…вчера я возвращалась домой под мелко моросившим дождём. Было безветренно и тепло. В воздухе по-летнему пахло намокшей землёй, мокрой зеленью потемневших листьев и чем-то ещё, безвкусным и пряным одновременно. Опустив пониже козырёк кепки, чтобы дождь не залил стёкла очков и не смыл с ресниц краску, я легко и бодро шла по улице, обходя лужи и перешагивая через лужицы. Я была без зонта, в безрукавке и светлых брюках, забрызганных снизу, как и носки кроссовок, бисерной грязью. Расправив плечи и дыша свободно, полной грудью, я чувствовала, что счастлива – счастлива физически, если так можно выразиться. Моё тело звало танцевать, и, хотя внутренний контролёр, жёсткий и циничный, делал вид, что не слышит этого глубокого, природного зова, я не могла не откликнуться на желание тела и начала пританцовывать.
        Танцевать под дождём, среди пасмурных и угрюмых лиц, влекомых торопливыми ногами в сухость и уют, нелепо и глупо, говорил мне контролёр, и его левая бровь ломаной линией ползла вверх. Обрати внимание, покровительственным тоном продолжал он, многие уже одели куртки, почти все при зонтах, и – самое главное – никто не танцует.
        И тогда я перестала танцевать. Но тело, искавшее необычных, вольных движений, чтобы выразить своё счастье, не слушало ни меня, ни контролёра – оно продолжало в такт дождю, в такт звучащей внутри мелодии жить и двигаться. Оскорблённый контролёр заперся в своей комнатке и зло посматривал в окно, готовый в любую минуту вернуться и восторжествовать. Дождь всё не кончался. Прохожих становилось меньше, улица пустела, и пританцовывать на ходу за отсутствием по-глупому удивлённых, критичных взглядов было уже не так страшно. Контролёр резким движением руки задёрнул занавески, после чего моё одиночество, омытое дождём, стало истинным одиночеством – счастливым и совершенным…