* * *

Город ещё жил. Хоть и с перебоями, но последний работающий блок Ленин­град­ской АЭС в Сосновом Бору и десять солнечно-ветровых станций вырабатывали элек­тро­энергию для остатков работающей промышленности и жилых зданий. Магазины торговали, в основном, местной продукцией - химическими продуктами и одеждой кон­сор­циума «Ладогаорганикс». Денежные операции обеспечивались двумя сравнительно круп­ными банками, для приезжих имелись даже четыре гостиницы.

Город ещё жил, но походил на измождённого болезнями и старостью человека, дни которого уже сочтены. Славный Санкт-Петербург, краса и гордость россиян, сильно одряхлел и, словно в отместку людям и обстоятельствам, доведшим его до тако­го состояния, старался оправдать своё название - «Северная Венеция» и побыстрее скрыть свои всё прогрессирующие недостатки под водой. Это Балтийское море с каж­дым годом расширяло свои владения, отчего городские наводнения стали привычным делом. С архитектурно-исторических шедевров облетала штукатурка и позолота, добрая половина домов была нежилой и зияла пустыми глазницами выбитых окон, в туннели метро могли спуститься только водолазы, по когда-то оживлённым улицам, проспектам и площадям не катили вереницы автомобилей, не гуляли ватаги любозна­тель­ных туристов, не сверкали разноцветной иллюминацией рестораны и витрины супер­маркетов.

- Унылая пора, очей очарованье, - с горечью вспомнил Олег строчку Пушкина.

Он смотрел на полуразрушенный девятиэтажный дом, мимо которого их вёз велорикша.

- Такое «очарование» очам видеть совсем не хочется, - ответил Кирилл. – В этом доме детское кафе было. Мы здесь с мамой и папой мороженое часто ели. Господи, неужели, это наш Питер?

- Вы что, господа, местные? – рикша - худощавый парень лет двадцати пяти, не прекращая крутить педали, на секунду оглянулся.

- Когда-то были местными, - ответил ему Олег.

 – Значит, тоже петербуржцы? А я смотрю на вашу одёжку – прикид у вас иностранный. Наши в таком уже давно не ходят. Сразу видно, что вы из-за границы. Во­время решили прокатиться. Неделю назад здесь только на лодке можно было прое­хать. А сейчас – хоть пешком гуляй. Только вы пешком не гуляйте, особенно вечером. Наша шпана в момент ограбит и разденет, менты тоже могут. Так что вы не сильно по городу-то рыпайтесь – очень опасно.

- Мы и сами очень опасны, - на всякий случай сказал Кирилл.

Рикша снова оглянулся на своих ездоков и скользнул по ним настороженно оценивающим взглядом.

- Не бойся, мы в водителей мирного транспорта не стреляем, - успокоил его Олег. – Лучше на дорогу смотри.

- Ой, черт! Здесь же яма! – Парень уже въехал в лужу, своими размерами больше напоминающую маленькое озеро, однако вовремя успел вывернуть руль вправо и осторожно объехал самый опасный участок по водной кромке. Больше он не огля­ды­вался, но говорить продолжал: - А чего мне вас бояться?! Бояться уже нечего. Один хрен от чего помирать: от пули, от ножа, от голода, холода или от микроба какого-нибудь. Вон с экрана всё время трындят о близком конце света. И моя Зойка, как рюм­ку пропустит, слезу пускает – мол, ещё лет пять и конец. А она чувствует несчастья, словно крыса. В прошлом году не пустила меня в пивнушку из-за своего предчувствия, и точно – там один психопат в тот вечер гранату взорвал спьяну, всех в клочья… Я ее, конечно, утешаю, говорю, что всё это враки, какой там конец света. Но самого тоже менжа иногда давит, особенно на похмелье. Как и она чувствую – скоро всем нам каюк. А что у вас там, за границей, боятся?

- Ещё как, - сказал Кирилл.

- Там тоже умные люди живут, - обрадовался такому ответу рикша. – Я ж и говорю, катится всё, будто в преисподнюю. Раньше житуха гораздо лучше была. Я ещё помню, в магазинах настоящую колбасу и творог продавали, а не эти современные хими­каты. По городу автобусы и машины гасали, а сейчас двадцать несчастных трол­лей­бусов пускают только в часы пик – это на весь город-то. У меня папик,.. царство ему небесное, таксистом был. На машине ездил, а я сейчас педали кручу. Он меня - малого в Москву два раза возил на скоростном экспрессе. Сейчас попробуй уехать – раз в неделю поезд. Я не говорю про самолёты, они у нас уже вообще не летают. А страна какая раньше была?! От Балтийского моря и до самых японских… этих как их… до Курилл… Это я ещё со школы знаю. А сейчас?  От Японии и до Урала китайцы рассе­ли­лись. Уже и на юг полезли. У меня двоюродный брат с семьёй из Ставрополя сбежал, говорит, с одной стороны кавказцы и арабы житья не дают, с другой – китаезы саран­чой поналезли. И некуда русскому податься, кроме как на север… Нам тоже придётся драпать отсюда. Сам слышал в одной передаче по телеку – на месте Питера скоро будет море шуметь.

- И куда будешь драпать? – поинтересовался Олег.

- Хрен его знает, куда. Скоро вообще некуда будет драпать. Зойке её подружка говорила, что на Вологодщине провидица живёт – знатная экстрасенсиха. Вроде бы она предрекла, что через пятьдесят лет суша на Земле почти полностью исчезнет под водой, человечество из-за своих грехов и космической радиации погибнет, а если кто и вы­живет, то постепенно превратится в диких обезьян, скучающих под пальмами на горах-островах посреди океана. Останутся настоящими людьми только несколько десятков детей.

- Как же спасутся эти дети? – спросил Кирилл.

- Ох, черт! Здесь не проедем, господа. Я из такой грязюки не вылезу. Ничего, мы сюда,.. – рикша свернул влево под арку нежилого дома. – Тут хоть и сыровато, зато асфальт ещё не весь разбит.

Велосипедная коляска, оставляя за собой тоненькие бурунчики волн, засколь­зи­ла по водной глади и через квартал снова выехала на проспект.

- Так как же они спасутся? – повторил Кирилл.

- Кто?

- Дети.

- А, дети? – Рикша хмыкнул: – Я всегда говорил, что моя Зойка – беспросветная дура. Верит, будто бы детей этих посадят на волшебный ковчег и отправят жить… Куда бы вы думали?.. В космос!

Братья переглянулись и промолчали.

- Уверен, - мысленно сказал Олегу Кирилл, – нам о ней ещё предстоит услы­шать. Причём, довольно скоро.

- О ком, об Зойке? – также мысленно пошутил Олег.

- Об Зойкиной «экстрасенсихе».

Олег кивнул, у него тоже появилось точно такое же предчувствие.