* * *

- Так говоришь, в стенку врезался? - опять осведомился Шурик и хохотнул. - Это ж сколько надо было на грудь принять, чтоб в двери не попасть?!

- Спросонок это, - устало произнёс я. - Сколько можно вам повторять? Телефон зазвонил и я бросился...

- А кто звонил?

- Ошиблись номером.

Появлением рубца на моём лбу интересовались сегодня все наши отделовские операторы, и я уже устал отвечать на их вопросы. Тем более, что никто мне особо не верил: все считали, что у меня вчера был алкогольный перебор. Насмешки моих коллег продолжались целое утро и не прекращались даже сейчас - после обеда.

- Молодец, Серёга! - продолжал кураж Шурик. - Настоящим мужчиной становишься. В жизни всегда есть место подвигу! Хватит уже тихоней быть! Только не злоупотребляй, чтобы голова целой оставалась.

Я только вяло отмахнулся и стал набирать очередную платежку.

- Серж, тебя патрон к себе требует, - возле моего стола неожиданно материали­зовалась наша банковская секретарша Тома.

Я дёрнулся, словно прикоснулся к раскалённому утюгу, от испуга чуть не уронив на пол компьютерную мышку. Повод для испуга у меня был - утром я сразу, выполняя просьбу Колыванова, перевёл со счёта нашего банка двадцать тысяч долларов на счёт его приятеля. Вдруг Пономарь что-то узнал об этом?

- Зачем? - я подхватил мышку и постарался задать вопрос безразличным тоном, но почувствовал, как в груди гулко застучало сердце.

- Откуда я могу знать? - пожала плечами Тома и, уже намереваясь уходить, вдруг увидела мою радужную отметину. - Это что у тебя? Что с лобиком?

Весь коллектив нашей комнаты дружно заржал. Кроме меня, естественно.

- Поскользнулся, упал, потерял сознание, очнулся,.. - стал я повторять известную фразу из киноклассики.

- Пить меньше надо, - также процитировала киноаксиому Тома и смех в комнате усилился. - Мой благоверный, когда нажрётся, тоже...

Уф, достали! Я встал и, не дослушав рассказ Томы о великих деяниях её благоверного, пошёл в кабинет Пономаря.

* * *

- Константин Федорович, вызывали? - я робко открыл двери генерального и сделал несколько шагов к его столу.

Пономарь, просматривавший какую-то длинную распечатку, поднял на меня глаза:

- Вызывали, вызывали! Ты что, татуаж на лоб решил нанести? Нашёл место?! Я понимаю эти новые модные веянья, но...

- Это я ударился, Константин Федорович, скоро сойдёт.

- Ну-ну! Слушай, Савельев, что это за двадцать тысяч? Я что-то не пойму.

- Какие двадцать тысяч? - проблеял я, чувствуя, как по спине пробежал отвра­тительный морозец.

- Да вот, решил проверить наши последние операции и сразу же встретил непонятку, - Пономарь опустил глаза в распечатку. - Иди сюда, смотри.

На полусогнутых ватных ногах я приблизился к столу генерального.

- Сегодня в девять тринадцать отправлено двадцать тысяч. Вот видишь, - Пономарь подчеркнул карандашом нужную строчку. - Вот твой идентификационный рабочий номер. Ты отправлял? Что молчишь?

- Видите ли,.. - я даже не смотрел в распечатку.

- Пока ничего не вижу, - патрон стал терять терпение. – И ничего не понимаю. Давай, телись быстрее.

- Это действительно отправил я.

- С какой стати и на чей счёт?

- По распоряжению Колыванова.

- То есть, как?! Он же в отпуске!

- Он мне звонил этой ночью с Кипра, - сказал я и, вспомнив, что Витька сегодня вылетел домой, добавил. - Он уже должен быть дома.

- Я и без тебя знаю, что он должен быть сегодня дома, - нахмурился Панамарь. - Что-то мне эти сказки Шахерезады не очень нравятся.

Он листнул настольный календарь-блокнот и взял телефон:

- Виктор Ильич? С приездом. Что ты поручал сегодня Савельеву? Так, оригинально! Можешь приехать? Именно сейчас. Я высылаю за тобой машину.

- Ну, что он сказал? - отважился спросить я.

- Иди на рабочее место, - не глядя на меня, сказал генеральный. - Вызову.

* * * 

Когда меня повторно вызвали к патрону, в его кабинете уже сидел Колыванов.

Завидев меня, он вскочил со стула и чуть ли не кинулся на меня с кулаками.

- Ты что здесь басни сочиняешь, Савельев? - закричал он, злобно вращая глазами. - Какие двадцать тысяч? Какой звонок с Кипра? Я в Севилье был. Тебе может билет показать, или счёт из гостиницы? А ну, дыхни! Что с лицом? Пил вчера? У тебя случаем не белка?

- Какая белка? - пролепетал я, ошеломлённый таким неожиданным напором Колыванова.

- Белая горячка! - ответил Витька. – Точно! Вон и рожу разбил! Иначе как объяснить...

- Уймись! - прикрикнул на него Пономарь. - Не в горячке дело. Он просто хотел украсть эти деньги. Как же так, Савельев? На что ты надеялся? Знал же, что любой перевод без труда можно вычислить.

- Он, наверно, на наркоту присел, - продолжал наседать на меня Колыванов. - Наркоманы ни перед чем не останавливаются, если денег нет. Какому-нибудь наркопродавцу деньги перевёл. Чем балуешься, Серёжа? Нюхаешь, глотаешь, или колешься?

- Да ты что?! - взревел я, как раненый зверь. - Ты же мне сегодня ночью... с Кипра... Это ж из-за тебя, гада, я лоб разбил... Константин Федорович, поверьте... это он звонил и просил перевести деньги на счёт его друга-депутата...

- Ещё и депутата сюда приплёл, - хмыкнул Витька. - Точно с башкой проблемы. Его в психушку надо...

- Это тебя в психушку надо, - заорал я. - Ну ты и гад...

- Хватит, - рявкнул Пономарь.

- Константин Федорович...

- Хватит, я сказал! - в меня, словно два пистолетных ствола, уставились тяжёлые глаза патрона. - Значит так, Савельев. Ты уволен по любому, однозначно и без всяких разговоров, но это ещё не всё. Ты отправил эти деньги. Значит, с тебя двадцать тысяч,.. моих двадцать тысяч. Это пока я не включил счётчик. А я его включу сегодня вечером. Не вернёшь, пеняй на себя. Слышал, небось, как с должников долг сдирают вместе со шкурой. Мой тебе совет, быстренько отправь свифтовку в тот банк и попроси сделать возврат. Может, ещё успеешь. Вернутся сегодня деньги - будешь свободен, будем считать, что тебе повезло. Пошёл!

- Но, я не...

- Пошёл!

Обливаясь холодным потом, я бросился в операторскую.