В коридорах поликлиники одного из промышленных районов столицы, довольно-таки древнего, по меркам семнадцатилетнего парнишки, горит желтый свет. Пациенты, сидя на обтянутых синим дермантином банкетках, ведут неспешные разговоры вполголоса – многие знакомы друг с другом; иные кашляют в платок, тихо шмыгая носом. Стены, выкрашенные в стандартный бежевый цвет и двери кабинетов с черными табличками номеров кабинетов, забрызганными белой краской, приводят в уныние.
У Сергея ничего не болит, у него другая проблема: ему необходим отдых. Не большой, дня три ему хватит. Три дня он не ходит в школу, не ездит в метро во Дворец Спорта, что на Ленинградском проспекте, сидит дома, читая что-либо из фантастики, а по вечерам бренчит в подъезде на гитаре.
Сергей пришел в поликлинику за освобождением от обязанностей. Это такая бумажка с печатью, диагнозом ОРЗ и подписью врача, подтверждающая, что Сергей тоже живой человек и, как всякий живой человек, имеет право чуть-чуть поболеть. Его участковый врач – молодая симпатичная женщина в черных, очень модных очках – причем она их носит всегда: и зимой, и летом, и днем, и вечером, прекрасно понимает Сергея. Но ему-то кажется, что он каждый месяц обводит ее вокруг пальца. Одно его смущает – всякий раз подписывая бумажку, врачиха улыбается уголками рта. «Интересно, какие у нее глаза» - думает Сергей, рассматривая ее тонкие пальцы с длинными ногтями.
Сегодня Сергей вообразил, что у него насморк. Главное – проникнуться убеждением, заставить поверить самого себя, что у тебя с носом не все в порядке и ввести в заблуждение как можно большее количество людей. Сам того не осознавая, Сергей входит в роль по системе Станиславского, о котором он не знает совершенно ничего.

Очередь в тридцать первый кабинет на втором этаже Сергей занял минут двадцать тому назад. Так он и сидел, скучал, вытирая платком сухой нос, пока не случилось нечто.

Этот голос, раздавшийся в относительной тишине, он узнал бы из тысячи. Но как? Почему?.. За что вдруг такое везение? Зачем она здесь? Она что, тоже болеет? Она – королева улицы в десять трамвайных остановок, особа более чем неприкасаемая...

Ей было двенадцать лет, когда в нее влюбились все мальчишки окрестности с пятого по десятый класс. Легенда, причем живая, сотканная горячей фантазией подростков. Номером ее телефона были исписаны стены почти каждого подъезда, где собирались пацаны. Все девчонки одевались, как она и носили челки а ля Натали. Цвет, которому она отдавала предпочтение, обретал магическое свойство и действовал на мальчишек ошеломляюще. Бум, вызванный этой необыкновенной девочкой, длился года два. Она была, что называется, в моде. Затем, перебесившись и отчаявшись добиться ее благосклонности, народ предался злословию. Ее почему-то прозвали Жучкой, и стены ее подъезда вмиг были исцарапаны этим странным прозвищем. Про нее ходили сплетни эротического характера, и это устное народное творчество растянулось года на три. Вообще сложилась странная ситуация. Девочка по имени Наташа жила своей жизнью, никому не ведомой, а Жучка – своей, и это параллельное мифологическое существование ее было более реальным, чем первое. Дворовое сообщество, ею отвергнутое, в свою очередь оттолкнуло Наташу, но растворило в своих недрах Жучку. Впрочем, это был своеобразный компромисс, который устраивал и ту, и другую сторону.

- Кто последний в тридцать первый кабинет? - спросила Наташа.
Ее очень высокий, почти детский, голос часто вызывал улыбку у окружающих. Поэтому она научилась говорить официальным тоном, делая при этом строгим лицо, отчего казалась совершенно ненастоящей. Впоследствии Сергей понял одну вещь – окружающий мир заставлял ее быть актрисой.
«Она заняла за мной очередь», - с незнакомым страхом подумал Сергей, ткнул себя пальцем в грудь и, отчего-то охрипнув, произнес:
- Я последний.