Сорок - сороков . Дин-Дум

   Начало

В одной из провинций Китая,

Жили да поживали два друга,

Жили бедно - счастья не зная,

Тяжкий пот и работа подруга.

Вот и всё, их рабское счастье -

С утра до вечерней алой зари.

В солнечный день и ненастье

На хозяина гнули спины свои.

Издевалась зло судьба над ними:

Чаны и Чжаны - известны в Китае,

Часто императоров так величали,

И эти цари волю народов решали.

А эти жили и гнили в болоте,

Рису вдоволь ни разу не ели,

Их жизнь проходила в работе,

И лютые мытарства терпели.

Джага - их хозяина так звали,

Был очень мудр, а так же сыт,

Его щеки жирные, - блистали,

Ехидный рот всегда раскрыт.

- Мне, что-то рыбки захотелось,

Да из императорских вот рук!

Всегда друзья в виду имелись,

И это был его коронный трюк.

Рабы шли без отдыха рыбачить,

Что бы злодея рыбой накормить.

А затем тот гнал рабов работать,

Джага любил премило пошутить.

А в ужин - бил рабов по пяткам,

Стук да стук звучал его бамбук:

- Преподам урок ворам-ребяткам:

И душу радовал, сей жуткий стук.

Там еще была беда большая:

Виднелось драконово гнездо,

Огнем пылала сопка золотая,

Хозяин поселился там давно.

Поживал там змей трехглавый,

С молодой красавицей - женой,

Был он бед виновник главный,

И обходили то место стороной.

А внизу под сопкой самой,

Куда лилась людская кровь,

Пылали маки бездной алой,

Возрождаясь к жизни вновь.

И страшно убиенные стонали,

Когда птицы кости их глодали.

И только души те не умирали,

С кровавою зарею воскресали.

Их стенаний звук протяжный,

Эхом, в долине, спящей вился,

И тяжёлой, изумрудною росой,

На маки еще сонные, ложился.

И эти слезы с красивых маков,

Змей жадно с упоением лизал,

Своё сознанье избавя от оков,

Он в небесах и времени летал.

Те слезы - люди опием назвали,

Им угоститься не желал никто,

А кости всё к небесам взывали:

- Предаст земле нас. Кто же, кто?

Удальцов таких не находилось,

Забит так и запуган был народ,

И гадов тень над рабами вилась,

И смерти лютой каждого черед.

А река Великая, их звала:

- Бежим, я всё устрою вам!

Волны шумные бросала,

И смелый вызов рыбакам.

Чжан Дин Дум решился,

Всё звал Е Куна за собой:

- Не зря на свете я родился,

И с царем фамилии одной.

И вот река швырнула сети

Потом еще какое-то тряпье:

Наигрались Бури - мои дети,

Было ваше - а теперь ничье.

И был Джага доволен очень,

Что снасти рыбацкие целы:

- Рабов рождается, как грязи,

А в сетях запутались сомы.

Одна лишь девушка рыдала.

Сяо Ли - красавицу ту звали.

Безутешно бедная страдала,

Солнце замирало от печали.

Ей чайки что-то говорили,

Кружась над ней всё ниже,

И розу красивую вложили,

В мольбе протянутые руки.

Тут и солнце сразу засияло,

И слезы высохли все вдруг,

Сяо Ли счастливая стояла

И люди, сомкнулись в круг…

Вся Россия так же ликовала,

Упал шаткий, царский трон.

Рабам там землю раздавали,

И народ был заново рожден.

И эти люди, бились насмерть:

За народ за счастье и землю,

За равенство свое и братство,

Все сомкнулись в том строю.

Не отразим клинок у Чжана,

Бьет врагов своих Дин Дум,

И так же звенела сабля Чана,

Царских слуг крушил Е Кун.

Везде их кони верные носили,

Таких городов и сел не счесть.

Кровь свою горячую пролили,

Но воинов не запятнали честь...

У реки цветут теперь гвоздики,

Горят по всей песчаной полосе.

Бойцы здесь умирали за победу:

И столько их, осталось на косе.

А лес зацвел вдруг от пионов,

Вокруг нежный источая аромат.

Так наша земля почтила воинов,

Что здесь непобежденные лежат.

А луговые маки разбросались,

Они  нежны и добры, что дети,

То души, не умершие остались,

И чище их  нет на белом свете. 

Так вся армия дошла до океана,

Что неспокойным слыл всегда,

О, как свобода дорого досталась,

Что вся была разрушена страна.

И командарм здесь перед строем,

Всех армейцев лучших наградил:

Дарил часы с волшебным звоном,

А кому и ценное оружие вручил.

Часы Чан слушал с восхищеньем,

Невольно слезы по щекам текли.

Так вознести одним мгновением:

Из рабов: и вдруг героем нарекли.

В жизни у каждого - своя дорога,

Знать, настал и мой звёздный час.

А путь по небу - совсем не долог,

Но великий подвиг окрыляет нас….

Командарм и друга не забыл,

Оставив в раздумьях Е куна,

И обо всём Дин Дум забыл,

И его раба Россия наградила…

Здесь грамота китайскому народу,

Тут всё, что Ленин людям говорил,

Про братство, равенство, свободу,

Тебе, Дин Дум, как брату я вручил.

Ее пусть люди добрые читают,

Пусть знают, помним мы о них,

И жизнь свою пусть созидают,

Ведь всё в руках у них самих!

Возьми коня в награду боевого,

Клинок-огонь и маузер возьми,

И подарков нет - щедрей такого,

Но только людям правду донеси….

Клянусь - честно служить народу!

Зарекаюсь - не запятнаю эту честь!

Буду крепко сражаться за свободу,

Пока хоть капля крови во мне есть!

Вот и всё друзей прощанье,

И командарма добрые глаза.

Горьки минуты расставанья:

И упала незастывшая слеза.

А конь летит, летит крылатый,

Через сопки, речушки и тайгу,

Уже битвы пламенем объятый:

Не могу я по-другому, не могу.

Всего лишь на одно мгновенье,

Вдруг как лань застыла Сяо Ли:

Ты не исчезни, доброе виденье…

И не исчезло, и вздрогнули они.

Вот сплелись тела их воедино,

Монолитом замер умный конь,

Так любовь, сердца соединила:

И не погас, горел в душе огонь.

Тут Джага - взорвался криком:

Подлый, мерзкий, грязный раб,

На колени: слуги, за бамбуком,

Настучать по пяткам, буду рад….

А Буян легко толкнул обжору,

И копытами легонечко прижал,

И хозяин лопнул сам от жиру,

И чересчур уж мерзко завонял.

Всё зачитал Дин-Дум посланье:

Командарм, что людям передал,

И ещё Ленина Великого веленье,

Что вождь - крестьянам завещал.

И упали люди, тут же на колени,

Молились со слезами на глазах:

Мы трудились безо всякой лени,

И не забыл Творец-Отец о нас.

И он наступил наш час победы,

И не переведётся в домах хлеб,

Чувства нет приятнее свободы,

И в рабских душах гибнет раб.

Всю землю роздали крестьянам,

Поделили весь хозяйский скарб,

Потопили слуг по грязным ямам,

И стал хозяином вчерашний раб.

Но змей спешит, летит за данью,

Тёплой крови жаждает испить,

И предаться праздному веселью,

И красавиц чернооких полюбить.

Тут же побежали все крестьяне,

Про счастье и свободу, позабыв,

Да сидят в щелях, как тараканы,

И молят Бога, что б остался жив.

Но не все товарищи бежали,

Рвется в бой крылатый конь.

Всё стреляет маузер по змею,

Полон страсти клинок-огонь.

Но не убивает дракона пуля,

Колдовской не зная наговор:

И тут Буян вперед рванулся,

Поведем другой мы разговор.

Заблистали молнии в ударе,

Сквозь огонь и едкий дым,

И страшно головы стонали:

Рубил нещадно их Дин Дум.

И давит конь ногами змея,

Сам весь от ярости, дымясь.

Змей умирал, весь цепенея,

И вертелись головы зверясь.

Над горою черепа поднялись,

Пронесся эхом грозный стон:

Тиран, мы до тебя добрались,

И каждый миг наш отомщен…

Все кости бережно собрали,

И прилюдно предали земле,

И маки над могилою алели.

Уже в разрушенном гнезде.

А злые дети грозного дракона,

По свету разлетелись, кто куда,

От смерти улетели и от закона,

И отомстить поклялись за отца.

Но мать-змея тут затаилась,

Чудный опий, мак её держал,

И ночами всё кругами вилась,

И зыбкий воздух там шуршал…

Вздохнул народ свободно,

Первый раз за столько лет:

Но горько было и обидно,

За года, давно которых нет.

Люди свадьбы добрые сыграли,

Друг другу в верности клялись,

Чтоб горя дети ихние не знали,

И шумно слезы радости лились.

Недолго, безоблачно так жили:

Змея, солдат с Востока  привела,

И землю древнею враги топтали,

И снова кровь ручьями потекла.

И снова конь носил Дин Дума,

Беспощадно сёк клинок-огонь,

Но вражья тьма  все прибывала:

Его отряд был в сопки оттеснен…

Так рос в отряде сын Дин Дума,

Уже с детства ненавидя это зло,

И счастьем было для Хан Люма,

Как и отец сражаться за добро…

Над Россией тоже змеи вились,

Пришла с Запада Великая орда,

И за свободу насмерть бились,

И кровь народная ручьём текла.

Вот и пробили час, часы Е Куна:

Навсегда прощай любимая жена:

Ты Анастасия - для меня Россия,

Моя Россия, на веки Родина моя!

Он сражался годы: день за днем,

Спешно День Победы приближая,

И генералом стал, как командарм,

По стуку сердца бой часов сверяя.

Не скоро фашист, проклятый пал,

Вновь вся страна свободной стала.

И уже самурай с Востока угрожал,

Со стороны порабощенного Китая.

Ты самурайский меч, блесни,

И будешь сломленный навеки,

Ответь нам за злодеяния свои,

За рабство, простого человека….

Китай тут страшная картина:

Кругом здесь голод и нищета,

Затрепетало сердце у Е Куна,

И еще белее его стала седина.

Я столько лет страну не видел.

Но здесь душой всё время был,

А сердце застучало, как увидел,

Наверно, часы перевести забыл.

И русские в Китае умирали,

Про своё горе сразу позабыв,

И долг свой свято выполняли,

Как вождь, как Ленин их учил...

Грянул бой у сопки Золотой,

Сошлись две армии в ударе,

Горел металл, как лист сухой,

Стонал, коробясь при пожаре.

И по японцам Дин Дум ударил,

Пусть помнят партизанов месть,

И маузер без промаха их жалил,

И клинок срубил их - и не счесть.

Отец и сын здесь бились рядом,

Плечом к плечу - спина к спине,

Он бодрил Хан-Люма взглядом:

Я счастлив - я летаю, как во сне.

Но пуля омрачила всю победу,

Змея жена чужую руку навела:

- Я обещала, что сживу со свету,

Я мстила, я страдала и ждала.

Дин Дум, бледнел всё улыбаясь,

Сейчас, не веря в смерть свою,

Трава легонько распрямлялась:

- Командарм, я волю выполнил …..

Тут снова, выстрел прогремел,

И рядом с другом осел Е-Кун,

И дикий хохот ужасом гремел,

И в смертный бой летел скакун.

- Лети, Буян, мой конь крылатый,

Всё зовет тебя - последний бой,

И жив ещё ваш враг заклятый.

Так трепещи же - подлый змей!

Хан Люм летит ему на помощь,

Сечет головы его клинок-огонь,

Рубит, слезами горько заливаясь,

И гада-змея, терзал зубами конь…

И больше нет волшебного коня:

Облачко по небу проплывало,

То Буяна его добрейшая душа

Навсегда к Дин Думу улетала.

И ещё все боя пламенем дыша,

Герой стоял пред командармом,

Чана Е Куна все жаждала душа,

Успеть сказать о самом главном.

- Сынок! Шептали губы у Е Куна,

Рад, что у Дин Дума такой сын,

Легенды люди про тебя слагали:

Но бой с драконом я видел сам.

Я раб и вот командармом стал,

Навечно в долгу я пред Россией,

На помощь Китай меня позвал,

И я летел сюда со всей мессией.

Часы возьми мой юный друг,

Ход сверяй со стуком сердца,

Часов ведет волшебный круг,

Давно задуманный умельцем.

И пусть сопка станет Золотой,

Для тех, кто вечно там лежит,

Шпиль - вознесется над горой,

И свет его, над спящими летит...

Ищи семью, спеши в Россию,

Милой Насте передай кольцо,

Последний раз его я поцелую,

И сорвалась слезинка на лицо.

И грянул залп из всех орудий,

Что б дух драконов разогнать,

Героев павших почтили люди,

Бойцы устали - им надо спать.

И нет на свете тяжелее казни,

Чем в битве растерять друзей,

С самим собой, пустой возни,

И жить, за всех еще страшней...

Мама! Прости плохого сына,

Тебя одну, не смог я уберечь.

Меня от пули злой прикрыла,

А я обязан был там умереть.

Что бы ты жила счастливо,

Ну, хоть немножечко жила,

Родная! ты умерла красиво,

Ты самою счастливою была.

Я горсть земли беру с собой,

Моя дорога - тяжкая в тумане.

Ты на чужбине будь со мной,

И мне спокойно будет – мама!

Хан Люма ждёт Великая река,

Она как мать сыночка утешает:

- Ты оставайся похожим на отца, -

А чайки ему крыльями махают.

Е Кун не знал - что нет семьи,

Дочь Верочка жила в детдоме.

И не зря дочку Верой нарекли,

И помыслы счастливые отдали.

За всех сиротке надо жить,

Раз мать её болезнь забрала,

И невозможно слез не лить,

И Вера тихо песню запевала.

Вот такой нашел её Хан-Люм,

И такой она останется навеки,

Но эта сказка, уж совсем не та,

А про их сына Виктора-героя,

Про победителя, про Человека!   

14 февраля 2001 г.