Что изменилось? Люди? Дома? Деревья? Стрелки, к шести скатившись, вконец заглохли. Мир, занесённый пеплом… остался в пепле. Воздух всё так же дышит чумной утробой сумрачного утра и пробитой ночи. С бешеным треском рвутся мыслишки бога, хор из заглохших слов что-то там пророчит голосом диктора с радио; снова кроет матом многоэтажным свою судьбину, жалкую, пресную, даже без блика вкуса. Даже без капли страсти грохочет Имя (некогда – эдельвейс на столпе искусства).
Что изменилось в замкнутом кем-то круге? В горле клокочет кровь с перезревшим гноем, череп скребёт философ – извне, оттуда! Все вы, конечно, знаете смысл слова… впрочем, неважно. Осоловелость жира нас охватила с детства своею юбкой. Вечно-овечий взгляд в мировой квартире, вечно измазаны жиром пустые руки, вечная злость – на соседа, на друга, брата, только за то, что они на чуть-чуть живее! Только за то, что в их пеноблочных латах не оказалось лишней, ненужной двери!
Что изменилось в ливне и чёрных лужах? В море, что существует в пределах ванной? Мертворождённый стих проскользнёт наружу и улетит куда-то без всякой платы.
Мир не изменит лезвие ледокола, не успокоит крик безъязыких старцев; мир не сгорит под палочкой дирижёра, не полюбив себя в отголосках вальсов. Мир не умрёт под смех переживших смуту и не останется гнить под весенним солнцем –
что изменилось в сердце забытой куклы, принадлежащей дочери богомольца?
В непостоянном веке все мы – излишни, мы, воплощенье изъянов и червоточин! Хочешь бежать? Беги, пока там, над крышей, снайпер не выбил звёзды из наших точек.
|
Подробнее...