Среди россыпи звезд

Едва белый кабриолет отъезжает от места стоянки, как Фердинанд замечает, что боль от побоев постепенно начинает стихать. Он не верит происходящему, вернее, надеется, что все это, от начала до конца, - страшный, безумный сон: ему приснилась смерть, Богиня, Карфаген, а сейчас снится Вера и эта нелепая большая открытая машина. Он осторожно дотрагивается рукой до локтя своей напарницы, чтобы проверить, реальна ли она. Конечно, девушка не исчезает от его прикосновения, но и, погруженная в свои мысли, никак не реагирует на этот жест.

Сделав еще несколько глотков воды, офицер хочет вернуть бутылку на место, в бардачок, но, открыв его, замечает новую записку. Он нервно достает листок. Венера, увидев у него в руках новое послание, сразу же останавливает машину. Пока мужчина вглядывается в короткий текст, пытаясь понять его смысл, она берет из его рук бутылку и немного отпивает.

- Ну, что там? – спрашивает Лерснер, устав ждать.

- Я не пойму. По-моему, мы провалили задание. Послушай: «Вы задержали отплытие. Корабль затонул, его груз уничтожит море». Я ничего не понимаю!

Девушка задумывается, потом, словно, спохватившись, достает с заднего сиденья первую записку и перечитывает ее, сопоставляя с новой.

- Мы все правильно сделали, - произносит она, наконец. – Первая записка составлена путано. Смотри, здесь написано: «Нептуна эгиду ему же отправьте». Корабль украшали символы Нептуна…

- Я, кажется, понял! – перебивает ее Фердинанд. – Мы должны были отправить морскому богу корабль с его знаками, то есть – затопить?

- Вот именно.

- Я устал! – потерев глаза, выдыхает он, говоря больше не о физической усталости, а о нервном напряжении, которое не покидает его весь этот долгий вечер, с того момента, как он невероятным образом ожил.

Не говоря ни слова, Венера нажимает на газ. Тронувшись, автомобиль сворачивает с дороги вправо. Песок оказывается достаточно плотным и не затрудняет движения.

- Вера, что ты делаешь?

Не отвечая ему, девушка останавливает кабриолет возле невысокого утеса. Мысль о том, что они только что обрекли на смерть большую группу людей только из-за того, что они везли с собой какой-то важный груз, не дает ей покоя. Ее не отличает человеколюбие, но это слишком даже для нее. Вернуться бы сейчас домой в Гамбург всерьез заняться переводами, выбросить из головы и Егора, и Сашу, и Марину Генриховну с ее дурацким салоном красоты, устроить личную жизнь, купить, наконец, подходящую мебель в квартиру, и каждый вечер принимать какие-нибудь лекарства, чтобы не видеть никаких снов! Обхватив руль, она опускает голову на руки.

- Вера, что с тобой?

- Ничего! – кричит она, выпрямившись. – Я ненавижу все это! – Лерснер принимается нервно срывать с волос заколки-невидимки. – Ненавижу! Ненавижу!.. И тряпку эту ненавижу! – Она пытается сорвать с себя тунику, но офицер останавливает ее, крепко схватив за руки.

- Что? Что случилось? – обеспокоенно спрашивает он, заглядывая в глаза своей напарницы. – Я рядом, я с тобой. Мы выберемся отсюда.

- Я ничего не понимаю из того, что происходит, - отвечает она. – Этот день меня добьет!

Фердинанд обнимает ее, чувствуя, что и сам близок к подобной истерике. Он как может подбирает нужные слова, чтобы успокоить девушку, и предлагает остаться возле этого утеса и отдохнуть. Наконец, она кладет руки ему на плечи и произносит:

- Все хорошо, я в порядке. - Он нехотя отстраняется от нее. - Я, кстати, свернула сюда как раз, чтобы отдохнуть.

- Я пройду, посмотрю, куда лучше поставить машину, и переоденусь, - сообщает он, подобрав с заднего сиденья одежду, которая была на нем ранее.

Когда его фигура скрывается за утесом, Венера тоже меняет ненавистную тунику на белый свитер и брюки, и распускает волосы. Она садится на песок, прижавшись спиной к дверце машины, вдыхает вечерний воздух и рассматривает тускнеющее небо. Кажется, Фердинанда нет целую вечность, поэтому, когда он, наконец, подбегает к машине, она вздыхает с облегчением.

- Идем! Вставай, там такое хорошее место! – сообщает он, небрежно бросив свою тунику.

- Идем? А доехать туда нельзя?

- Туда можно дойти.

Она нехотя встает, а ее напарник, обойдя автомобиль, открывает багажник и достает, обнаруженные там, шерстяные одеяла.

Спутники обходят каменную глыбу, обратный склон которой оказывается пологим и удобным для восхождения. Фердинанд уверенно направляется вверх, и Венере ничего не остается, кроме, как последовать за ним. Склон заканчивается почти ровной площадкой, с двух сторон защищенной более высокими выступами утеса. Это место, действительно, кажется безопасным и уютным.

Расстелив одно одеяло, офицер ложится на спину, и ловит себя на мысли, что уже почти не чувствует боли. Затянулась даже кожа на руке, которую он повредил перед встречей с Лерснер. Венера, осмотревшись, садится рядом с ним на то же одеяло.

- Знаешь, я, кажется, так давно не испытывал физической боли, - усмехается он, рассматривая облака.

- Зато сколько ощущений за один день, – шутит она в ответ.

- Это точно. Но все это стоило твоих слов на корабле! Меня еще никто так не уговаривал спасаться. Это было чертовски приятно! Ты добрая.

- Ты ошибаешься, я очень жестокий человек, - мягко возражает Венера. – У меня нет сердца. По моей вине погибло несколько человек, не считая тех, что были на корабле, многим я сломала жизнь, но мне абсолютно все равно.

- Ты совсем не изменилась, - мечтательно говорит мужчина. – Ты, действительно, та самая Вера! Я давно разгадал один твой секрет: ты хочешь выглядеть жестокой, но в душе ты добрая, нежная и ранимая. А еще ты постоянно винишь себя в том, в чем совершенно не виновата. Так было и раньше, Вера. Будь ты жестокой, ты бы оставила меня на корабле или в городе, как я просил, и спасалась бы одна.

- Кое-кого я бы, действительно, там оставила, но ты мне ничего плохого пока не сделал.

- Я сделал ужасную вещь, так что, если бы ты меня там оставила, это было бы справедливо, - горько вздыхает он. – Но ты… ты стала еще прекрасней.

Венера смущается и, чтобы не продолжать этот разговор, меняет тему:

- Я слышала, что ночью в пустыне холодно, но я не чувствую похолодания.

- Мы же не в обычной пустыне, а в волшебной. - Фердинанд ложится на бок и, опершись на локоть, дотрагивается ладонью до ее бедра. - Надеюсь, нам больше не придется выполнять подобных заданий.

Осторожно стряхнув его руку, она говорит:

- Тебе, я вижу, уже лучше.

- Мне очень хорошо, потому что ты жива и ты рядом. Я счастлив уже только от этого.

- Мы были близко знакомы?

- Ты, ведь, догадаешься, если я совру?

- Ты меня интригуешь. А вообще, я есть хочу! А ты? – отодвигаясь от него, произносит Лерснер.

- Не знаю. Наверное. Я спущусь к машине, вдруг, там появилась какая-нибудь еда.

- Как это непривычно звучит! Может, я с тобой?

- Нет, жди здесь! Дай возможность за тобой поухаживать! – безапелляционно заявляет Фердинанд, вскочив с одеяла.

Он энергично спускается с горы. Пока его нет, Венера пытается обдумать случившееся, но все ее мысли в итоге сводятся к этому странному человеку, который стал ее напарником. Она не может сказать, что именно привлекает ее в нем: внешность, загадочное появление или его трепетное отношение к ней. Ей, определенно, нравится Фердинанд, но чем, она пока не понимает. Сумерки становятся густыми и душными, работа, друзья и дом остались где-то очень далеко. Сейчас ее реальностью является, надвигающаяся на пустыню, ночь и бывший немецкий офицер.

Шорох шагов на склоне говорит о возвращении Фердинанда.

- Скучала?

Венера улыбается в ответ.

- А что ты принес? – спрашивает она.

Мужчина ставит перед ней масляный фонарь и кладет на одеяло объемный бумажный сверток.

- Сейчас посмотрим, - говорит он, доставая из кармана брюк зажигалку.

- Боже, храни курильщиков! Откуда у тебя зажигалка?

- Нашел в бардачке. Жаль, сигарет там не было.

Он зажигает огонь в фонаре, и ставит его рядом с одеялом, на котором сидит девушка. Развернув принесенный сверток, напарники обнаруживают в нем две сдобные булки и бутылку молока. Лерснер сразу хватает один хлеб, но видя, что Фердинанд не собирается есть, кладет обратно.

- Почему ты не ешь? – спрашивает она.

- Я, по-моему, отвык. Даже не могу понять, хочу я есть или нет.

Венера отламывает кусочек и подносит к его рту. Он осторожно берет его губами.

- Вкусно, – говорит он прожевывая. – Дай ещё.

Она с улыбкой подает ему целую булку. Расположившись друг напротив друга, они принимаются за еду, с которой справляются очень быстро.

- Это ты осыпал меня лепестками? - спрашивает девушка.

- Да, - говорит он, наблюдая игру бликов от фонаря на ее волосах и коже. - Надеюсь, я не напугал тебя?

- Нет, это самое лучшее из того, что было со мной! Я хотела спросить, что ты хотел сказать, когда написал на лепестке руны Ансуз и Беркана? – Она чертит в воздухе пальцем эти символы.

Фердинанд смеется и придвигается ближе.

 - Это были не руны, а буквы. Я начертил свои инициалы - «F.B.». - Мужчина повторяет начертание этих букв, водя пальцем по ее бедру. - Фердинанд Берт, - поясняет он.

Первые звезды украшают небо. Всё так же тепло, правда, воздух стал свежее. Наступающая ночь, хоть и является, по словам Богини, декорацией, но создает атмосферу искренности и открытости. Освещенные тусклым светом фонаря, они сидят совсем рядом. Венера замечает, что Фердинанд потихоньку придвинулся к ней еще ближе, и уже чуть ли не облокачивается на нее. Она, недовольно посмотрев на него, слегка дергает плечом.

- Что? – возмущается он относительно молчаливого протеста девушки. – Мне холодно!

- Возьми второе одеяло.

Он нежно целует ее висок.

- Мне, конечно, приятно, но…

- Я знаю, что не должен был этого делать. Мне нет прощения! - перебивает он ее и, отодвинувшись, умолкает.

Лерснер впервые удается прочитать мысли напарника, хотя в данный момент для этого не обязательно обладать даром телепатии. Она тихонько улыбается и, не глядя в его сторону, просит:

- Поцелуй меня!

- Я? – удивившись, спрашивает он, словно, на каменной площадке есть кто-то еще, но тут же выполняет ее просьбу, припав губами к ее губам.

Его ладонь ложится на щеку Венеры. Оторвавшись от ее, губ он нервно выдыхает.

- Я так долго об этом мечтал!.. – дрожащим шепотом произносит он, поглаживая ее скулу, и снова соединяется с ней в поцелуе. - Происходящее опьяняет девушку ничуть не меньше, чем офицера. Обоим кажется, что земля ушла из-под ног, и теперь они сидят посреди бескрайнего звездного неба. - Я тебя никому не отдам! Тот человек, с которым ты была помолвлена, пусть навсегда забудет о тебе, я ему тебя не отдам! – с жаром шепчет он снова, прервав поцелуй.

- Помолвлена? – переспрашивает Лерснер, не поняв, что он имеет в виду.

- Этот колдун… - поясняет Фердинанд. – Он мошенник, он всех обманывает! Не верь ему!

- А если я буду против? – в сантиметре от его губ, шепчет Венера.

- Против чего?

- Что ты меня не отдашь.

- Я сделаю всё, чтобы тебя переубедить. - Их губы сливаются в долгом поцелуе.

Лаская друг друга, они стягивают одежды. Их нагие тела соединяются с единым стоном, пульсируя в такт бешеного ритма двух сердец. Все воспоминания о прошлом тают, как дым. Тает утес и пустыня, лишь звездное небо окружает двоих людей. Кажется, они видят неведомые галактики и созвездия, кажется, все тайны мира находят свою разгадку, все вопросы, которыми задавалось человечество тысячелетиями, обращаются в прах при приближении к Великой Истине, простой и понятной им двоим. В храме Вселенной слышатся напевы древних легенд о Великом Древе, пред которым преклоняются все боги, о светлых воинах и доблестных победах; на фоне черной бесконечности вспыхивают таинственные руны и знаки, делясь мудростью веков с теми, кто чувствует Истину. Звезды мерцают прекраснейшим ожерельем Брисингамен[1], а где-то, кажется, играет невидимая флейта Пана.

---