|
|
В нашей квартире холодно. Замерзшие серые стены неумолимо страшат меня. Этот тусклый свет полу погасшей лампочки, висящей на потрескавшемся грязном потолке, отдаленно напоминает мне цвет мочи. Свет так противно разливается по пустой комнате, что мне невольно хочется выйти в туалет.
Мой друг Д., мой милый, любимый и единственный друг Д, спит на дешевом надувном матрасе. Вчера ночью он ,видимо, дико нажрался и теперь проспит до пяти часов дня. Возле его «лежбища» валяются достаточное количество сомнительного поила, окурков и его грязная рубашка. Он и я уже привыкли к такой скверной жизни, потому что выбрали более ценное, чем какие-либо продажные удобства…
Мы с Д снимаем квартиру на окраине городе. Тихое место, соседи милы, наверное. Я этого не могу утверждать наверняка, ибо со мной ни один человек, живущий в этом доме, не поздоровался. Я их не виню в этом. Эти существа, эти подобия людей, очень сильное чувствуют инакомыслящих и всегда остерегаются нас, ибо боятся что-нибудь подхватить неприемлемое для людей с диагнозом «стадо». Существа с этим заболеванием очень просты, их возможно раскусить, достаточно только посмотреть на них: крикливость в одежде, невнятная бессмысленная речь для чего-то данная им природой, зависимость от всего то, что принимает большинство, зачастую пустотелый нигилизм, они так часто включают то социопатов, то циников для моды, но их пугливые глазки выдают. Они страшатся мира и самих себя, боятся, что их забудут, не будут звонить одноразовые друзья или же когда-нибудь они умрут и о них не вспомнит никто. Это достаточно мелочно. Я очень часто ловлю себя на подобных мыслях и чаще всего прихожу к итогу, что люди с диагнозом «стадо» необходимы, так как нужно себя с Чем-Либо сравнивать.
В нашей квартире всегда холодно. Я сижу на полу, лениво курю, стряхивая остывающий пепел на протершийся старый синий ковер, который так пахнет призраками прошлого и ничуть настоящим. Когда уже на этот половик, то разу же возвращаюсь в канувшее в Лету бытие: детство и начало своей временами нормальной и не очень жизни. Д. спит, поэтому можно рассуждать вслух, пусть меня послушают голодные серы стены.
-Свое детство я провела в деревне, где жила до 17 лет. Я помню бабушку, матушку-потаскуху, отца я никогда не знала, да уж если я всегда мечтала забыть мать, то почему я должна быть более высокого мнения об отце? Этот риторический вопрос пришел только что в голову. У меня была сестра М., но она утонула в местной речушки в возрасте 10 лет. Жаль, она была очень похожа на меня, такие же белокурые волосы, нежные бархатные нахальные зелененькие глазенки и надменный нос аристократки. Единственное наше отличие было в том, что М. была нема от рождения, поэтому ее и никто и не спас, когда девочка улизнула речке. Я отчетливо помню, когда страдал мать…страдала ровно одну ночь. Это единственная ночь, запомнившаяся мне, без ее постоянных «посетителей». Уже на сороковой день, в по кладовой, она зажигала с каким-то очередным приезжим отдохнуть в деревни, мужиком. Моя мать была вольной женщиной, да до кучи еще не просто красивой, а сексуальной, интригующей. Я мечтала ее забыть, но сейчас я понимаю: она достойна уважения. Ее постоянная смена партнеров заключалась не в обычном трахе, а в том, что бы забыть о боли. Мы с Д. принимаем наркотики, различные наркотики. А мать выбрала секс. Моя мать любила каждого мужчину, потому что она забирали, хоть и на мгновение, ее боль. Она страдала. Сейчас я вспоминаю ее большие немного лупоглазые карие глаза…. Они были пропитаны такой отчаянной ненавистью к себе и в них так ярко отражалась все кощунство бытия женской доли….
Д. тихо сопит, пепел летит и летит, а продолжаю.
-Почему-то мне часто вспоминает наша дорога…огромные леса впереди, закатившееся солнце и легкие холодок, ходивший по моему телу тоже постоянно. Мне всегда холодно, где бы я не была, что бы не чувствовала, мне всегда холодно, даже наркотики не разогревают во мне потоки живой, теплой, горячей, обжигающей силы. Только воображение, только больное воображение. Оно всегда таким было, даже в школе. Все дети рисовали солнышко на уроках ИЗО, а я рисовала что-то абстрактное, в духе Radiohead , как бы сейчас сказали…Я никогда не понимала, зачем тратить такие ценные белые бумажные листы на всякую ерунду, понятную каждому и всем. Солнце когда-нибудь потухнет, а зайчиков пристрелит охотник, собачек съедят волки, а девочки станут старухами. Нужно рисовать что-то вечно и больше. Что-то такое….чего не поймет одно поколение, зато разберет грядущее или же оставит и будет думать, что в голове было у автора… Я уже тогда задумывалась, что я сильно отличаюсь от всех и в жизни мне будет не есть как сладко. Мне было 7 лет.
Сигарета завяла. Вся ее жизнь уже на синем старом ковре- весь пепел вышел, а Д. все также сладко дремлет. Надеюсь, ему снится что-нибудь приятное. Я глажу его лохматую кучерявую голову правой рукой. Мне холодно. Я ложусь рядом с Д. У него так нежно закрыты глаза-точно снится что-то хорошее, быть может, я? Надеюсь на это. У Д. длинные ресницы, черные и длинные, так хорошо сочетаются с его кучерявыми волосиками. Я так люблю его острый подбородок и белый шрам на нем. Это моих рук дело - чуть не убила его когда-то….
-Когда я была в 10 классе- шептала я, чтобы не разбудит Д.-меня все ненавидели, я была изгоем, как сейчас принято говорить.К этому возрасту умерла мать и мне пришлось жить с бабушкой. Мы никогда не общий язык, если с матерью я вообще не говорила, то бабка моя требовала, чтобы я с ней общалась постоянно. Но она была такая нудная…ее вера, непоколебимая вера в Бога, которого нет, которого не существовала вовсе. Я утверждала, что Бог был придуман людьми для того, чтобы управлять государствами. Не даром у каждого правителя в правом кармане была конституция, а в левом-библия. Бабка этого не понимала и говорила, что я буду гореть в аду. На это я отвечала злорадным смехом обычного подростка, который, по ходу дела, был только и рад том, что придется гореть в аду, потому что тогда не придется видеть все эти рожи тупых одноклассников. Бабуся сошла с ума и загремела в дурку- старческое слабоумие с какими-то там признаками шизофрении. Я была рада ,что ее забираю от меня, вед мне не пришлось подтирать ей задницу, мыть эту стареющую и гниющую плоть, пахнущую хозяйственным мылом. Как только бабку забрали, я сбежала. И здесь я поздоровалась с наркотиками. У нас роман. Долгий. Продолжительный. Синяки под глазами, бессонные ночи, поиски дозы, блевотина, мочка, слезы, попытки суицида. Если бы не Д. я бы уже была бы петле, и моя черная голова безвкусно болталась бы под потолком. Я так отчетливо чувствовала свою бесполезность ,которая научила меня жить По-новым правилам.
Тихий вдох Д.. Его несвежее дыхание окутывает мое лицо вчерашней ночью.
-Мы выбрали свободу. С Д. я познакомилась еще в школе, в классе 9. Он тоже был особенный и обреченным. В нашем мире все особенные несчастны. Это самая плачевны роль в нашем театре. Все нас считают бездарными или забывшие слова, актерами, но мы-то знаем, как сурова публика. Никому не избежать кровавой Гильотины. Собственно, я сбежала с Д. Это не была любовь, сначала. Просто жуткая солидарность к друг другу, наверное. Но после того, как он почти вытащил меня из петли, мы оба поняли- это не просто чувство, это состояние, хоть мы и никогда не говорили друг другу, что любим.
Мы выбрали свободу. Продали все, что было и только и делали, что ходили по улицам в разорванных кроссовках, кедах, сандалях и дырявых рубашках. Мы отказались от всего: забыли, что такое радио, выбросили зомбо-ящик, телефоны. И наконец поняли, чтобы быть свободным не обязательно жить на острове и размышлять в тишине. Достаточно прервать цепочку связи с миром, который делает наши души пошлыми и избитыми. Эти жуткие предметы сковывают тебя и не дают развернуться в этих путах социальных сетей, телефонов и кучи радио-программ, которые разрушают, разрушают, разрушают и разрушают, строя на месте, где должен был быть цветок, груду мусора и хлама, зловоние от которого идет к твоем незащищенному сознанию. И оно, твое сознание, начинает болеть и стонать. Если запустил болезнь-сама сам себе не поможешь. Будешь харкать жуткой лже-моралью сего мира. Это обидно.
Мы выбрали свободу. Мы не болели, но мы с Д. наблюдаем эту болезнь каждый Адский День.
Мне холодно. Я встаю с матраса, а Д. лениво шумно поворачивается на другой бок,он еще будет долго спать. Я костлявой спиной прижимаюсь к стене, беру сигарету, еще одну. Только сейчас я замечаю, что мое тело исхудало очень сильно:фаланги пальцев вытянулись и потускнели, кожа бела, скоро станет под цветом этих голодных стен.
Я чувствую уже холодный ветер, влетевший в окно- скоро осень, пора депрессии. Так забавно наблюдать как товарищи с синдромом «стадо» начинают чахнуть. Как они ошибаются, ведь они в этот момент расцветают, начинают подмечать мелочи и заглядывать друг дружке в глаза, пытаясь найти что-то родное, откровенное, но так боятся признаться, что все мы рядом, но всем кажется-далеко.
Д. спит, сладко. Я так же хочу. Его теплые руки сжимают меня по ночам, помогая согреется,не помогает,но я к нему привязана. Он- моя болезнь,а я его.Когда-нибудь мы расстанемся,а пока мы вместе наблюдаем за Свободой.Она опьяняет, но Д.- стрелянный воробей, он знает, как избежать похмелья..
Такой серый вид из окна. Желтые занавески развиваются как и мои волосы, на ветру. Вот бы и мне так зависнуть между небом и землей…или хотя бы как пепел по пути на ковер… |
|
Обновлено 28.06.2011 15:33 |
Чтобы оставить комментарий, необходимо зарегистрироваться или войти под своим аккаунтом.
|
Сейчас на сайте
Сейчас 1034 гостей и 4 пользователей онлайн
Личные достижения
У Вас
0
баллов
|
Да ни о чём он не рассуждал.
Подробнее...