видел его. Небо да небо! Так и думал раньше, а сейчас будто перевернулось оно, будто провалился я в голубую бездну, а небо осталось…
Я видел такое небо лишь однажды. Ещё в детстве мы с моим другом Сашкой бегали где-то по кустам, по оврагам, не помню точно, во что именно играли, но заметил я, что Сашка вдруг прирос к земле. Высоко подняв голову, он глядел на небо и не шевелился.
- Саня! Ты чё, дурак что ли? Ты чё там ищешь?
Сашка, не обращая на меня внимание, продолжал смотреть вверх. Немного нахмурил брови, поводил пальцем по воздуху и сказал:
- Во! Это Иисус! – и смолк.
Я был сражён наповал. Какой Иисус? Прям в небе что ли? Где он его мог там увидеть? Думая, что он шутит, я подпихнул его плечом и встал рядышком, тоже уставившись на небо. Ничего не вижу. Голубое небо застилали густые серые облака, которые мирно плыли с Севера на Запад.
- Да ты внимательно вглядывайся в облака! – произнёс довольно серьёзно Сашка, - И увидишь тогда Иисуса! Вот смотри на это облако! Видишь?
Я посмотрел на то облако, на которое указал друг. Ну, облако да облако! Что, облаков не видали что ли? И как-то вдруг картинка начала прорисовываться. Словно ты хочешь увидеть в облаке что-то, и оп-ля! Картинка готова!
- Я точно вижу! – весело сказал я и расплылся в улыбке, - Это… танк! Это определённо танк! Совсем не Иисус! Не похож, ты обманываешь меня! – Сашка посмотрел на меня, покачал головой и завопил:
- Ты что, совсем не видишь ничего?! Вот он, Иисус, стоит и рукой машет! Типо зовёт! А над головой… этот… как его? Бинт?! То есть нимб!
Я немного наклонил голову в левый бок, и действительно, то, что я только называл танком, вдруг стало перерастать в явную фигуру мужчины с нимбом. Вот было дуло только что… наклонил голову - и это не дуло, а рука! Точно зовёт куда-то! И Сашка тоже увидел танк и произнёс:
- А, прикинь, это знак какой-то! Вдруг война начнётся? Вот смотри, это вот Иисус стоит и машет рукой, сказать хочет: «За Родину»! А вот, смотри, танк едет! За Иисусом! Тоже «За Родину»! Воюют типо! А вот на них нападают другие танки – враги их! – и указал рукой на другие облака, - совсем как в кино!
Действительно, и вроде безобидное небо было красивым, и детская фантазия бурно играла в это время, да вот только сейчас как-то не до смеха, когда стоишь в поле, а в лицо тебе смотрит безжалостный фашист, да по небу плывут те же танки-Иисусы… и ветер с ног сдувает, и мороз щиплет щёки.
А как хотелось бы вернуться в то беззаботное время… Чупа-чупсы, жвачки… сладости… а как раньше был им рад! Сейчас совсем не так всё воспринимается, не так как в детстве… Когда-то жил сам себе, меня кормили, одевали, всё за меня делали… Повзрослел, поумнел и понял, что жить надо своим умом, что только сам я хозяин своей жизни. Только для того меня вырастили и воспитали. А дальше работа, постоянный заработок, семья…
А вот, помнится, совсем недавно бегали за девчонками… Всех не упомнишь, да и зачем это надо… Достаточно немного…
Частенько картины были ужасны… возможно не так бы и получалось всё плохо, если не мой неуравновешенный характер. Всегда всё портил сам, и лишь из-за этого не хочу никого обвинять в чём-либо.
А как раньше в пьяном угаре творили невиданные чудеса, а на утро с друзьями весело обсуждали проведённый вечер, и пусть он был неудачен, но зато чертовски весел! Вот помнится, самый разгар такого вечера… Небольшой кабачок, не один из лучших, но частенько забегали сюда с друзьями пропустить но кружечке пенного… Сидим подвыпившие, человек шесть-семь, только одни парни. Смеёмся, шутим, кто-то расселся по парам, кто-то спорит. Я отсел подальше от споривших, возможно выпил меньше всех, возможно больше… Гляжу по сторонам, размышляю о жизни. На стене картина, написанная видимо пальцем… но довольно симпатичная. Раз я, человек, который сам не один раз бравшийся за кисть, и понимавший толк в живописи, обратил внимание на эту мазню, причём отметил все достоинства руки художника, то в этом случае она мне видимо понравилась как эстетическая разбавка сегодняшнего вечера, в котором присутствовал звон бокалов, пьяный смех моих товарищей и едкий запах никотина.
За соседним столиком уселись две молодые симпатичные особы. В ближайшие минут десять я ни разговаривал с друзьями, лишь жадно рассматривал девушек. Что-то было в них такого таинственного, что поманило меня и заставило подойти к ним и молча усесться за их столик. Девушки сообразительные и вежливые, сразу поздоровались, и мило улыбаясь, спросили:
- И скажите, пожалуйста, что привело вас за наш столик? – я задумался, и не найдя подходящего ответа, просто пожал плечами. Девушки переглянулись и засмеялись. Привыкшие часто слышать в свой адрес вагон комплиментов, они катались от смеха, потому, как более банального ответа они не слышали никогда.
- Просто… так захотелось, - снова пожав плечами, произнёс я.
- Ну ладно… с этим разобрались, - ответила одна из девушек и тут же добавила, - О чём тогда поговорим?
Честно, тем для разговора у нас нашлось много. Минут двадцать мы мило болтали с девушками, и лишь после этого мои ребята заметили моё отсутствие… и вмиг перебрались к нам за столик. Пили и болтали до поздней ночи. Девушки не торопились расходиться, да и мы никуда не спешили. И странно, но факт, что к концу застолья трезвый из парней остался один я. Немного попозже приехало такси, ребята взяли одну из девчат и скрылись в известном лишь им направлении. Так я остался наедине с Анечкой, приличной тёмноволосой девочкой… на внешность гуманитарного склада, но очень интересной собеседницей. Странно получалось как-то, но сидя рядом с ней, я размышлял над словами Ривароля: «Молодые люди ведут себя с женщинами как робкие богачи, а старики – как наглые нищие». Неудивительно, что раздумья мои не привели ни к чему…
Последняя выпитая бутылка пива сильно ударила в голову… и мы уехали домой на такси, причём в разные концы нашего города.
Ночью в пьяной голове носились какие-то незнакомые люди, бардак, кавардак… и в итоге всё смешалось в один тяжёлый для моего понимания сон, который продолжал мне сниться ещё несколько месяцев.
Утро началось с похмелья…
Всё кончилось весной… и так глупо всё сложилось! Несколько дней подряд я названивал Анечке, пока был в пьяном угаре, но логично было то, что на утро не помнил, о чём мы вели разговоры. К вечеру мы вновь прыгали в серую «девятку» друга и мчались бороздить просторы нашего города. Любимая песня вечно гремела где-то рядом с ухом: Гони же, друг, гони фартовый… Другая тут же перебивала предыдущую, и всё смешивалось в один сплошной хаос: Пройдут года, и я вернусь… И я задумывался, гнать ли мне дальше, либо вернуться.
И я вернулся к давно забытой спокойной жизни, где нет хаоса, друзей, выпивки и женщин. Кроме одной. Сидел дома на диване, брал гитару в руки и затягивал грустные песни.
Решил уехать… К родне в деревню. Собрал вещи, приехал на вокзал, встал у краешка перрона, смотрел вдаль, туда, куда уходят поезда. А они уходят, и приходят другие. Уеду и так же приеду другим. Уеду… А зачем? К чему меняться, ведь нужно быть самим собой… Часто в своей жизни я слышал эти слова: будь самим собой… И решил, что не стоит никуда ехать, купил пива и уселся на лавочке во дворе ближайшей пятиэтажки.
К вечеру я оказался у Анечки дома. Просто пришёл, без стука и звонка уселся в её подъезде на ступеньках. Часа пол сидел, не шевелясь, глядя в стену, пил нечто веселящее. Сим-салабим, - и так можно было сказать, а можно было просто постучать, но Аня видимо знала, что я приду… тихонько отворила дверь и впустила меня. И задержался в её доме на неделю.
По утрам Анечка готовила мне кофе в постель, и я рад был каждому её жесту и слову. И всё это было настолько искренне, что эта девушка смогла на несколько дней заменить всех знакомых, родных и друзей. И я верил каждому её слову, и врать она не умела, потому и не врала. Мне это нравилось.
А через неделю видимо что-то пошло не так… Анечка утром пришла из магазина, молча поставила сумки с продуктами на пол и стала медленно раздеваться. Я лежал на диване и внимательно наблюдал за ней. Красивая, стройная, подошла ко мне и поцеловала в щёчку. «Ну не может быть так всё гладко!» – подумалось мне в этот миг. Я встал, прошёлся по маленькой комнатке и пошёл умываться. Вода горячая, такая, как я люблю… Посмотрел на себя в зеркало… Под глазами мешки, волосы взъерошены. И не знаю на кого похож, то ли на ежа, то ли на барсука…
К тому времени, как я вышел из ванной, Анечка приготовила на кухне яичницу… Это я понял по приятному запаху. Но в кухню не стал заходить. Накинул куртку, надел туфли… и лишь когда щёлкнул дверной замок, и я отворил дверь, Анечка вышла, прислонясь к стеночке, и промолвила еле слышно: «А я кушать тебе приготовила…» Я посмотрел в её глаза, голубые, красивые, которые медленно заполнялись слезами, и вышел за двери. Навсегда.
Дурацкий сон вновь начал доканывать мою голову. Снится, будто я в оковах иду по узкой тропинке, со мной рядом ещё десять человек. А ведут нас на расстрел… Ведут для того, чтобы мы всё поняли сами…. Осознали… я и десять моих личностей. И лишь на сотом просмотре сна я догадался, куда попадёт пуля… Конечно же в живот, чтобы мучился долго там в канаве, лежал и вспоминал всё, что было в моей короткой жизни. Вернее, не в короткой, а крохотной…
И прошёл может быть год, может быть два… Я вновь оказался на вокзале… Опять собрался куда-то ехать. Побрит, поглажен, сыт. Вновь поезда уходят в одну сторону, приходят с другой. Перрон полон ожидающих и провожающих. Все жмутся, толкаются. Давно такого не видел. Подумал вдруг: В Харьков поеду, там не знаю никого… и пусть! А почему в Харьков? С детства мечтал о Буэнос-Айресе…… а тут Харьков! Да и неважно…
Подъехал поезд, шумно заскрипев и жутко свистя. Всё смешалось в один непрерывный вой. Пассажиры полезли по вагонам, я пока стоял недвижим на перроне, ведь билет-то ещё не брал.
-Анечка! Анюта! Прощай! – закричал кто-то со стороны, - Пиши письма, не забывай маму!
Я продвинулся ближе к кричащей женщине. В вагон действительно залезала та, о ком я сразу и подумал. Анечка. Не узнать её было невозможно. Её голубые глазки сверкнули теплотой и надеждой. Она посмотрела в толпу, нашла маму, помахала ей ручкой, послала ей воздушный поцелуйчик и скрылась в вагоне. Да, меня увидеть среди дикой толпы она бы не смогла, да это было уже неважно.
«Возможно, было бы всё по-другому… Возможно, мы бы вместе сейчас ехали в одном направлении туда, к неизвестности!.. Но вышло иначе. Та неизвестность отдаляется от меня шаг за шагом, и я понимаю, что я один на перроне, хотя ещё десятки таких рядом… но я один. И ты, кого я любил столько времени, но не мог вернуть всё назад и даже не старался всё изменить, уезжаешь видимо навсегда, и эта секундная встреча – это финальная встреча в нашей жизни. Езжай же! Конечно, езжай, пока нет преграды, измени жизнь к лучшему, не забывай старых друзей, хотя поищи новых! Пусть тебя любят другие, но не отдавайся бездумно соблазну, и пусть их любовь будет не слабее моей любви к тебе, той, что не смог беззаветно одарить и обогреть тебя…»
Белогорск, 26 января 2010 г. |
|
Обновлено 16.09.2011 06:39 |
Чтобы оставить комментарий, необходимо зарегистрироваться или войти под своим аккаунтом.
|
Сейчас на сайте
Сейчас 2305 гостей и 7 пользователей онлайн
Личные достижения
У Вас
0
баллов
|
Весьма трогательная история ...
Подробнее...