Пересечение параллельных линий

Сидя на одеяле, Берт недовольно массирует щеку, чувствуя, ладонью неприятную щетину. Словно в насмешку над собой, он вспоминает, что даже на войне, всегда искал и, как правило, находил возможность побриться.

Венера спустилась к машине, и уже долго не возвращается, он даже начинает беспокоиться за нее. Но вот, слышится долгожданный шорох шагов. Лерснер, не торопясь, поднимается, и, подойдя к напарнику, протягивает ему очередной сверток с завтраком. Мужчина демонстративно проводит рукой по щеке. Она внимательно присматривается к его лицу.

- Не так давно это было даже модно, – неопределенно бормочет девушка.

- Я подозревал, что мода когда-нибудь дойдет до крайности. Висеть на дереве вниз головой еще не вошло в моду? – возмущается офицер.

- Это тренд следующего сезона, - вымученно произносит она.

- То есть?

- Не будь таким занудой! Мне тоже не хватает большой теплой ванны с пеной и солью, и чтобы в одной руке был мундштук сигаретой, а в другой – бокал мартини, - с легким недовольством говорит Венера, присев рядом с ним.

- Почему, когда у человека нет ничего, он мечтает обо всем сразу? – усмехается Фердинанд, обнимая ее за плечи. – Обещаю, когда все закончится, я сам приготовлю тебе такую ванну, какую только захочешь!

Девушка нежно гладит его руку, и задает странный вопрос:

- Ты не видел ночью Луну? - Он отрицательно качает головой. - В следующий раз обязательно посмотри!

- Как скажешь. Может быть, поедем сейчас? Как я понял, мы сами управляем здесь временем. Вдруг, сегодня нас отпустят?

Венера пожимает плечами и поднимается с одеяла. Собрав вещи, они молча спускаются к автомобилю. Берт обращает внимание, что его спутница выглядит совершенно разбитой, по сравнению с прошлым днем.

- С тобой что-то не так, ты не заболела? – интересуется он, едва она села за руль.

- Я просто не выспалась, не обращай внимания.

Получив ответ, он успокаивается. Откинувшись на спинку сиденья, мужчина полной грудью вдыхает теплый воздух пустыни и снова размышляет о событиях последних дней. После вчерашнего нападения он чувствует, что какая-то часть его личности надломилась, и он, дав слабину, уже не в состоянии участвовать в подобных миссиях. Сбылось все, о чем он мечтал: войны нет, они с Верой живы, они снова рядом, она простила его, она отвечает взаимностью на его чувства, но… но неизвестность, неопределенность и страх снова потерять любимую угнетают его настолько, что он не может, даже в глубине души, порадоваться за себя.

Венера уже жалеет, что села за руль. Она чувствует себя с каждой минутой все хуже и хуже. Лерснер предполагает, что встреться ей хотя бы одна машина, она бы обязательно с ней столкнулась. Даже разбираясь в медицине не лучшим образом, девушка догадывается, что причина ее разбитого состояния не связана с недостатком сна.

«Вчера в кровь, наверное, попала инфекция, и теперь я умру от заражения», - предполагает она, но быстро отбрасывает эту догадку.

Воздуха не хватает, перед глазами проплывают темные пятна, удушье сменяется тошнотой, мысли путаются и только усиливают недомогание.

Устав от однообразия пустыни, офицер заглядывает в бардачок, чем привлекает внимание Венеры. Устало повернув голову, она встречается с ним взглядом. Мужчина, почему-то изменившись в лице, требует остановить машину.

- Ну, что опять? – вымученно возмущается она, но все-таки повинуется.

- Ты в порядке?

- Да.

- Давай поменяемся местами? Если ты такая бледная из-за того что не выспалась, рискну предположить, что ты не спала полгода! - Фердинанда раздражает, что подруга врет относительно своего состояния, и делает вид, что все в порядке. Он прекрасно знает, что подобный «героизм» в критической ситуации до добра не доводит. Сейчас кожа девушки выглядит серовато-белой, под ее глазами появились темные круги. Это напоминает ему, с детства врезавшийся в память, образ отца, умершего от пневмонии в начале двадцатых. 

- Да, подмени меня, я немного устала.

- Я вижу! Самую малость! – возмущается офицер. - А теперь представь: появляется очередная записка, нас отправляют в какой-нибудь Константинополь, где мы, конечно же, встретим очередных недоброжелателей. Как мы сможем себя защитить, если ты, вот так, слегка устала? Если из двух один заболевает, второй становится одноруким калекой! Запомни это и не ври больше! - Несколько лет войны, действительно, превратили робкого парня в неврастеника. Порой он, кажется, забывает, что говорит с любимой женщиной, а не со своими солдатами.

- Прости, - неожиданно покорно отвечает Венера, - мне, правда, очень плохо, но я не знаю почему.

Они меняются местами. Лерснер вжимается в спинку пассажирского сиденья. Мысленно она уговаривает себя собраться и побороть навалившуюся слабость.

- Встретить бы сейчас вчерашнего римлянина с его помощниками, которые нас вылечили! – нервно произносит Берт, сжимая руль в руках. – Вера, держись, мы сейчас обязательно куда-нибудь приедем, тебе помогут, потерпи, любимая!

- Куда?

- Я не знаю… - обреченно выдыхает он. – Давай вернемся к утесу? 

- Угу… - ворчит Венера, пытаясь преодолеть очередной приступ головокружения.

Развернувшись, автомобиль под управлением Фердинанда мчится обратно к месту стоянки. Самочувствие Лерснер все ухудшается. Вскоре она погружается в прострацию. Теперь на фоне белого пейзажа лунной пустыни перед ее глазами возникают пугающие, апокалипсические картины. Из статичных они постепенно превращаются в подвижные, и девушке кажется, что временами до нее доносятся крики, грохот и дьявольский смех. Страшные сцены сменяют другие: теперь она наблюдает удивительную мистерию, проходящую в ночном лесу, в которой ей отведена ведущая роль. Венера отчетливо слышит ритмичные удары бубна и монотонные напевы на неизвестном языке. Они кажутся ей привычными, знакомыми и успокаивающими. Это не тот мир, который она всегда искала, называя домом, но он сейчас увлекает ее сознание в архаичное прошлое иных инкарнаций.

Мельком взглянув на напарницу, Фердинанд резко жмет на тормоз. Он приходит в ужас от того, что она не подает признаков жизни.

- Вера! – кричит он, но девушка не реагирует. Испуг, отчаяние, обреченность подобно молнии пронзают его сознание. Офицер нервно, дрожащими пальцами проверяет ее пульс и немного успокаивается, убедившись, что она жива.

- Вера, ты слышишь меня?! Вера, очнись, пожалуйста! – умоляет мужчина, тряся ее за плечи, но это тоже не дает результата.

Он судорожно вспоминает основы оказания первой помощи, но вспомнить удается только общие рекомендации. Берт быстро выходит из автомобиля, осторожно выносит подругу и укладывает на белый песок. Что же там надо: приподнять ноги, расстегнуть ворот рубашки? Он сгибает ее ноги в коленях. Рубашки с застегнутым воротом на Венере нет, а платье ничуть не затрудняет ее дыхания. Полагаясь на интуицию, он с видом знатока принимается растирать кисти ее рук, и это, как ни странно, помогает. Девушка быстро приходит в себя.

- Малыш, больше так никогда не делай! – склонив голову и касаясь лбом ее лба, шепчет он. – Как ты меня напугала! Я думал, что снова потерял тебя.

- Фердинанд мне так страшно! – произносит она, заплакав и обняв его за шею. – Что со мной? Мне очень плохо, холодно и страшно. Что-то случилось дома! Не оставляй меня!

- Малыш, успокойся, все уже хорошо. Посиди, а я принесу одеяла.

- Не уходи! – истерично вскрикивает она, впиваясь руками в его свитер.

- Вера, я рядом, до машины пять шагов.

Она с опаской отпускает его. Неизвестно, почему, но едва Венера пришла в себя, ее накрыла волна беспричинного панического страха. Причем, страха не за себя, а за других: друзей, знакомых, родственников, как будто, все они оказались в серьезной опасности. Вот если бы здесь оказался доктор Паршин!.. Хотя бы за него не пришлось бы переживать.

Фердинанд закутывает Венеру в принесенное одеяло и, присев рядом, показывает, нетронутый с утра, сверток с завтраком. Развернув бумагу, мужчина обнаруживает, кроме воды и яблок, плитку темного шоколада. Разломав ее на кусочки, он подносит один из них к губам напарницы, она осторожно берет его.

- Гадость! – произносит Лерснер, прожевывая. – Я не люблю такой сорт шоколада.

- Я тоже, но, говорят, он восстанавливает силы. Представь, что это лекарство. Что тебя так напугало?

- Я не знаю, просто стало страшно. А еще мне показалось тогда, что мы никогда не выберемся из этой пустыни, и у меня создалось ощущение, что дома что-то плохое происходит, пока мы здесь.

- Милая, мы обязательно выберемся! Я кое-что придумал, - говорит он, обнимая ее за плечи, - если мы попадаем в наш мир, только выполняя задания, при следующей миссии мы сможем сбежать. Пусть, мы будем жить в прошлом, но мы будем жить друг для друга, а не ради чужих целей. Если нас не отпустят сегодня и не дадут задания, мы развернемся и поедем назад! Остановится машина – пойдем пешком! Ты согласна?

- Фердинанд, нас слышат.

- Пусть слушают! – кричит мужчина в пустоту, запрокинув голову. – Я сделаю это! Я должен был сделать это с самого начала.

- Я согласна. А куда ты дел пистолет?

- Вчера, когда мы сели в машину, я положил его в бардачок, а когда подъехали к утесу он исчез. Видимо, нам не доверяют. А зачем тебе?

- Так… - пространно ответила она.

- О, Господи, Вера! Зачем тебе пистолет?!

- Я думаю, из этой пустыни есть только один выход, и хочу, чтобы все закончилось скорее.

- Я так и подумал! Не знаю, чем так приятен для тебя загробный мир, по-моему, тебе нравится сам процесс смерти, - возмущается он. – Только я не хочу умирать, мне это не понравилось!

- Не кричи на меня! – чуть ли не плача, отвечает Лерснер. - Ты не знаешь, как мне плохо было и как мне все надоело!

- Я не знаю, - говорит он спокойно, не глядя на девушку. – Я понятия не имею, как тебе было плохо. Я злой палач, убийца! Чему могла научить меня жизнь, если последние годы я жил только чувством вины, молясь, как на крест, на обрывок газеты?! Конечно, я жестокий - станешь жестоким, когда каждый день видишь не просто трупы, а куски человеческого мяса, и каждую минуту ждешь, что превратишься в такое же кровавое месиво; когда жизнь ничего не стоит, но ты хватаешься за нее изо всех сил, потому что от твоей бессмысленной жизни зависит жизнь молодых пацанов, почти детей! Я уже насмотрелся на смерть, с меня хватит! А сейчас я хочу жить, а если ты – нет, значит, жилось тебе недостаточно плохо. Какая же ты эгоистка! Какой черт снова свел нас вместе?!

Венера меняет положение: садится к нему лицом, слегка облокотившись спиной на его согнутые колени. Улавливая обиду в его настроении, она слегка улыбается и, поймав его взгляд, произносит:

- Прости, Фердинанд, мне нездоровится, и я проявила слабость. Вчера вместе с памятью о Веронике Мейер, пришли воспоминания и о других моих жизнях. Я вспомнила, кто я есть изначально. До сего момента я могла вернуться в свою родную реальность только умерев, и то не надолго. Поэтому, иногда я идеализирую смерть. А там очень красиво, ты бы видел! Горы, небо, море такое светлое, и солнечные зайчики на волнах играют - это лучшее место на свете!

- Рай?

- Нет, не рай! Но если рай существует - он должен быть похож на это место! Понимаешь, мне гораздо тяжелее, чем может показаться. Я человек только физически, а мое сознание, душа - все это из другого мира. Сейчас я детально вспомнила все свои прожитые жизни, а раньше память о них была только в страхах, отчаянии, боли. Даже хорошие события в следующем воплощении вспоминаются очень болезненно. Каждый раз, рождаясь, я была вынуждена привыкать к новым людям, которые теперь считались мне родными, но этого родства я никогда не ощущала. Мне все время приходилось скрывать, кто я. Я не имела права создавать семью, заботиться о близких. Я проживала каждый раз не более сорока лет, после чего мне давали небольшой «отпуск», а потом начинался новый кошмар, новая жизнь без близких, без чувств, без интересов. Это как страшный сон, от которого нельзя проснуться! Я никогда не любила людей, и не полюблю никого, кроме тебя. Поэтому я больше всего боюсь тебя потерять.

Берт, не зная верить или нет своей напарнице, молча изучает ее лицо: мимику, линию бровей, контур губ, скулы, растрепанный локон, упавший на лоб.

- Почему я не мог полюбить обычную девушку?! - наконец, говорит он. – Кому сказать, что я влюбился в духа воздушной стихии! Вера, ты не представляешь себе, как я счастлив, что ты со мной, что ты жива! Где бы твой мир ни был, мой – только рядом с тобой.

- Знаешь, я говорила правду, но это так странно, что ты мне поверил.

- Малыш, - улыбается офицер, поглаживая ее колено, - мы сейчас находимся на перекрестке миров и времен, несколько дней назад я был призраком, хотя никогда в них не верил, еще я прекрасно помню момент своей смерти, но сейчас я сижу перед тобой живой и здоровый – разве, этого не достаточно, чтобы научиться верить в чудеса?! Я реалист, но эта реальность слишком нелогична. Кстати, ты выглядишь гораздо лучше, как твое самочувствие?

- Думаю, все уже в порядке.

- Тогда решай: вернемся к утесу или поедем вперед?

- Давай, вперед? Мы же еще не знаем, что впереди, - уверенно отвечает она.

По его лицу пробегает улыбка, молча и быстро он поднимается и, подхватив Венеру на руки, относит ее к кабриолету. Посадив девушку на пассажирское сиденье, сам он занимает место за рулем.