«Рожденных в платяном шкафу, просторы комнат манят».

Д.С. Полянский

Глава первая.

Здравствуйте. Меня зовут Оля и я – моль. Да, да, вы не ошиблись, вернее автор не допустил ошибки. Я самая что ни наесть - настоящая, бледная моль. Рожденных в платяном шкафу, просторы комнат манят – это обо мне.

Вчера шел снег, такое случается, когда на одежде остаются частички нездоровой кожи головы, то есть – перхоть. Так всегда происходит. Лучше начать с чего-нибудь, чем вовсе не начать. Конкретика. Стадо содрогается в неистовой жажде хлеба и зрелищ.  Так всегда бывает.

Одним мясом сыт не будешь, а вот геноцид устроить можно.

Такие размышления обычно до добра не доводят. В голове просто бардак, чердак вверх дном, а что же скажет он, а что, когда вернется? И когда наступит это когда? И не возникнет ли тогда желания послать его к черту?  Сколько я уже не сплю? Обожаю кератин, а вот он кретин. Терпеть его ненавижу.

В нашем квартале, в нашем квартале, мухи на рукав насрали. Прям напротив манжета власти, во время ночного раскрытия, на запонке изобразили продолжение хорды, что называется во весь рост и во всю красу. Можете себе представить? Но стасики не дремлют, они вообще те еще выдумщики. Там они слышали, здесь им сказали, а у самих носы в тальке и взгляды фасеточные.  

О чем это я? Вам вероятно не понятно. Моя вина – каюсь.

Глава вторая.

Вчера шел снег. Как всегда, по своему обыкновению, пребывая в состоянии близком к церковному экстазу, Гоша был занят особо важным, ставшим, пожалуй, одним из наиболее значимым в его нынешнем существовании, ритуалом. В подобные моменты, вокруг сгущался воздух, замирали волокнистые листы. Под слоем пыли утопая, трудились в паутине пауки. И даже время замирало, не смея рушить волшебство, и в Гоше властно пробуждалось настоящего мужчины естество. То есть чувства, которые порой пугали окружающих его обитателей здешних мест. Казалось, что во время церемониала созерцания своего отражения, в его глазах, подобно твердыне будущего корма киноманов, под воздействием изменения температуры соприкасаемой с ним поверхности, в результате взрыва, образовывались похотливые звезды. Жажда обладать собой брала верх.

Будучи по натуре своей падальщиком, с ярко выраженными чертами нарцисса-клептомана, Гоша зачастую хватал и тащил в рот что ни попадя, должно сказать, что эта черта, пожалуй, являлась общей для всех представителей его вида. Гоша был крысой, в буквальном смысле.

По дурости своей и близорукости мышления, считал себя умнее прочих он. Имея множество пороков, себя он мнил звездой. Порой не внемлил Гоша словам собратьев, мудреных опытом своим. Здесь стоит вспомнить, Гоша мыслил, что он умней других. В то время, тому годов несколько назад, он был еще подростком. Был Гоша родом из трущоб стоящих у берегов зловонных сточных вод. Он жаден был по своей природе. Гнезду, а равно и ему, в те годы приходилось тяжко. Голод, грязь и тьма, добыча пищи воровством, а если не удастся справить провизию обманом, он был готов вцепиться в глотку и драться за нее. 

Однажды, бредя по лабиринту канализационных труб, Гоша наткнулся на весьма странного вида субстанцию.  Рецепторы в ноздрях, помимо ароматов новых, распознали в ней уже знакомый запах. Нечто, столь же едко пахнущее, находилось в найденной им несколько дней назад тряпице, привлекшей его внимание двумя выцветшими красными полосками, пересекавшими друг друга. Но в отличие от содержимого тряпицы, в запахе этой субстанции было что-то поистине будоражащее и разум, и желудок.

(Продолжение следует)