Normal 0 false false false RU X-NONE X-NONE /* Style Definitions */ table.MsoNormalTable {mso-style-name:"Обычная таблица"; mso-tstyle-rowband-size:0; mso-tstyle-colband-size:0; mso-style-noshow:yes; mso-style-priority:99; mso-style-parent:""; mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt; mso-para-margin-top:0cm; mso-para-margin-right:0cm; mso-para-margin-bottom:8.0pt; mso-para-margin-left:0cm; line-height:107%; mso-pagination:widow-orphan; font-size:11.0pt; font-family:"Calibri",sans-serif; mso-ascii-font-family:Calibri; mso-ascii-theme-font:minor-latin; mso-hansi-font-family:Calibri; mso-hansi-theme-font:minor-latin; mso-bidi-font-family:"Times New Roman"; mso-bidi-theme-font:minor-bidi; mso-fareast-language:EN-US;}

Соль 

- Бабуля, расскажи мне про соль.

- Соль? А что соль? Соль как соль, солёная.

- Ну не шути, ты же обещала.

- А ты мне завтра поможешь баклуши бить?

— Это заготовки для ложек, что ли? Так я уже с десяток тебе приготовил.

- Ты скоро уедешь, чем я заниматься буду? А так ложек нарежу, разукрашу и вам пришлю, на подарки друзьям вашим.

- Ну рассказывай уже. Конечно, помогу.

- Хорошо. Садись на диване, укрывайся и слушай. Молодец!

Есть место в верстах пятидесяти, или даже чуть по более, где в горе вырыты норы. Так вот норы эти, люди сами вырыли, добывая соль.  Я ещё в детстве, там однажды была. Батюшка взял меня с собой. Потом туда часто ходила, то. Но вот первый раз, запомнился. Ох и намаялась же я тогда. Хотя отец меня заранее предупреждал. Но ради красоты увиденной и результата, стоило ноги бить.  А вот как шли? Как нашли? Не знала не ведала тогда. Везде лес да дебри непролазные. Это потом уже выучила тропинку по корням да деревьям, по местности, тогда же только удивление.

По началу дерево видела, то за которое туча зацепилась и на долго зависла. На него глядя, батюшка и вёл по началу. Потом сопку видела, лысую. Без единой травиночки. Одни камни да мшаник серый. Вот вдоль неё денёк. Дальше ручей, да топь вонючая, с травою красной. Ядовитой. Ручей, сказывают и зимой течёт, не замерзает. Да и течёт ручей от горы самой.

Вот в четыре дня и дошли.

Норы прям в горе, а стены сверкают, глазу больно.

Камушки под ногами. Возьмёшь один, а он на солнце так и играет, так и играет, переливается. Кристалл.

А оказалось, то сама соль. И везде она. На стенах. С потолка свисает. Под ногами хрустит. Но внутри серая и неприглядная, холодная.

Набили мы соли камнями со стен. Засыпали туеса заплечные. Да в корзину, заместо еды съеденной. Отец стережит:

- Не сыпь много. Не донесёшь.

А как не сыпь? Все знают какая на вкус соль противная. А еда без соли ещё противней. Без соли ешь только если выживать осталось, и у соседей занять нечего. Без соли вообще жизни нет.

Предупреждал отец. Да я не слушалась. Знала уже, цену этой соли. Везде набрала. И в туесок засыпала, и в корзину с карманами добавила. Еле с колен поднялась. Глянула на отца, а он молчит и улыбается. Ничего не говорит.

Вышли по утру. За час по топям так взопрела, что хошь всю одёжку сымай.

Сначала немного отстала, чтоб за отцом идти, а потом давай из карманов соль выкидывать.

Пока топи прошли, я уже пол корзинки ослобонила.

А у отца, вроде глаза на затылке. Он и говорит:

- Ты бы доню, хоть не всё выкидывала. До дому оставь. Не ровён час до весны не хватит.

- Да я батюшка только карманы ослобонила. Печёт больно, соль эта треклятая.

- Не ругай хороший товар. Мы ведь мою соль себе на год оставим. Я норму знаю. А за то, что ты несёшь, в Ширинке на вещи тебе сменяем. Вон как вымахала. Пора обновами обрастать. А мы так с матерью решили – что заробишь, на то и купишь.

Как услыхала то за обновы! У-у! Губы в кровь кусаю, но тащу! Себя дурой обзываю, за то, что лишок скинула. Да и батюшке в мыслях достаётся, зря раньше не сказал. Вообще бы и камушка не обронила.

А тятька говорит, вроде мои мысли читает:

- Не ругайся Нюшенька. Донесла бы и те крохи что скинула, да дён семь бы мы шли. А время терять нельзя. Видишь деревья мокнут, по колен выше? Зима будет ранняя. Спешить надо. Одной солью сыт не будешь. Как придём, соль оставим и на охоту. Я тут тропы новые приметил. Силки поставим. Ничё родная, заживём! Хлеб уродил. Зверья много. Всё будет хорошо.

Дошли. Донесли. Оставили да чаю с мёдом попили. Запас с собой взяли и на охоту ушли.

Я с семи вёсен с ружьём. Отец приучил. Спасибо ему. Благодаря его учёбе и выжили в лихую годину.

Вообще многому учил. Как след распознать, да в каку сторону зверь ушёл. Научил кого сторониться надо, а за кем и побегать. Учил бредни плести и правильно ставить, а по утру собирать, чтоб рыба не ушла.

Очень я благодарна отцу, прадеду твоему.

Хоть порой так трудно и нудно было сидеть, ждать пока зверь появится.

Или как рысь перехитрить. Ох хитра и бесстрашна дикая кошка. Не чета домашней мурёне.

- Баба! Баба! А меня ты научишь стрелять?

- Какая я тебе баба? Бабки это у вас там, в городе, на базаре торгуют, а я для тебя бабуля.

- Ну бабуля, а меня ты всему научишь?

- Да научила бы, так ты ж непоседа. Что ни утро, то с мальчишками на Золотце прохлаждаешься. А учёба дело долгое, хлопотное.

- Ты меня только научи. Я всё делать и слушать буду, как скажешь.

- Та научу, научу. Не кричи только.

А сама отвернулась и в пол голоса:

- Да что толку учить то. Вон сына выучила и что толку? Охоту и рыбалку в отдых да игру превратили. Такое нужное и ответственное дело. Работу – в игру! Э-эх! По привыкали в своих городах, всё да на блюдечке. Пришёл – купил. Нет мужиков настоящих.

Повернулась снова ко мне и продолжила.

Ну так вот. По осени мы соль мною принесённую, выменяли на обновы, мне и матери. Пороху набрали. Патронов. Ружьё меньшому брату. Вообще хорошо за соль дали. Оказалось, мы удачно по весне сходили. А те, кто позже пошёл, в топях увяз. Сильно разлилась там речушка местная. Не дойти стало. Вот мы удальцы молодцы.

Всё. Спи давай. Уже за полночь. Скоро петухам петь, а ты ещё не улёгся.

Заболталась я с тобой. Пойду опару поставлю. С утра блинками с мёдом побалую. Спи!

Дом пятистенок

Дом этот, пятистенок, ещё твой пра, пра, и ещё пять раз прадед ставил. Необычный дом. «Звёздный» - как его сам дед называл. Так что он, видишь, у нас о пяти углах.

Это сейчас простенки сделаны, комнаты. Всё отдельно. А раньше всё одним было, только сени отдельно. Там живность и скот зимовали.

В сени как заходишь, так вправо и загон для животных был. Слева же, дед ульи выставлял один на один. Узкий проход для люда оставался. Бывало, идёт матушка с дровами, заденет бревном улей, а оттуда:

- У-у-у-у!!!

А дед в ответ:

- О-о-о!

Наш то мёд, дороже золота!

Само-то золото в Золотце перевелось, а мёд завсегда пчёлы носят. А мёд — это здоровье, вкусно и лекарство. Скольких людей твой прадед с того света вернул. Сколько детишек недоношенок выходил, одному Богу известно. Вот, бывало, че, молодуха, в поле на покосе. Не время ещё родить то. А повернулась не так, али уселась на сыру землю, тут раз, и разродилась не по времени. Детёныш малюсенький, слабенький. Вот-вот гляди, Богу душу подарит не крещёную. А тут прадед твой идёт, с ложкой. Да в ложке той смесь волшебная. Перга с пыльцою, да пчелиное маточкино молочко, мёдом приправленное. Ни в одной аптеке у вас в городе, такого не купишь.

Нажуёт молодуха хлебца в тряпицу, каплю другую смеси добавит. Смокчет и оживает малец-то. А как всю ложку ему скормят по капле, так уж дитё и на ножки встает. Ложку ту, дедову, всю жизнь как оберег хранят. Приболеет человек, той ложкой чай мешают, и такой чай без варенья и сахару сладкий, пить невозможно. Такая сила на годы от смеси остаётся. А уж к старости человека и ложка спревает. А умирает человек и ложку не ищите, нету её. За ним сама ушла, говорят.

Ну так я про избу то говорю тебе. Это сейчас комнаты, после войны разделили, а по началу все вместе жили.

Старики на печи кости грели. Туда и мальцов со снегу, погреться загоняли, да приболевшего на ночь укладывали. К утру люба простуда выжаривалась. А раньше там ещё и медвежья шкура лежала, так она звериной силы прибавляла. Вот старики и жили долго.

Слева от печи лавки начинались. Первые две, самые широкие – то отца с матерью. Рядом стол стоял. По одаль, малый ткацкий станок.

Родители рано вставали. Отец за столом ложки резал, снасти проверял, ну и другую работу по хозяйству делал. Мать бралась за стряпню с другого краю стола. Когда семеро по лавкам сидят, да во все глаза глядят, попробуй опоздать с завтраком, обедом. Такой рёв и гам начнётся, хоть с дому беги. Но у нас такого, слава Богу, отродясь не было. Хотя люди поговаривали, что были и такие семьи в Ширинке.

Дальше по лавкам, но поуже, и сами дети. Голова к голове, ноги к ногам. И никому не тесно. Лавки вкруг, по всей избе. На последней лавке, самой узкой и низкой укладывали незваных гостей или чужинцев. За ними в ночи старики приглядывали, да и обсохнуть им близость печи позволяла. Свои чуни да лапти у печи выставляли.

— Вот вроде и всё за дом. Спи давай. Поздно уже. Завтра ещё что скажу.

А я уже и так засыпаю. Глаза слипаются.