|
1
Был хороший день, и в доме было уютно, тепло. Мама гладила белье, распределяя
наглаженное в шкафу. Папа возился на антресолях. Дочка Аля со своим мальчиком готовила
на кухне какой-то кулинарный изыск, дань пробудившегося интереса к готовке. Кошка мыла
лапу. Все были при делах. И этот день мог быть днем, о котором хочется иногда вспомнить.
Но вот папа сел на антресолях, свесил ноги вниз. Он держал в руках какое-то фото
в рамочке. Смотрел и смотрел, и даже как то кивал,словно говорил запечатленным - так мол
и так, такие вот дела...
Жена Оля посмотрела на него, как та, которой давно не нужны слова,что бы понять
мужа, что бы поучаствовать, согласиться, поспорить. А муж Коля, переполняясь чем то, все
смотрел на это фото в рамочке,смотрел и кивал. "Да ладно... Что, что там?..."
"Оля, я буду уходить..." - решился наконец, сказал папа Коля. "Насовсем..." -
добавил тихо. И может им, Коле и Оле, стало обоим легче в этот момент... Как если бы
отменили экзамен и упразднили саму школу. И все же, как они были друг другу близки...
Мама Оля, отвернувшись к шкафу, всё перекладывала и перекладывала на полках белье. Папа
Коля, достав ключ, подкручивал расшатавшуюся ножку стола. Но в то же время, папа Коля,
отделившись от себя, обняв жену за плечи говорил: "Ничего,зая... Уж как нибудь... Ну,
ну..." Но в то же время, мама Оля, отделившись от себя, прижавшись к мужу всхлипывала
девочкой. Всхлипывала, потому что жизнь - так не справедлива... Опять и опять... И
холодно... Вот ведь как...
Но именно они, как одно целое, были последние, кто мог помочь друг другу
сейчас. И вот они укрепляли свою "плотину", словно паводок не сорвал ее, и не разделил
их рекой, бурным, мутным потоком...
"Аля, -сказал папа Коля дочке, - я ухожу от твоей мамы. Ухожу, потому что
разлюбил..." Так вот прямо сидя на антресолях и сказал. "Ухожу..." Внешне мягкий,
внутренне окаменевший. Смотрел прямо в глаза Але, словно глядя так, словно объяснившись,
оградил ее от мрака расставания, словно все удобно поправил, словно загнал разлив
обратно...
"Аля!... - шумнула, но сорвалась на шепот мама, - не бери это!..." Шептала и
смотрела на дочь рассеянно, даже кажется сквозь...
Виноватые "во всем", натыкаясь друг на друга, разбрелись по клеткам своего горя
близкие. В доме стало просторно. Пусто стало в доме. Многое из обыденного, маленькие
ритуалы, скомкались, утратили смысл. И только инерция толкала некоторое время
действовать по списку...
Так ни кстати повзрослевшая, дочка ничего не могла изменить фактом своего
существования. Вот она встала между мамой-папой, как это бывало, когда она, маленькая,
своими глазками, своими ручками, своими игрушками, сказками, болячками возвращала их в
круг света, в котором все едино, все возможно, и ничего не страшно так... Встала,
удерживая и держась за папу-маму... А они - в стороны, хотя вот же они...
"Ну почему он такой? У меня такой нос... огромный! Мы будем вместе с ним?! У
меня не получается... Я пойду с девочками в клуб?!." - нет ответа. Мама гладит-стирает.
Папа собирает сумку. Оглохшие мама-папа...
2
Папа Коля вышел на улицы, где его знобило от свободы. Пара свитеров, мелочь
разная - и все. Вещи стали теперь тяжелы. Их вещи. "Вот в этой рубашке... А эту
книжку... А помнишь?" Не подъемно тяжелы стали вещи.
Вот она, улица. Совершенно незнакомая улица, где все на "иностранном", где кусок
не лезет в горло, где что ни одень - нелепо, где дикая, слепая, морочащая орда и
пустыня - никого вокруг... "Зачем они все это делают?... Зачем им все это?... А мне?..."
Но нет... Едва завернул за угол, как тут же и "погиб" папа Коля. Откололся от
мироздания карниз любви, и - насмерть зашибло. Не стало папы Коли. Из под обломков
выбрался Колюня, Колян. Ершистый и яркий. И зашагал, грудь колесом по ярким же, теплым
улицам города Мы...
Мама Оля осталась ждать, ждать, что Коля вернется. Его уход - сон, а она, Оля,
не тень, измотанная "боями", она - королева, которую не возможно разлюбить, не возможно
не любить, а можно только молить о пощаде в огне ее мимолетом брошенного взгляда... Ведь
все в ее руках...
Мама Оля вымыла пол. Перестирала, сложила, развесила все Колины вещи.
Перегладила все-все-все. Что то зашила. Наготовила вкусного один-другой раз. Ждала...
Сломала ноготь, пытаясь починить заевший механизм швейной машинки. Сделала прическу -
"Коле нравится..." Выпила несколько всякого разного, хорошего и не очень. Поулыбалась в
курилке, заглядывая в глаза мужикам, выискивая какой то ответ, какую то зацепку,
подсказку в их необъяснимых передвижениях... Попила кофе с "девочками",следя за их
руками, осанкой, модой. "Таинственные и абсурдные создания..." Поняла, что попала не
известно куда, обессилила быть гордой, распласталась по дням, а потом, наконец, села у
окна и спокойно удавилась невыносимой тоской.
Доча Аля схватила в охапку своего кавалера и ушла к нему жить. Стало обычным -
"жить". Без гуляний-узнаваний... Раз-два и - вперед... "Мы такие классные..." И так при
этом перебиралось, так хлопалось дверями... "Классные" же... Успеть бы хоть прижаться...
И доча "прижалась"... Бросила учебу, пошла работать ночной официанткой среди
клацающих зубами "душек"... Этому дала, этому дала, а этот - слишком... В прочем...
"Весь мир - бардак! Все люди - в услуженье!..."- и погребла среди испражнений и чудес.
Парень ее, эгоист, конечно, но такой "пацанчик"!... Резкий - не дай бог! Требовал борща,
ревновал, ожидал полного повиновения, за что имел рассеянное "привет", следы ночей под
глазами суженой, и повсеместное отражение собственной незрелости. Он очень
"нагревался", раздражался...
Однако, какой ни есть, а рыжий, красивый. "Так сопит, когда спит..." Так что,
хочешь - не хочешь, Аля понесла от него... Насопели. Сама не поняла, что с ней. Как?
Что? Так вот и бегала на шпильках. На работу - к борщу. На работу - к борщу. А суженный
иногда раздавал "флаэры" или думал о высоком, играя в Сounter-strike. И вдруг, Аля,
стоп, и - мама. Прямо посреди всего.
Сделалось невозможным оставить все, как есть. "Поговори еще!" Стали готовиться
к свадьбе. Вот и еще раз дочь собрала всех вместе.
"Алло, алло, извини что звоню, ты сможешь подойти?... Сможешь?... Не слышу!..."
И был ЗАГС. Парадные лестницы, много цветов, и платье белое, свадебное. И
после за особнячком, за ЗАГСом фотографировались. Такое вот тогда вышло фото: "молодые"
держатся за руки, держатся как "работник и крестьянка"; гости, их много-много, в
большинстве не знакомые друг другу, заполонили передний план, оттеснив главных
участников торжества; родители выглядывают по краям; потерянные дедушки-бабушки,
угадываются за "молодыми"(не знали ни о беременности, ни о "разводе" детей, ни о
"замужестве" внучки)... Но, так выразительны глаза Али, что кажется она впереди всех, с
её отчаянной улыбкой и животом. Новая жизнь. Жизнь, альфа и омега, философский
камень мироздания. И потекло золото...
3
Какой ни есть костер, а все - сгодилось. Жизнь продолжилась. Продолжилась, и все
тут.
"Вы как хотите, а мне пора!" - потолкался ребенок да и выбрался на свет.
Появилась девочка, Сашка, тоже Аля, производное от Александры. Одной путаницей больше,
одной меньше... "Вон у папы!... А мама?! А бабушка Настя, хотя она - Анаис?!"
Кавалер Алин играл и "грелся". "Грелся", раздражался и лежал уставший. А ползунки
грязные множились и множились. Стирать - не настираться... "Боевой конь" Аля, "на полном
скаку", когда уже не могла одна "перепрыгнуть" через образовавшиеся тяготы, "лягнула" не
по-детски "пацанчика" своего, выгнала вон, взяла Алю и ушла на съемные "фатеры"...
Другие "фатеры"... "Что б даже духу не осталось..."
Оно всё легче на "съемных". От чужих "заскоков" - пыль одна. Как праздник они,
оказалось... А родное животное... Как оно гадит, как оно кусает... А снимать жилье - это
практически фитнес. Отсюда фигура, и вообще... Постоянный тонус! А человек сдающий - это
же находка антрополога. "Боевой слон" Аля, с Алей же на спине, даже убегая "затаптывала"
до невозможности.
Так вот и жила Алина. Работала, снимала жилье. Одно на двоих с подружкой, с
которой в разные смены как раз. "Бюджетненько", чистенько!" Так что жила, считай, одна.
И у Сашки-Али две мамы. Благодать. Изводи - не хочу.
Кавалер-муж-стрелок сперва заходил "с косточкой в зубах", а потом уже - удобно
потерялся. "Зачем тебе "это" надо?..." "А, действительно, зачем, если не за чем...
Вульгарная какая-то, не романтичная... Да ладно..."
Папа Коля, тем временем, счастливый до невозможности, только ночью
спохватывался о потерянном, просыпался в поту, поднимал голову от своего ужаса
расставания, обнаруживал себя в счастье и засыпал, "хомячком", тут же. "Приснится же, не
дай бог..." В апартаментах своей богини ходил "на цырлах", хотя и не осознавал... Всё у
него было как-то не здесь, в каком то параллельном мире. А здесь был только он, без
всего. Без угрызений, сомнений, без таланта, без нужды, без ежедневных сложностей...
Санаторий для инвалида семейной жизни на две персоны. И вот ведь она, его теперешняя
"всё", она ведь как он, она тоже вышла из дома и не вернулась... Только вышла как то
вместе с квартирой... Осталась одна,... а тут Колян... И карниз мироздания... И свечи
зажгли... И в душу не лезли к друг другу... Да и зачем - все так понятно... Ведь она
вскакивала среди ночи, вся в поту от пережитого ужаса своего расставания... Ведь
расставания - это навсегда, навсегда... Может быть все можно пережить, но "навсегда"...
Ведь мы же - гордые птицы, не ведающие "стен"... Мы летим на свой юг, даже если
сместилась ось, и мы бьемся и бьемся о стекла, морозы и зной, потому что туда нам, на
юг... На юг... Нам на юг...
И мама Оля тем временем билась о свое стекло... Билась и билась... Завела себе
подруг в баню ходить, в салон ходить... Куда то ходить... Пустыня и две спутницы... Два
миража...
Прочувствовала прикосновение рук спортсмена, карлика. Даже маньяк
напрашивался... "Маньяки и дебилы, я вас так боюсь. Не пишите мне, пожалуйста..."
Спортсмен потерялся где-то. Засмотрелся на себя. Карлик мурлыкал в грудь и наступал на
ноги в танце. Все метался приглашая... Так что просяще налила мама Оля зашедшему слесарю,
хорошему парню, который ни о чем не спросил, который знал как не просто содержать целым
что то "сантехническое", особенно хрупкое современное, за "эвро"... "Шлють и шлють сюда,
извините..." Хороший парень, чужой, а - тепло. Успеть бы прижаться...
4
И казалось бы все, конец фильма, ан нет... Вся смена в роддоме, в которую
попала Аля - Саша, вся смена, все малютки, заболели после прививок. Почему?! И может
прокурор воспрял, или может горячо ещё кому-то... "Да мы не мстительные, нет, не мрачные
мы, не тяжелые... Болит кругом..."
Почти все дети погибли из этой смены. Вот Аля-Саша, балуется, капризничает...
Обычный ребенок... Единственная конечно, неповторимая... И все же... "Это не буду, это
не хочу..." И только покашливает, сплевывает кровь в платочек, в тарелку... Два года
всего и - цирроз... Прощай, ангелочек...
Не выдержала мама Аля. Стала биться в двери, во все двери... И, как в кино -
не выходило...
"Поздно...""Нет...""Завтра...""Позвоните на следующей неделе..."
"Позитив в том, что жизнь прекрасна!" - говорила подосланная психолог. А как
жить дальше в этом "позитивном" мире?!... Узнать, знать, и вроде как забыть о той
очереди, где ребятишки ждут кто сердце, кто почку... Жить "как бы...", когда в той
очереди, и не в начале... твой ребенок? Может кто то обходился без тепла?... Любить
людей, как таковых... Тех самых, что за деньги и без денег, забывают кто они есть от
рождения и по смерть...
"У тебя дочка в больнице лежит? Или, может, хотя бы кошка дома орет? Ты любишь
меня? Вот прямо сейчас?! А если ты не получишь ни копейки, потому что тебе плевать даже
на свое место на парковке? Ну что, любишь, любишь?!"
"Я никуда не пойду!" - говорила "троянский конь" Аля под дверями очередного
кабинета. "Какой беспокойный скандал!..." Кажется они вздрагивали, как будто спали, все
эти запасливые, но рачительные господа жизни. Подпись? Нет! Телефон? Нет! "Я буду здесь
жить! Как ваша фамилия?!""Не надо здесь кричать!"- багровели в присутствии. "Да вы сами
кричите! И только потому, что у вас обед!""Выйдите и зайдите! Что за люди! Как на
вокзале! Тут вам что проходная.?!" Нет, там не было проходной - там был тупик... А
времени не осталось...
5
"Мама, мамочка..."
"Как ты там? Хоть бы зашла..."
"Мама, мамочка..."
"Папа..."
Папа Коля часто уходил, подолгу не появлялся у своей "зазнобы". Почти ничего не
говорил... "Не надо, поешь вот..." - просила "она", его теперешняя "половина", и
отходила в сторону, словно боялась заразиться его бедой... Так не заметно, но все таки
отходила...
А папа Коля пропадал у Али. И мама Оля пропадала у Али. Но не пересекались...
Бессловесные обвинители всех и вся... Виноватые "во всем"... И бабушка с дедушкой
приехали. И мамины, и папины... И все звонили кругом, бегали, страдали, болели...
Как погорельцы собирались на съемной квартире, и опять рассыпались... И всё что
б не попасться на глаза друг другу...
Дочка Аля не плакала. Священника не пустила. Ходила некоторое время под окнами
больницы, с тем, что бы хотя бы плюнуть в кого из врачей, плюнуть в кого узнает... А
потом целыми ночами работа... Кальян, как паровоз... Круги под глазами... И пусты
руки... Руки мамы...
"Малышка, ты только скажи... Кто тебя обидит - я их порву!"
"А ведь скажу..."
"Ничего-ничего, я тебя знаю. "Пробивал". Всё знаю. Только скажи, если что
нужно..."
"Спасибо, Гришаня, спасибо..."
Папа Коля к своей "половине" не вернулся... Не смог... Принес свои полтора
свитера домой, к Оле и заперся в одной из комнат... Так вот и сидели каждый в своей
комнате - ощущая друг друга, но не видя и не слыша друг друга... И папа Коля отделяясь
от себя проникал к Оле прижимая к себе, и дальше к Але... И мама Оля, отделяясь от себя,
проникала сквозь стены к Коле, плакала обмякшая ему в грудь, и дальше к Але... А там,
они втроем, как комочек, теплые...
Аля продолжала снимать жилье. Заходила редко... Говорила, напирала о планах
своих, учебе своей, о своей нелюбви к мужчинам... Посидит чуть-чуть и уйдет. Глаза
черные, а в голосе металл... Кажется, у нее кто то был...
Потом как-то, радостная, Аля обмолвилась не без гордости - "Умный у меня
такой... Знаешь какой сильный... и хороший..." Оказалось, что этого было мало... Опять
пропала на долго...
И все, что ни есть, годилось для костра...
Мама Оля тайно таскала грязное белье Коли, стирала и подбрасывала... Или куски
мяса в кастрюлю его плюхнет... А то - суп ему доварит. Ходила счастливая. А папа Коля,
тайно же, починил бра над кроватью у Оли, машинку починил, лампочку поменял, петли у
двери смазал... Да мало-ли... Тайно ведь... Насвистывает что то...
Через год , чуть больше, Аля родила. Говорила, что никогда больше, а вот -
родила. Олей назвала. Кольцо на руке показала. Мужа показала. Позже "замелькала" с
мужем, все чаще приходить стала, а то и внучку "подкинет" на выходные... При муже,
тихая-тихая, слабая-слабая... А он - такой строгий... "Хороший... И все может руками...
Сильный-сильный... Умный - очень."
На стене у мамы Оли и папы Коли висит фотография. Большая, в рамочке. Там на
опушке, у костра стоят они обнявшись, счастливые, и с ними, там же, Аля с мужем -
счастливые. Дедушки и бабушки, там же - счастливые. У всех в руках сосиски на палочках.
Там же, маленькая Оля с кошкой на руках, счастливые. И совсем маленький Толя, кидает в
огонь все, что найдет, счастливый. И все горит, все годится... И костер, такой большой,
горит, не гаснет...
|
Комментарии
редактором ещё...