БОГДАНОВ П.
Войти в одну и ту же реку дважды
2019 год


Древнегреческий философ Гераклит Эфесский 2,5 тысячи лет назад утверждал: «В одну реку нельзя войти дважды». Но власть нашей стра-ны опровергает природную догму и доказывает, что поведением вла-стей можно народ той же страны довести к той же реке жизни, и за-ставить народ «войти в одну и ту же реку дважды», в которую уже вхо-дили их предки век назад.
При ухудшении жизни людей в стране народ начинает требовать смены власти, а чиновники во власти не хотят ее терять и придумыва-ют всевозможные способы продления своего пребывания во власти. На этой основе веками возникают мотивы революции, как правило, к это-му подводит сама власть, пытаясь обвинить народ в организации рево-люций, независимо от года и века происходящих событий. Такое явление научно обосновали предреволюционным, когда верхи не знают и не уме-ют, как сделать лучше жизнь простому народу, а низы не хотят жить по-прежнему.
Из векового жизненного опыта заинтересованными людьми в пребы-вании во власти продолжительное время разработана и внедрена мето-дика, позволяющая, сколь угодно им, долгое время пребывать во власти. Это делается властью в великой тайне от народа, дабы все думали, что всё происходит в стране от воли и желания народа. Порой, власти остается артистично сыграть хорошо скрытую разработанную мето-дику вхождения во власть одними и теми же людьми и прибывать там десятками лет. Разработанный и принятый в 2003 году «Закон о выбо-рах» уже продолжительное время доказывает, что можно людям быть во власти долгое время и без воли народа. Самое основное, театрально провести выборы с посещением народа, а результаты выборов всегда будут в пользу кандидатов от власти. Изначально так задумано в За-коне о выборах 2003 г.
В ХХ1 веке разрыв между богатыми и бедными в стране стал еще боль-ше, чем он был век назад. Люди опять подведены к черте раздумий: или жить дальше в нищете, или входить второй раз в ту же реку, что входили их предки. Стоя у берега и глядя на реку жизни, народу страны так и кажется, что в ней та же вода, что и была при их предках век назад. Всю страну растащили, разворовали чиновники, небывалая нищета простого народа, никакой перспективы в жизни, ни для народа, ни их детям. Власть оставила народу единственный путь – идти дорогой своих предков.

Часть 1.
Предисловие.
Ученые предполагали: большие изменения произойдут в ХХ веке в области развития промышленности, сельского хозяй-ства, особенно в военном деле. Однако время все также шло, как и раньше. Когда в нем живет человек, ему кажется, что оно тянется медленно, как только оно проходит, человеку кажется, что оно пролетело мгновенно.
В далекие времена недовольные властью люди убегали на край страны и там обосновывались жить по-своему, как лучше было для них. Так со всей страны беглые люди организовыва-ли новые поселения, этим самым расширяя владения страны и защищая их для себя. Власть оставила людей на том месте, где они прижились, и для них выработала особые условия про-живания и поведения в этой местности. Было узаконено ца-рем Иваном Грозным Донское казачье войско, с того времени в народе рождено новое сословие – казачество.
Многие годы властью одной части населения страны да-вались маленькие поблажки, другая часть населения держа-лась в «черном теле», людей доводили до крайности и нище-ты. Путем разобщения людей друг против друга создавалась атмосфера сопоставления жизни одних против других, таким образом, власть проводила воспитание одного слоя населения на опыте другого, убеждая: будь покорным власти, и ты бу-дешь жить лучше.
Раньше человек думал: чем больше он работает, тем бу-дет богаче. Затем люди начали понимать, что деньги и бо-гатство достигаются не только своим трудом, но и через власть, одним человеком над многими.
ХХ1 век народы мира встречали с еще большей надеждой, особенные надежды на улучшение жизни народа в новом веке были в тех странах, где жизнь народа в ХХ веке была удовле-творительной и перспективной. Такое несчастье случилось с нашей большущей страной: в связи с непредвиденными обсто-ятельствами жизнь в этой стране резко ухудшилась. Воров-ство чиновников наглядно показало народу, что человек во власти, потеряв честь и совесть, может прекрасно прожи-вать.
4
На основе изучения жизненного опыта прошлых лет власть просматривала свои интересы. В ХХ веке было увеличено ко-личество рабочих и крестьян, в стране произошла революция. В ХХ1 веке власть резко сократила рабочих и крестьян, счи-тая, что причиной революций и свержения неугодной власти являются именно рабочие и крестьяне. Боясь за свою власть, чиновники решили, что не надо все товары производить у се-бя в стране и увеличивать численность рабочих и крестьян, надежнее сохранить себе власть, если завозить большинство товаров из других стран.
Как только народ начинает теребить власть и требовать улучшения своего существования, то на этот случай у вла-сти есть веками проверенное средство - это страх войны. Власть может его организовать для народа без особых тру-дов, главное, надо иметь на примете жертву, или побыть самому хотя бы мнимой жертвой, тогда всегда можно перед народом и миром выглядеть святыми, а все остальные, вро-де, болванами.
За многие годы формула подхода власти к народу осталась прежняя: нагнетай народу страх войной, законами закручивай гайку народу для укрепления своей власти. Для власти не так важно, где и с какой страной будет война, главное, чтобы у народа присутствовал постоянный страх войны, чтобы че-ловеку не было времени думать о собственной жизни. Глядя на чудачества власти, ученым пора уже вывести формулу нелюбви и ненависти власти к народу.
5
Путь к первому переходу реки.
Предки.
Век ХХ подошел также неожиданно, как и все предыдущие: кто-то из властей чего-то не сделал, что-то упустил, но, странно, как и в те века все упущенное сказывается больше всего на ухудшение жизни простого народа. А все остальное, как обычно. Во всех городах и станицах встретили новый век салютами и стрельбой из всех видов оружия. Жизнь у простого народа про-должалась в том же темпе, и если бы не говорили, что наступил новый век, многие бы и не ощутили на себе его приход. Жизнь шла своим чередом, что в старом, что в новом веке, что начер-тано на роду каждого, оно все равно сбудется.
…Сегодня рано утром старый казак Алексей разбудил своего внука Максима и мягким, вместе с тем торжественным голосом, какого внук от деда раньше никогда не слышал, объявил:
- Вставай, внучек, сегодня мы с тобой пойдем к станичному атаману. Нас вызывает он по очень важному делу, оденься по-праздничному и после завтрака сразу же пойдем.
Дед был строг, но любезен, из-за внутреннего волнения голос его звучал слегка с дрожью.
Особенного праздничного наряда у Максима не было, но ска-занное дедом обращение к внуку означало, что казачью одежду, носимую ежедневно, нужно надеть лучшую и чистую, которая была у Максима. После завтрака дед с внуком отправились на край станицы к дому атамана. Калитка двора была полуоткрыта, и они зашли во двор, где под навесом, накрытым соломой, си-дело несколько казаков. Дед прошел к казакам, поздоровался, и в это время из хаты вышел чуть выше среднего роста мужчина, с черными усами, в форме казака, с двумя крестами на груди.
- Здорово ночевали, казаки, - здороваясь с каждым за руку, сказал атаман.
В присутствии деда и еще нескольких казаков атаман стани-цы объявил, что молодой казак Максим обязан явиться первого сентября в полном сборе к атаману, откуда он будет отправлен на службу от станицы Донской в казачий полк. Казаки с атама-ном сели за стол под навесом и стали вспоминать свои былые годы, как они, молодые парни, отправлялись в казачьи полки для прохождения начала службы. Из дома вышла молодая ка-зачка, прошла под навес мимо Максима, который стоял рядом, прислонившись к столбу навеса. Пройдя к казакам, она постави-
6
ла на стол тарелки с закусками, в одной были нарезаны помидо-ры с огурцами, обильно посыпанные зеленым луком, в другой - соленая капуста, в третьей тарелке, поменьше, нарезано сало. Чуть погодя, из дома вышла жена атамана и принесла стаканы с большущей бутылью водки. Как только все принесенное было расставлено на столе, мать и дочь пошли в дом. Проходя мимо Максима, девушка, еле заметно улыбнувшись, что-то тихо ска-зала матери, мать, слегка наклонившись, шепотом ответила до-чери, и обе засмеялись. Максим стоял, потупив глаза в землю, не двигаясь с места, он знал, что за стол вместе с казаками ему садиться нельзя, можно получить от деда подзатыльник, с выго-вором, что он еще молод, его время не пришло сидеть с казака-ми, эту честь еще надо заслужить. Уходить ему тоже было нель-зя, по обычаю, он должен дождаться деда, и как пришел с де-дом, так и уйти с ним. Да, к тому же, по остатку водки в бутыле было ясно, что оставлять деда одного нельзя, возможно, ему потребуется помощь. Чуть погодя, мать с дочерью принесли еще закуски, у казаков за столом вначале шла тихая беседа, но постепенно голоса были слышны все сильнее и сильнее. Мак-сим стоял и рассматривал вышедших из дома мать с дочерью. Нельзя было сказать, что он их не знал, но их дом стоял в дру-гом краю станицы, недалеко от Дона, а дом атамана на этом конце станицы. Их казачьи наделы были далеко друг от друга, и две семьи мало пересекались между собой. У Максима огром-ная семья, состоящая из нескольких поколений родственников, которая жила вся в одном подворье, его родню знала вся стани-ца. Семья атамана станицы Донской, Василия, была малочис-ленна, и к тому же, он большую часть находился на службе, за пределами станицы. Дочь атамана была младше Максима на несколько лет, и только в это лето стала появляться на вечер-них сходках молодежи станицы, и то большую часть в качестве наблюдателя, но никак не исполнителем песен или танцев. Ата-мана Василия Максим тоже мало видел в станице, но от своих родственников-казаков о нем много слышал хорошего, как о смелом, справедливом и честном казаке, недаром на груди у него красовались два креста.
Застолье продолжалось не очень долго, собравшиеся казаки спели пару казацких песен, вышли из-за стола и стали прощаться.
- Давайте, казаки, застолье оставим на проводы молодого ка-зака Максима, уж больно сейчас время занятое, надо и хлеб убирать, и сено скирдовать, картошку полоть, травы скотине накосить, всех работ по хозяйству и не перечесть, - провожая гостей за ворота, извиняющим тоном говорил атаман.
7
- Твоя правда, атаман, сейчас казаку сидеть за рюмкой стыд-но, вся станица в поле, на лугах, в лесу, кто хлеб убирает, кто траву косит, кто сено скирдует, кто скотину пасет, а нам негоже сидеть застолье устраивать. Когда будем провожать моего внука в казачество, вот тогда погуляем и споем и молодого казака Максима послушаем, как он поет, да и пляшет неплохо. Казачью школу подготовки к службе прошел с десяти лет под моим наблюдением, верховая езда у него одна из лучших по станице среди молодых казаков, саблей работает словно ложкой, а сей-час не время засиживаться, - прощаясь с казаками, поддержал атамана старый казак Алексей - дед Максима.
- Дед хвалит внука по делу, сам присутствовал на смотре мо-лодых казаков, хороший казак из Максима получится, хорошо подготовил его дед к службе, осталось ему сдать жизненный экзамен в казацком полку, - похвалил молодого казака старый казак Степан - друг деда.
После разговора во дворе атамана Максим понял, что безза-ботная, вольная жизнь у него скоро закончится. Разгуливать по станице молодому казаку Максиму осталось недолго, последние денечки лета, и вольница закончится, с осени этого года ему предстоит идти на службу, его призывают с сентября служить от станицы в казачий полк. Как только дед с внуком пришли во двор, быстро запрягли пару лошадей в арбу, и дед выехал со двора.
- Деда, ты езжай в поле на арбе, а я поскачу на своем скакуне верхом, пока ты приедешь, я бате снопы ржи помогу в кучу сне-сти от косилки, - запрыгивая на коня, говорил Максим.
- Ты по дороге без баловства, не гони коня сломя головы, знаю я твою езду, еще на речку заскочишь окунуться, - вослед внуку прокричал дед, но только пыль по дороге поднялась, внука на коне уже не было видно.
Как и предполагал дед, недалеко от их казачьего надела он увидел скачущего внука на своем скакуне, который подлетел к отцу и тут же включился в работу. Максим разбросанные по по-лю связанные женщинами снопы ржи стал стаскивать в одну кучу. Дед на арбе подъехал к недавно образовавшей куче сно-пов, взял в руки вилы, и его сын с внуком стали забрасывать снопы в арбу, а дед аккуратно их раскладывал по арбе.
В субботний день вся большая казачья семья старого казака Алексея собралась на большом общем подворье. С давних пор повелось в станице, что при женитьбе сына строили дом рядом с родительским, так и деду когда-то его отец построил дом око-ло своего дома, а двор был общим. Так как у деда Алексея было
8
пятеро сыновей, то ему пришлось строить дома всем сыновьям рядом со своим, постепенно заняв часть огорода, а общий двор при каждом строительстве дома становился все шире и шире, часть земли около каждого дома отходило в общее подворье. Ничего не было записано в обязанность семьи каждого сына, но по традиции каждая семья знала наперед, кто и чем будет зани-маться. Одни баню топили, другие ужин готовили, третьи за ско-тиной ухаживали, детвора постарше была ответственна за рубку и поставку дров и в баню, и на кухню для приготовления еды, чуть поменьше были ответственны за доставку воды из колодца, девочки помогали по хозяйству матерям. Работа кипела, никто не сидел без дела, встречаясь и сталкиваясь только во дворе. Дед Алексей за всем следил, словно с наблюдательного пункта, и подсказывал, где и как исправить отставание, хотя, всем каза-лось, что он со всеми участвует в общем приготовлении и бани, и ужина, и ухода за скотиной.
Максим помылся, наскоро перекусил и незаметно нырнул в калитку на улицу. Дед проследил за внуком, он знал, что в суб-боту молодежь всей станицы собирается на бойком месте в центре станицы. На этом месте сходки молодых казаков и каза-чек когда-то проходила и его молодость. На ней молодой казак познакомился со своей невестой, сейчас уже бабой Настей. Время пролетело так быстро и незаметно, что деду Алексею часто кажется, что когда собирается его внук на улицу, то и ему пора одеваться и идти вместе с ним. Когда-то и он, как сейчас внук Максим, участвовал в соревновании по танцам и по пению. В присутствии всей молодежи станицы выходил певец в круг и под гармошку исполнял песню, чаще всего казацкую. Их хорошо знали и многие присутствующие подпевали ведущему запевале. Когда выходил в круг петь казак Алексей, как сейчас Максим, вся молодежь станицы затихала, словно по команде, и слушали, затаив дыхание. Если какой находился в кругу слишком разго-ворчивый, то стоящие рядом могли дать ему и подзатыльник.
Но, оглянувшись на огромный двор, от воспоминаний деда Алексея возвратила его действительность, он тут же всем своим нутром ощутил гордость за то, что это его сыновья сидят за большим столом, уже со своими детьми, а его внуками.
- Когда же это все было, словно во сне, вроде, и не мои взрослые дети сидят за столом. Здоровых, пять мужиков, а ря-дом, у каждого, по три-четыре молодых парня, или девчонки, и все это мое, наше наследие, - окидывая стол взглядом, задум-чиво размышлял старый казак Алексей.
9
Как только подошел Максим к большущему кругу молодежи, круг девчонок и парней расступился, и он сразу же оказался в центре, похоже, его здесь давно ждали. Тут же гармонь заиграла знакомую мелодию песни «Ах, ты, степь широкая, степь при-вольная, широко пораскинулась». Это была любимая песня мно-гих присутствующих, и сюда приходило много казаков и казачек старшего поколения послушать хорошее исполнение песен, хо-рошего голоса. А у Максима был голос от деда, которого слуша-ли многие станичники уже несколько десятков лет, ведь ни одна свадьба, ни одно веселье не проходило без казака Алексея, а теперь - без Максима. На любом значимом веселье если не бы-ло хорошо поющих певцов, веселье считалось ни то, ни сё, оно слабо ценилось станичниками, а порой и осуждалось.
После окончания песни односельчане круга долго хлопали в ладоши, благодарили исполнителя за песню и просили испол-нить еще одну. Чаще всего исполнитель не заставлял себя дол-го упрашивать. Гармонь, замолкавшая на минуту, другую, во время благодарности певцу от слушателей вновь разворачива-ла свои меха, и голос певца опять звучал далеко по станице. Как только певец замолкал, еще звучали аплодисменты слушателей круга, а гармонь, подхваченная другим гармонистом, зачастую и две гармони, переходили на танцевальный ритм звучания, и на центр круга выходил один или несколько танцоров. В такт музы-ки вышедший танцор выделывал такие замысловатые коленца, что невольно залюбуешься его способностью ударять ногами о специально разосланные для этих целей на земле доски, а тело, словно состоящее из резиновых прутьев, изгибалось в такт из-даваемых звуков гармони, создавая картину танца человека, слившегося со звуками гармони. Все разговоры затихали вокруг, каждый стоящий в кругу человек старался услышать мелодию танца и увидеть танцующего во всей красе, ведь потом долго еще будет обсуждаться по всей станице, кто из танцоров выгля-дел в танце краше и кто победил. Максим иногда тоже выходил на танцы, но это было зачастую тогда, когда уже посоревнуются мастера танцев, как и он в песенном репертуаре, тогда выходи-ли и другие певцы, как говорят в народе, себя показать и других послушать и посмотреть.
После других нескольких исполнителей казацких песен к Максиму подошли молодые девушки и попросили его исполнить песню «Ах ты волюшка, воля вольная». Он не сразу заметил в числе подошедших девушку, которую видел недавно во дворе атамана. Она скромно стояла за другими девушками и ждала,
10
как и все, что ответит певец, хотя все знали, что Максим нико-гда, никому не отказывал в такой просьбе.
- Конечно, я вам исполню эту песню, вот только гармонист немного отойдет от танцев, и я спою, а вернее, споем, - глядя на стоящую за девчонками девушку, говорил Максим.
Все посмотрели в ту сторону, куда смотрел он, девушка сму-тилась, слегка покраснев, потупила взор. Чуть погодя, заиграла гармонь, и зазвучал прекрасный голос Максима. Всем показа-лось, что такого голоса они еще не слышали в этой песне, так душевно и с таким порывом Максим раньше не пел. Выйдя в круг схода односельчан, он выводил мелодию с такой душой, что у слушателей мурашки пробегали по телу, а он все время смотрел в сторону той группы девушек, которая его попросила спеть эту песню, но все догадывались, что его взор устремлен в сторону только одной девушки - дочери атамана Василия. Бур-ные аплодисменты круга грянули после окончания песни. Мак-сим прошел к девушкам, которые попросили его спеть эту пес-ню.
- Вам понравилось, как я исполнил песню? – подходя к группе девушек и продолжая смотреть на дочь атамана, спросил Мак-сим.
Но так получилось, что он подошел к той стороне девушек, где стояла дочь атамана, и рядом стоящие девушки все молча-ли, думая, что он спрашивает мнение именно дочери атамана. Девушка повернулась лицом к Максиму и тихо сказала.
- Песню ты спел, Максим, хорошо, душевно, мне очень по-нравилось.
- А как тебя зовут? – тихо спросил Максим.
- Меня зовут Оля, - чуть громче ответила девушка.
Рядом стоящие девушки заулыбались, видимо, еще никто не представлялся парню таким образом. Но Максим был серьезен, словно решалась его судьба.
- Оля, можно я тебя провожу домой, а то ты живешь на краю станицы, далеко одной идти? – обратился Максим к девушке.
- А мы пришли с подругой, она живет тоже на нашем краю станицы, - ответила Оля. Но увидев, как стоящие рядом девушки внимательно слушают, что она ему ответит и увидев поникший вид Максима, она добавила: - Ну, если хотите, проводите нас с подругой, а то рядом во дворе злая собака, а вечером ее выпус-кают, и она бросается на прохожих.
- Давайте я спою еще одну песню, - весело предложил Мак-сим, молодежь из круга с радостью захлопала в ладоши.
11
Дошли до дома Олиной подруги без происшествий, собака соседей лежала около забора, поначалу поднялась и тут же легла на место, словно увидела с девчонками казака и решила с ним не связываться.
- Ну, Максим, теперь можете идти домой, нас довел с подру-гой, а я сама добегу до своего дома, он рядом, - с волнением в голосе предложила Оля.
- Да я не тороплюсь, могу довести и тебя до твоего дома, -высказался Максим.
- Нет, нет, станичники увидят, маме с папой расскажут, зав-тра будут судачить, мол, первый раз проводил и прямо до дома, давай другим разом. Завтра воскресенье, рано вставать, в храм идти надо, мама и так уже все глаза проглядела, ждет меня, - остановила порыв молодого казака девушка.
- В храме и я буду, там и увидимся, - обрадованно сказал Максим.
- Я буду с мамой и с папой, ко мне не подходи, да и станични-ки напридумывают такого, им только повод дай, - с волнением пояснила Оля.
- Тогда вечером встретимся на молодежной сходке, а то мне скоро на службу, а там не забалуешь, служба есть служба, - словно опытный казак, высказался Максим.
- Если мама с папой завтра вечером отпустят, тогда встре-тимся, а то я сегодня задержалась, могут и не разрешить пойти на молодежный круг завтра, - пообещала девушка.
Рано утром церковный колокол приглашал всех станичников в храм. Через некоторое время со всей станицы стар и млад по-тянулись к храму. Все станичники бросали даже неотложные дела и вместе со своими домочадцами одевались в самые луч-шие наряды и шли в храм. Каждый торопился к началу службы, кто не успевал, тот переходил на быстрый шаг, а порой и на бег, опаздывать было непринято, да и станичники на опоздавших на службу в храм смотрели осуждающе.
Время до ухода на службу для Максима пролетело быстро, то в поле убирали хлеба, то косовица травы, сушка и скирдова-ние сена, то заготовка дров на зиму. Каждый день до позднего времени вся станица была занята хозяйскими делами, только в субботние и в воскресные вечера можно было побывать на сходках молодежи в центре станицы. С каждого вечера после окончания песен и танцев Максим провожал Олю домой как и поначалу встречи вместе с подругой, а потом подругу стал про-вожать молодой казак, и Максим провожал только Олю и до са-мого дома. Девушка уже не беспокоилась, что соседи увидят ее
12
с Максимом и расскажут родителям. Молодые садились на ска-мейку около двора и вели беседы о прошедшем вечере. Одна-жды даже мать Оли вынесла кофточку на улицу.
- Оленька, надень кофточку, а то что-то стало холодновато, как бы не простыла, - беспокоясь за дочь, предложила мать.
Последние дни все беседы, все хлопоты заканчивались при-готовлением Максима к проводам на службу. Что брать, что не брать, каждый станичник старался посоветовать молодому каза-ку. Но Максиму было проще, у него был полный двор опытных советчиков, вся многочисленная родня прошла школу подготов-ки и службы в казачьих полках, а многие и сейчас находились на службе. Пять опытных казаков, проживающих в общем дворе: отец Максима - казак Павел, да еще четверо его братьев - дяди Максима, с раннего детства участвовали в обучении молодых родственников, могли рассказать новобранцам многого инте-ресного и поучительного о службе в казачестве. Но старый казак Алексей, глава семейства, дед Максима, был для молодых каза-ков всего семейства непререкаемым авторитетом. Он был глав-ным советчиком по многим жизненным вопросам в его семье, а по вопросам казачества был примером для многих уже опытных казаков станицы.
На завтра был намечен вечер проводов молодого казака. Так было принято, что последний вечер гуляет вся родня и пригла-шенные молодым казаком, а утром следующего дня все отправ-ляются провожать новобранца в дальний путь. Вначале прихо-дят к дому атамана, где собираются все достигшие намеченного возраста для службы молодые казаки, а затем новобранцев от-правляют в центральную станицу на сборный пункт, и оттуда - в казацкий полк на службу.
По традиции, рано утром в семье, в которой провожают мо-лодого казака, режут кабана и тут же разделывают его. Часть кабана сразу отдают на кухню готовить еду для вечера, а оставшуюся часть туши засаливают и опускают в холодный по-греб. При намеченном большом присутствии родственников и станичников зачастую всю тушу кабана отдают в распоряжение женщин на кухню, и те готовят к вечеру на стол разные блюда. Но есть небольшие семьи, где кабана выращивают в складчину, и потом, перед проводами режут кабана и делят каждой семье по полтуши. В семье молодого казака Максима случай не из тех, здесь, кроме переданной на кухню туши большого кабана, заре-зали несколько гусей и кур, еще с подвала достали с бочки со-леного сала, а соленых помидор, огурцов, капусты, арбузов, яб-лок - этого само собой будет столько, сколько необходимо, за-
13
пасы были хорошие, несколько бочек стояло в погребах в каж-дой семье. Все станичники знали казацкие традиции: коль режут кабана в теплое время, значит, будут проводы казака-новобранца. Выращенного кабана для себя режут позже, ближе к зиме, в холода, зачастую к Рождеству, к Новому году. Если ре-жут кабана, знать молодой казак в почете в семье, его там це-нят, уважают, и будет много приглашенных станичников. Никто из станичников не хотел наживать славы нелюбви к сыну и раз-лада в семье, с соседями, со станичниками, и поэтому никто, никогда не нарушал заведенной исстари традиции, каждый ста-рался соблюсти обычай проводов молодых казаков на службу.
Станица раскинулась вдоль реки Дон по двум оврагам, один из оврагов был гораздо шире другого и, поднимаясь от реки, по-степенно уходил по холму вверх. Второй овраг находился через несколько десятков метров, он был немного поменьше и шел параллельно первому, словно специально, с давних пор, преду-сматривалось их использование для проживания людей. По кра-ям большого оврага были выстроены дома, а вдоль каждого ря-да домов проходила дорога потому, что посредине первого оврага протекала небольшая речушка, впадавшая в реку Дон. Через речушку было большое количество мостков, почти от каждого дома был сделан мосток, таким образом, между домами получилась широкая двойная улица с речкой посредине. У вто-рого оврага речки не было, поэтому дома были выстроены также по краям оврага, и между домами посередине улицы проходила не очень широкая дорога, едва позволяя разминуться двум под-водам, запряженных парами лошадей. Между оврагами возвы-шался холм, заросший травой, бурьяном, лопухами, который служил для жителей двух оврагов выгоном для скота. Каждое утро пастухи собирали скотину от жителей двух улиц и по выго-ну, вдоль двух оврагов, выгоняли вверх от Дона, где находились поля, а чуть в стороне рос дубовый лес. Вторая сторона холма, со стороны реки Дон, была загорожена забором для того, чтобы животные не уходили в сторону реки, хотя она была пологой к реке, но достаточно крутой, чтобы скатываться в речку молодым телятам, козлятам и ягнятам. Вечером пастухи пригоняли скоти-ну к двум улицам, и животные сами разбредались по дворам станицы, иные станичники встречали стадо у края улицы, это те, у которых животные были очень шустрые и настырные. Живот-ные пробегали мимо своих дворов, через всю улицу, и выбегали на край улицы, со стороны Дона, где рядом, чуть левее, раски-нулись широкие просторы луга, а правее, чуть изгибаясь, проте-кала река Дон. Бывали случаи, что станичники искали своих ко-
14
ров, или быков до полуночи, находя их на лугу на чужих делян-ках травы, а утром разрастался скандал между станичниками: хозяином луговой доли и хозяином скотины, порой, выяснения протекали до самого обеда следующего дня, уточнялись сте-пень и возмещение потравы. Но, кроме того, корову необходимо было доить и за ужином кормить молоком детвору, а в иных се-мьях детворы было много и по привычке, без молока, их нельзя было уложить спать. Зачастую подобные скандалы протекали по нескольку дней, до очередного случая ухода скотины от хозяев на свободный выпас на луг. В этом случае вновь будут задей-ствованы хозяева доли луга с хозяевами животных, с пастухами, станичниками, но уже в исполнении, возможно, других лиц.
Вечером, когда управились по хозяйству, загнали и подоили скотину, стали собираться во двор семьи старого казака Алексея на проводы на службу молодого казака Максима. Их подворье находилось на краю улицы, рядом с рекой, со двора был виден берег Дона, и в конце огорода, который тянулся к берегу, было приковано к дубовому колу несколько лодок. Первые прибывали во двор близкие родственники хозяев двора, зайдя в общий двор со своего дома, сразу же подключались в помощь к хозяе-вам, женщины проходили к летней кухни и хозяйка их расстав-ляла по местам, где требовалась помощь приготовления еды и расстановка тарелок на столы. Мужчины проходили к костру, где жарились мясные блюда, шашлыки, отбивные из свинины, трой-ку гусей вращали на вертеле, картошка на сале жарилась на большой сковороде, и вся казацкая снедь, у которой была мяс-ная основа, находилась под неусыпным контролем старого каза-ка Алексея.
По казацкой традиции ни один молодой казак, только что со-бирающийся служить царю- батюшке, не должен быть обделен вниманием атамана станицы. Начало обхода новобранцев по станице атаман выбирает по своему усмотрению, но он обязан навестить каждого из молодых казаков и сказать ему свое напутствие, пожелать ему счастливой доли и выпить с ним чарку водки. И сегодня, ближе к вечеру, атаман станицы начал посе-щение новобранцев с улицы, где малый овраг и, пройдя от Дона вверх, он перешел на следующую улицу. Заходя во двор, в ко-тором провожают молодого казака на службу, атаман Василий говорил напутственные слова новобранцу, выпивал рюмку и шел дальше по станице вниз по улице к Дону. Особо он не за-держивался ни в одном дворе из пяти новобранцев, но всем уделял должное внимание, каждому говорил напутствие и с каждым, пожав руку, выпивал рюмку вина и шел к другим. Боль-
15
шинство станичников знали о встречах его дочери - казачки Оли, с молодым казаком Максимом, и не обижались на атамана за короткую встречу с молодыми казаками. Станичники понимали атамана, даже сочувствовали ему и были ему благодарны за то, что он выкроил время для поздравления их чада, с напутствием перед долгой и порой тяжелой судьбой по жизни молодого каза-ка.
К подворью старого казака Алексея, атаман Василий пришел вечером, когда на горизонте солнышко только что скрылось, и на небе были еще видны красные разводы солнечных лучей, а на улице еще светло, но с каждой минутой становилось все тем-нее и темнее. Атаман с семьей договорились встретиться около Дона, добро, что это было совсем рядом, и только он подошел к подворью, как жена с дочерью вышли к нему навстречу со сто-роны реки.
- Какая красота около реки, как редко мы бываем на Дону, Вася, все нам некогда, а уже половина жизни прожили, - заходя в калитку во двор следом за мужем и дочерью, тихо проговорила жена атамана.
- Ты права, Наташа, я и сам об этом думал, - тихо ответил атаман жене.
Атаман прошел чуть вперед семейства, его праздничный ка-зацкий наряд украшала медаль - личный знак атамана, она сви-сала с шеи на цепочке поверх кафтана, с одной стороны был изображен государственный герб, и была надпись «Атаман ста-ницы», с другой стороны медали было написано имя атамана «Василий», два креста на груди отсвечивали огни ламп. Как только зашли во двор атаман с домочадцами, к ним подошел хозяин семейства - старый казак Алексей в окружении пяти сы-новей, все были одеты в праздничном наряде казачьей формы. На груди деда Алексея блестели три креста геройства и добле-сти казака, у старшего сына на груди было два креста, у осталь-ных по одному кресту и еще несколько медалей за доблесть и геройство в служении царю- батюшке.
- Доброго вечера, атаман, служба есть служба, никто не ропщет, как и положено, все ожидаем твоего благословения мо-лодому казаку, - здороваясь, говорил дед Алексей, обнимаясь с атаманом.
После своего отца сыновья подходили к атаману и здорова-лись с ним, а затем все проводили атамана к его месту за сто-лом и стали сами рассаживаться по местам. Максим тут же по-дошел к пришедшим и, поздоровавшись с родителями Оли, про-вел ее к молодежи, где ее подруги пригласили к себе за стол, и
16
они все вместе стали обсуждать станичные новости, кто у кого из молодежи сидит на проводах, какая девушка какого молодого казака провожает на службу, по казацкому обычаю, это означа-ло, что эта казачка будет ждать его со службы, зачастую, эта молодая пара в дальнейшем становились мужем и женой.
- Для благословения молодого казака Максима, уходящего на службу, слово предоставляется атаману нашей станицы, - гром-ко объявил хозяин семьи, старый казак Алексей.
- От всей казацкой станицы и от себя лично, я желаю моло-дому казаку Максиму здравия, быть смелым, честным казаком, никогда не предавать своих родных, близких родственников, бе-речь и охранять свою семью, друзей и знакомых, сослуживцев - казаков, станичников и всех тех людей, которые будут тебя окружать по жизни. Дай Бог, служить тебе верой и правдой сво-ему Отечеству, не опозорить станицу и своих родных и близких родственников, и никогда в своей жизни и ни при каких обстоя-тельствах не изменять данной присяге своему царю-батюшке, своей Родине, России, - после секундного молчания грянули бурные аплодисменты.
Простые станичники не привыкли к таким возвышенным ре-чам, но многие служивые казаки принимали присяги и давали клятвы на верность и преданность служению царю и Отечеству, эти люди не единожды слышали на службе подобные пожела-ния при принятии присяги и при проводах в молодые казаки.
После атамана с приветственным словом и пожеланиями вы-сказался глава семейства - старый казак Алексей.
- Дорогой мой внучек, провожая тебя на службу, я душевно спокоен, под наблюдением многочисленной казацкой родни, мы постарались тебе дать все то, что положено дать по старым ка-зацким традициям. С малых лет мы тебе прививали казацкие навыки, обращение с саблей у тебя такое, что может тебе поза-видовать, даже, некоторый взрослый казак, один из лучших сре-ди молодых казаков ездишь ты на лошади. С отличием ты за-кончил учебу в церковно приходском учебном заведении, по до-му ты помогаешь своим родителям хорошо, дай Бог, чтобы каж-дый молодой парень, так помогал своим родственникам. Желаю тебе всего доброго на службе, не желаю тебе легкой службы, как говорят военные, тяжело в ученье, будет легче в бою, служи до-стойно, будь примером для всех, не принеси позора станице, станичникам и всем своим родственникам. Служи честно и до-стойно, как полагается представителю нашего рода, - закончил свое выступление глава семейства.
17
- Дорогой мой сынок Максим, по мере своего свободного времени, я старался передать тебе все казацкие навыки борьбы и сражений в нашей нелегкой профессии охранять рубежи нашей Родины и защищать ее от внешних врагов. Могу утвер-ждать, как казак, прошедший пути сражений с басурманами, что ты, мой сын, за эти юные годы хорошо освоил учения твоих учи-телей казаков станичников, твоих родственников, и моих лично. С уверенностью и твердостью заверяю всех присутствующих, что ты готов к службе на отлично и не опозоришь станицу, и не подведешь своих родственников. Служи и помни старого казака, своего деда Алексея Павловича и меня, своего отца Павла Алексеевича, что ты, Максим Павлович, являешься продолжа-телем нашего рода и никогда не забывай своей родословной и чти ее. Желаю тебе хороших однополчан-казаков, чтобы ты ни-когда никого не предавал и тебя никто не предал, служи честно, добросовестно, соблюдая все казацкие обычаи, - пожелал свое-му сыну его отец казак Павел.
Затем стали говорить близкие родственники. По неписаному закону казацких обычаев и по старшинству семейной суборди-нации, родственники говорили молодому казаку Максиму поже-лания счастья и удачи на предстоящей службе. Все сидящие за столом пожелали молодому казаку здоровья, благополучного возвращения в станицу, а после них встал отец Максима и гром-ко объявил:
- С ответным словом выступит молодой казак, мой сын Мак-сим.
И тут же грянула музыка, и на центр двора вышел Максим и громко запел песню своим прекрасным голосом: «Ах ты Дон, мой Батюшка». Пел он с такой душой, с такой страстью, что сидящие за столом перестали даже перешептываться, и во дворе стояла такая тишина, что когда была пауза в исполнении песни, слыш-но было, как наливали в стаканы водку и вино. Максим подходил к атаману и пел для его семьи, но все понимали, что подошел и поет молодой казак, большую часть, для дочери атамана. После окончания песни, как только стихли аплодисменты, встал ста-рейшина семьи, старый казак Алексей и предложил тост:
- Дорогие мои родственники, дорогие гости, дорогие мои ка-заки- станичники, предлагаю выпить за моего внука Максима, за молодого казака, уходящего на службу царю-батюшке, служить нашей Отчизне, - дед выпил стоя, приподнял пустой стакан, как бы приглашая сделать так и другим, не оставляя в стакане налитого для невзгод тому, кому желают добра.
18
Все дружно выпили, и тут же по кругу столов пошли люди с бутылями наливать в стаканы по второй рюмке, таков был обы-чай, пока люди наливают, сидящие успевают закусить, после второй последовала третья рюмка, после которой грянула музы-ка, и желающие потанцевать выходили на круг и начинали пля-сать. Но, пока было мало желающих, большую часть народа си-дели за столом и ожидали дальнейшего продолжения песни. Тут же музыка танца переключилась на музыку песни и сидящие за столом подхватили знакомую мелодию и начали петь, но песня звучала вяло, желающих спеть было мало, и пели они, как гово-рят в народе, кто в лес, а кто по дрова. Вскоре налили в рюмки, подняли за здравие всех провожающих из станицы молодых ка-заков. Этот тост по традиции предложил атаман, все выпили, за столом начался громкий разговор. Затем выпили за здоровье родителей молодого казака, потом за казачество станицы, и сразу же после той выпитой рюмки в дальнем углу двора гряну-ла казацкая песня, уже пели ее с таким азартом, казалось, что ее пели казаки, идущие на поле боя. За песней грянула музыка танцев, и через минуту столы освободились сидящими за ними гостями, и двор казался для танцующих маленькой площадкой. Постепенно столы стали сдвигать в дальний угол двора, осво-бождая место во дворе танцующим. Особо никто не руководил ни музыкой, ни гостями, как-то само собой под настроение ста-ничников, не сговариваясь, переходили от танцев к песням, пели песни, садились за стол, и звучала казацкая песня, и тут же наливались рюмки, и после песни звучал тост, и гости перехо-дили к выпивке. Чуть позже гости разделились по группам инте-реса, в одном углу двора группа пела песню, в центре двора бы-ли зажигательные танцы, чуть поодаль группа казаков сидела в кругу и что-то обсуждала жизненно важное, в одной руке держа-ли стакан с налитой водкой, а другой рукой размахивали, словно саблей. Но, наступал момент, когда в круг двора выходил моло-дой казак Максим, и затихали песни, умолкала танцевальная музыка, смолкал разговор казаков в кругу, и звучал голос, кото-рый все присутствующие слушали с удовольствием. Станичники знали по опыту, что хороший голос молодого казака они могут не услышать долгое время. Сколько было на веку станицы таких примеров, когда появлялся казак с хорошим голосом, но потом казацкая судьба закручивала его так, что только казаки в похо-дах слушали этот голос запевалы, который пел так, что у каза-ков пробегали по коже мурашки, каждый вспоминая свою стани-цу и родной дом.
19
Когда на востоке забрезжил рассвет, некоторые удивились и говорили, что это горит стерня на убранных полях, им казалось, что они недавно сели за стол. Но, разобравшись, многие стали собираться домой, а рассвет на востоке, как соревнуясь с гостя-ми, быстро разгорался, и через несколько минут на дворе стало совсем светло. А традицию нельзя казакам нарушать, как гово-рят в казачестве, хоть камни с небес, а стременную рюмку необ-ходимо выпить. Все гости быстренько сели, кто мог, а иные об-локотились об то, что подвернулось, кто об родственников, чаще всего о жену, но стременную выпить все выпили и шумной гурь-бой направились на улицу через ворота, по этому случаю ворота были открыты на всю ширь.
Максим пошел провожать семейство атамана Василия, он взял Олю за руку, и они пошли впереди родителей, разговари-вая о прошедшем вечере проводов Максима на службу. Но все родственники и Максима, и Оли знали, что кроме проводов про-шли смотрины жениха и невесты, обе стороны родственников были довольны и женихом, и невестой, только было слышно с разных мест, что отслужится казак, хорошая будет пара. Глядя на впереди идущих молодых людей, как они по-детски держатся за руки, можно себе представить, что идут совсем юные дети. Но по неписаным законам этики казацких станиц, обращения молодых людей друг с другом были скромными и соответство-вали тому статусу, который зависел от времени знакомства, глу-бины отношений, уважения друг к другу и дальнейшего желания продолжения отношений по серьезной линии или по шуточному отношению. Не было ни написанных книг, ни инструкций, как ве-сти себя жениху или невесте, но при каждом движении, при каж-дом жизненном моменте можно было понять отношения жениха и невесты. Серьезность намерений той или другой стороны про-являлись в разговоре и в их поведении, если разговор с челове-ком велся об одном, а его действия были совершенно иные, сразу становилось понятно, что хочет сторона одна от другой. Бывали движения, действия, опережающие принятых традиций, приводили к такому пониманию и конфликту, у которого одно неверное движение определяло всю дальнейшую судьбу моло-дой пары, жениха и невесты, вплоть до расставания. Эти отно-шения между молодыми парами за долгие годы казачества вжи-лись так глубоко в жизнь станиц и станичников, что их никто не обсуждал и не старался их нарушать. Все знали, что при их нарушении мог виновник получить такую обратную связь, что она могла ему испортить всю оставшуюся жизнь, но то, что она могла любого научить многому, это знали все.
20
Подойдя к дому атамана, Максим держал Олю за правую ру-ку, поглаживая ее, и смотрел девушке в глаза.
- К обеду я приду сюда, и отсюда поеду дальше на службу, выходи проводить меня и обязательно жди меня, я вернусь со службы, и мы поженимся, если ты будешь согласна, - волнуясь, тихо проговорил Максим.
- Хорошо, я обязательно выйду тебя провожать, и буду тебя ждать всю службу, только ты меня не забывай, - смущаясь и краснея, ответила Оля.
- Ну, что там молодежь задумалась, пора идти по домам, надо до обеда немного отдохнуть, а нам еще нужно скотину вы-гнать в стадо, да и приготовиться надо к проводам всех моло-дых казаков станицы, - предложил атаман - отец девушки.
Максим шел обратно от края станицы по улице, и чуть не у каждого дома его останавливали станичники и желали благопо-лучного возвращения со службы. Домой он пришел, когда всю скотину выгнали на выгон, и люди возвращались домой к зав-траку. Завалился спать на сеновал, хотя на улице в это время было прохладно для сеновала, но после бурно проведенной но-чи и укрывшись одеялом, Максим через минуту уснул крепким сном. Когда его разбудили, ему показалось, что в сарае около сеновала собралась вся родня, он обвел всех присутствующих сонным взглядом и тихо спросил:
- Что случилось?
- Он еще спрашивает, что случилось, - громко выкрикнул на него отец, - на службу надо давно отправляться, а он спрашива-ет, что случилось. Мы его разыскиваем по всей станице, твой брат проскакал на лошади через всю станицу к дому атамана, а тебя нигде нет, а он спит на сеновале. Я не посмотрю, что ты уже большой, на службу собрался, а возьму ремень, да отстегаю так, что бегом до самой центральной станицы будешь бежать и вовремя там будешь, а на лошадях можешь опоздать, - улыба-ясь, грозился отец.
- Подожди, Павел, не ошарашивай моего любимого внука, пусть быстренько умывается, мы ему в дорогу собрали поку-шать, там пусть и позавтракает, за одно и пообедает. А мы сей-час все садимся на подводы и едим к дому атамана и проводим молодого казака на службу, там все остальные новобранцы ждут Максима, - успокаивал старый казак дед Алексей всех присут-ствующих и своего сына Павла.
Вся родня гурьбой вывалила из сарая на улицу и стала рас-саживаться по подводам, и под громкие выкрики и гиканье по-мчались по улице через всю станицу к дому атамана. Около до-
21
ма атамана собралось народу со всей станицы, четверо ново-бранцев стояли около подводы, запряженной парой лошадей, окруженные многочисленной родней, рядом стояла еще двукол-ка, также запряженная парой лошадей, для сопровождения но-вобранцев атаманом в поездке в центральную станицу. Максима подхватила родня на руки и усадила в подводу, около которой стояли новобранцы, те не мешкая быстро сели рядом с Макси-мом, и пара лошадей, управляемая извозчиком, тронулась, и новобранцы начали свой длинный путь в казачество. Извозчик не торопил лошадей, даже немного сдерживая их пыл, натяги-вая вожжи на себя, он понимал и знал по казачьему обычаю, что с каждым новобранцем необходимо попрощаться всей родне, а после них должна попрощаться последней его невеста. Родня, окружив подводу с новобранцами, обнимала молодых казаков, или просто дотрагивалась до каждого и отставала от подводы. И вот настало время, когда вслед за подводой шли пять молодых казачек, и каждая девушка держала парня за руку, наклонив его к себе, чмокала его в щечку, махая руками, прощалась с ново-бранцем. Вот теперь, после такого ритуала, по казацкому пове-рью, молодой казак готов на все, на любые подвиги, он знал точно, что в станице его ждет любимая казачка
Бурно проводила станица молодых казаков на службу, но служба, службой, а за хозяйством ухаживать надо этим же каза-кам и казачкам, в своем хозяйстве работы непочатый край. За эти два дня веселья оказалось, что свиней кормили только раз, два теленка ночевали, привязанные на лугу, а гусей не выпуска-ли к воде уже два дня, кур не закрывали от огорода эти два дня, и что оставалось еще на огороде, все было склевано или сме-шано с землей. С сегодняшнего дня мужчинам надо начинать пахать землю, и, переодевшись, они быстро запрягали быков, грузили на подводы плуги, и не мешкая, отправлялись в поле. Тяжело было перестроиться от застолья сразу на пахоту, но глава семейства - старый казак Алексей не давал расслабиться всему семейству, у него все было под контролем, и все было распределено в голове по жизненному опыту, когда пахать, ко-гда сажать, когда сеять. Старший сын с семейством запрягал две арбы и отправлялся вывозить сено с делянок луга: если сейчас не вывезти, то пойдут дожди, а там и зима не за горами, а снегу обычно навалит столько, что не проехать, придется за-нимать сено для скотины у соседей, и такое в жизни станичников бывало. Зима в сельской местности тянется долго, с раннего утра надо управляться с многочисленным скотом, свиней в сви-нарниках, порой, не счесть, гусей повыгоняют из сараев во двор,
22
становится места мало, а еще утки, куры, все подросли, и их стало много. Каждый день одной воды надо натаскать в дом из колодца столько, что многочисленное семейство бывает и скан-далит из-за воды. Выяснение начинаются с утра, кто сегодня дежурит по доставке воды, одни говорят, что они отдежурили недавно, а другие доказывают, что сегодня их дежурство, всем не хочется весь день на морозе у колодца простоять. В подоб-ных случаях приходиться в спор вступать главе семейства, ста-рому казаку Алексею, и наводить порядок, а он это делает быст-ро, и все будут довольны, к этой работе виновникам скандала еще по одной работе добавит, и не смей возражать. А работы по дому кроме воды, хоть отбавляй, одних дров наколоть всему семейству надо каждый день, и на варку скотине нужны дрова, а людям надо много сварить, вон их сколько, у каждого семейства по четыре – пять детей, да внуки, и каждого надо накормить три раза за день. С весны и летом проще, выгнал скотину на выгон под присмотр пастухов и до вечера, но разберешься, тоже не присядешь с самой весны и до самой осени. А осенью, как гово-рят казаки, мама дорогая, коль горе осенью нагрянет, некогда погоревать, хлеб надо убрать, а там сено, дров надо заготовить на зиму, и все это успеть надо до дождей, не успел, все пропа-ло.
В такой суматохе быстро пролетел год службы Максима для станичников, и когда он добирался до дома на побывку и шел по улице станицы, каждый станичник останавливался и начинал удивляться и причитать:
- Максим, это ты? Да, кажется недавно мы тебя, молодого ка-зака, провожали на службу, и вот, уже пришел на побывку.
Максима отпустили на побывку домой к казачьему Войсково-му празднику четырнадцатого октября, на Покров Пресвятой Богородицы. По старой казацкой традиции к этому большому празднику со службы отпускали казаков домой в станицу за доб-росовестную службу, за хорошие показатели в учебе, в военном деле. А казак Максим был во многом примером для своих каза-ков-сверстников, но больше всего, провожая его на побывку до-мой, жалела отпускать своего запевалу вся сотня сослуживцев, что эти дни они не услышат его хороший голос. Как только за-кончил Максим обход многочисленного семейства по домам родни и во дворе, он вывел скакуна на улицу, лихо взлетел на него, и умчался в сторону улицы, которая вела от Дона к полям. Все собравшиеся станичники поняли, что казак Максим умчался на встречу со своей невестой - казачкой Олей. Подскакал Мак-сим к дому атамана за секунды, спрыгнув с коня, он через калит-
23
ку ворвался во двор, а посреди двора стояла казачка Оля и с нетерпением ждала казака Максима.
- Со станичниками ничего тайно не сделаешь, всюду опере-дят, уже сообщили о моем приезде, - увидев в окне дома стоя-щую мать Оли, промелькнуло в голове Максима.
Молодые обнялись, обменялись легким поцелуем в щечку, и Максим шутя тихо спросил:
- Ну, как вы тут перезимовали без меня?
- Я сильно соскучилась по тебе, Максим, долго же ты не ехал,- тихо прошептала девушка.
- Я тоже скучал, старался на службе, чтобы заработать по-бывку домой, думал, хоть на часок бы отпустили, но, вот на пять дней заработал. Пойдем в дом, я с мамой поздороваюсь, - пом-ня о том, что мать стоит у окна, тихо предложил Максим.
- Да, пойдем, я и сама хотела предложить пройти в дом, мы же с мамой, что смогли за короткое время, то и приготовили, - смущаясь, проговорила Оля.
Зайдя в дом за девушкой, Максим увидел хорошо накрытый стол казачьей закуской, посреди стола красовалось соленое са-ло с большими промежутками мяса, соленые помидоры, огурцы, капуста, яблоки, все было расставлено в тарелках на столе, Максим понял, что к зиме семья приготовилась основательно.
- Что пить будет казак? Принял присягу, уже числится не мо-лодой казак, тем более год прослужил, выпивку может выби-рать, - улыбаясь, спросила жена атамана.
- Спасибо, я пить буду молоко, соскучился, давно домашнего молока не пил, а из алкоголя ничего не буду, даже бражки за весь год не пил, - серьезно ответил Максим.
- Ну и хорошо, давайте садиться за стол, уже скоро и обед, а там вечером в центре под праздник будет веселье, пойдем, по-смотрим. Вся станица соберется, уже многие поговаривают при-ходить на круг веселья, д, и муж должен к вечеру приехать, обещал. Атаману на праздник надо быть обязательно, хоть и не молодые, но хочется посмотреть, послушать станичников, вспомнить молодость, - улыбаясь, говорила мать Оли.
После обеда вышли во двор, день был осенний, солнечный, каких в это время бывает редко, вышли полюбоваться природой в последние погожие дни осени, хотя с Дона тянуло свежим ве-терком. Молодая пара прошла к клумбе цветов, Максим выта-щил из ножен клинок и стал срезать осенние цветы для букета, мать стояла у крыльца и рассматривала стоящую дочь и казака Максима. Кажется, недавно провожали молодого казака на службу, а уже прошло больше года. За это время парень возму-
24
жал, слегка пополнел, преобразился внешне, форма придала ему образ взрослого казака, сапоги и папаха увеличивали рост, делая человека высоким и стройным, а сабля на боку и висящий клинок спереди на поясе, да, еще маленькие черные усы, созда-вали образ взрослого мужчины.
- Да, хорошая пара будет, - тихо прошептала мать Оли, мыс-ленно радуясь за дочь.
Максим нарезал цветов два букета, подошел к Оле и вручил ей один букет и неловко, стесняясь, чмокнул ее в щечку. Затем подошел к матери Оли, не зная, что в этих случаях говорят бу-дущей теще, протянул ей букет, но выручил младший брат Мак-сима, в это время калитка резко открылась, и прямо с коня он прокричал:
- Батя приехал на побывку, дед приказал тебе срочно домой ехать, - и тут же умчался вниз по улице.
- Надо ехать домой, встречусь с отцом, потом приеду, - изви-няющим тоном заявил Максим, глядя, то на Олю, то на ее мать.
- Конечно, конечно, родители - это святое, тем более, больше года не виделись, - успокаивая Максима, проговорила мать Оли.
- Быстрее скачи, надо встретиться с отцом, а вечером на мо-лодежном кругу мы с тобой встретимся,- провожая, говорила Оля.
Максим, ободренный словами невесты и ее матери, быстро подбежал к калитке и резко открыл ее, при этом чуть не сбил атамана с ног.
- С прибытием, атаман, - вытянувшийся в струнку, привет-ствовал Максим атамана.
- Здравствуй, здравствуй, служивый, ты возмужал, настоя-щим казаком стал. Да ты никак стал подхорунжим, ну, молодец, за короткое время и лычки на погоны заслужил, это хорошо, так дело пойдет, ты и меня в станице заменишь. Давай быстрее встречай отца, а то он беспокоился за тебя, - весело привет-ствовал атаман, Максима.
Прошли секунды, и Максим скакал на рысаке вниз по улице к Дону, к себе домой. Прямо с коня во дворе он попал в объятия отца, он еще не успел со всей родней встретиться, а тут и Мак-сим подоспел.
- Здравствуй, сынок, ну-ка, ну-ка, дай я на тебя погляжу, да ты уже в начальство наметился, это хорошо, знать честно слу-жишь Отчизне, молодец, хвалю и горжусь сыном, - обнимая Максима, торжественно произнес отец.
- Да мне до тебя, батя, не дотянуться, - сокрушаясь, говорил сын.
25
- Ну, не сразу, сынок, все постепенно и к тебе придет, и сла-ва, и опыт, всему свое время, - успокоил отец сына, продолжая здороваться с другими членами семейства.
- Садитесь перекусить, а вечером позже большой стол накроем, - пригласила мать в дом.
- Отец, мать, я покушал в доме атамана, может, я пойду в центр станицы на молодежный круг? – робко попросился Мак-сим у родителей.
- Ну, что, мать, отпустим казака повеселиться? Он хорошей службой заслужил веселье, в первый год службы привез в ста-ницу лычки на погонах, а это я скажу тебе, мать, не так просто сделать по первому году службы, по себе знаю, каждый казак старается удивить свою станицу, - весело поддержал отец просьбу сына.
- Пусть идет, сам повеселиться, да и станичников повеселит, многие спрашивали, будет на кругу петь Максим, только отпро-сись у деда Алексея, а то ругать будет, - предупредила мать сы-на.
Не успели слова матери долететь до слуха сына, а он уже на скакуне поднял с дороги пыль и помчался в центр станицы. Круг уже начал сходиться, и как только Максим подлетел и привязал коня, его быстро станичники обступили и стали хлопать, требуя песни. Тут же музыка заиграла, и Максим запел песню «По Дону гуляет казак молодой». Станичники в круг прибывали с каждой минутой семьями, через некоторое время в круг добавилась се-мья атамана. Казачка Оля подошла с подругой к Максиму и чмокнула его в щечку.
- Это тебе за цветы, от меня и от мамы, отец был восхищен цветами, так и сказал, что не каждый казак в станице догадается подарить букет цветов своей невесте, да, еще и ее матери, - прошептала Оля на ухо Максиму.
Целый вечер молодая пара была неразлучна, вместе пляса-ли, когда Максим пел, Оля подпевала ему, или стояла чуть в сторонке, хотя ее подруга ушла с другим парнем в сторону, она оставалась рядом с Максимом. Ближе к полуночи семья атамана собралась уходить, отец с матерью забрали и дочь, Максим не раздумывая пошел рядом с Олей.
- Если желаешь продолжить веселье, Максим, то оставайся. Нам завтра предстоит тяжелый день, завтра четырнадцатого октября большой праздник, как божественный, так и казацкий, Покрова Пресвятой Богородицы, день Донского казачества, рано утром надо идти в храм, а потом надо поздравить всех казаков
26
станицы с праздником, - отходя от круга веселья, предложил атаман Максиму.
- Нет, спасибо, я спел уже много песен, и пойду проводить Олю к дому, - невзирая на просьбы станичников, категорически высказался Максим, словно ставя все точки ясности в их отно-шениях с Олей.
- Ну, тогда пошли вместе, не только Олю, но и нас с матерью проводишь, глядишь, может, и породнимся, - весело пошутил атаман.
Максим уже этой шутки не слышал, он отвязал коня и усадил Олю в седло, взяв под уздцы коня, быстрым шагом повел его по улице станицы к дому атамана. Когда атаман с женой подошли к своему дому, Максим с Олей уже сидели на лавочке около их калитки и тихо обсуждали вечерние новости молодежного круга: кто с кем танцевал, кто с кем расстался за прошедшее время.
- Максим, завтра на сходке казаков в центре станицы, при ис-полнении Гимна Донского казачества, я прошу тебя быть запе-валой, твой дед об этом меня попросил. Так и сказал, что хватит мне быть запевалой в станице, долго я пропел, уставать стал, как бы не сорвать серьезное мероприятие, пусть мой внук поет станичникам, а я ему буду подпевать, - прощаясь, попросил атаман Максима.
- Хорошо, атаман, раз сам дед попросил, я согласен, приду пораньше на казачий круг станицы, - пообещал Максим.
Рано утром станица вся бурлила, словно Дон при паводке, кто из станичников скотину отгонял на выгон, кто уже отогнал и торопился домой, надо было еще управиться с домашним хо-зяйством, а потом собраться и успеть в храм, а к двенадцати часам был объявлен казацкий сход в центре станицы. Церковь в станице была не очень большая, и каждый станичник старался попасть в нее первым, чтобы стоять в первых рядах, а чуть опоздаешь на службу к попу-батюшке, так окажешься около вхо-да, а там толкотня до половины службы. Максим пришел тогда, когда была половина молящихся в зале храма. Он прошел в зал по правую руку, там стояли мужчины-казаки, рядом с ним стал его отец и пришедшие мужчины-родственники. Невдалеке от них стоял атаман, по левую руку от входа стояли молящиеся жен-щины-казачки. Пробежав взглядом по левой стороне, Максим увидел среди женщин Олю с матерью. Он кивнул ей головой приветствие, Оля ему ответила улыбкой и кивнула головой в его сторону. Посредине зала церкви была установлена большая икона Донской Божьей матери. Через минуту служба началась.
27
По преданию, икона Донской Божьей Матери была преподне-сена православными казаками Московскому князю Дмитрию Ивановичу (впоследствии названному «Донским») перед Кули-ковской битвой.
Всю службу в храме Максим усердно молился, но волнующая мысль о пении Гимна Донского казачества не покидала его, по-стоянно он повторял слова Гимна и посматривал на молящуюся Олю. Зал был полон прихожанами, в свой праздник все казаки станицы бросали все работы и шли в храм. После окончания службы все станичники заспешили к выходу, Максим двигался мелкими шажками вслед за идущими впереди родственниками, чуть сзади от них медленно продвигался атаман, это Максима и успокаивало, что он не опоздает на казачий сход. Люди выходи-ли из храма и расходились по площади. Разыскав своих род-ственников, казаки шли к центру станицы.
- С великим праздником Покрова Пресвятой Богородицы, - подходя к семейству атамана, поприветствовал Максим.
- И тебя взаимно поздравляем с божественным праздником и еще с днем Донского казачества, - пожимая руку Максиму, при-ветствовал его атаман.
Мать и дочь слегка наклонились, поприветствовали Максима и пошли чуть сзади двух казаков.
- Признайся, Максим, хотелось тебе выйти из храма и бе-жать, а лучше скакать на коне в центр и петь Гимн для станични-ков? – тихо спросил атаман.
- А, ты.., а вы откуда знаете? – спросил Максим у атамана, слегка испуганно.
- Да, ты не удивляйся, ничего здесь таинственного нет, у всех так бывает, столкнешься с этим, сам поймешь, когда первый раз что-то новое происходит. Так и думаешь, быстрее бы подошло и прошло благополучно. А в жизни, чем меньше думаешь о незна-комом, тем спокойнее становится человек, и все неизведанное проходит успешнее. Я вон перед первой атакой на басурман столько передумал, перенервничал, а опытные казаки в это время в карты играли, пока я себя нервами изводил, а потом ничего, привык, стал спокойно относиться к подобным событиям, - улыбаясь, поучал атаман казака.
На площадь в центре станицы пришли в потоке со всеми ста-ничниками. Семейства уже разделялись на казаков, которые шли в первые ряды, ближе к сколоченной из досок сцене, а женщины оставались на краю площади. Сзади, вдоль трибуны, выстраивался казачий хор станицы, каждого казака старый казак Алексей - дед Максима, расставлял в хор. Своего внука, робко
28
стоящего около трибуны, дед взял за руку, словно маленького мальчика, повел на сцену и поставил впереди хора. Стоявшие на площади станичники весело рассмеялись. Все это получи-лось забавно: как дед взрослого человека в форме казака с по-гонами, с саблей на боку, с клинком на поясе, провел и поставил перед хором, будто торжественно передал ему, в присутствии всех жителей, право стать запевалой станицы.
И вот на трибуну вышел атаман станицы, поднял руку вверх, требуя тишины.
- Дорогие служивые казаки, дорогие мои станичники, по-здравляю всех с нашим великим праздником Войска Донского и с божественным - Покрова Пресвятой Богородицы. Желаю здо-ровья, благополучия, пусть вас всех бережет Бог, и вы себя бе-регите, как говорят, береженого Бог бережет.
Грянула музыка Гимна, и Максим запел. Хор казаков тут же подхватил, дед стоял перед хором, чуть в сторонке от запевалы, и размахивал руками - руководил хором. До самого вечера вся станица праздновала день Донского казачества, вместе с хором пел и Максим, иногда подменял его дед Алексей. Если не смот-реть на сцену, а только слушать, то так и казалось, что поет один и тот же исполнитель, но, если прислушаться, то у молодо-го певца голос был чуть тоньше, повыше и звонче. Но у деда была казачья манера исполнения, его жесты, повороты, наклоны так сочетались с музыкой, что все окружающие невольно под-прыгивали в такт музыке и подпевали ему.
Поздно вечером Максим проводил Олю домой, они посидели немного на лавочке, чуть погодя проскрипела калитка, и вышел атаман.
- Я забыл сказать, Максим, рано утром тебя разбудит отец, завтра надо съездить на ту сторону Дона, в один хутор, там му-жик выделывает овечьи шкуры и шьет шубы, так нам на станицу надо заказать десяток шуб для казаков и десяток для казачек. Оно - время летит быстро, не успеешь повернуться, как холода тут, как тут. А мужику надо овчины подобрать, выделать их, по-том еще сшить шубы. Дело это хлопотное. Заодно посмотришь крестьянскую работу, а то мы, казаки, иногда думаем, что это все с небес манна сыпется. А оно вовсе не так: надо вырастить овцу или барана, потом зарезать, овчину вымочить, вымыть, выделать, а затем сшить шубу, да, не просто так, а каждому по размеру, а казачкам еще по фасону, а он у них у каждой свой, вот и приноровись угодить всем. Так что завтра тебе, Максим, рано надо с отцом ехать, а сейчас пора домой отдыхать. Пере-права через Дон сейчас тяжелая, наши казаки помогут баржу на
29
ту сторону переправить, они едут молоть муку в хутор, что за Доном, а вы поскачете в другой хутор, дальше от Дона,- пояснил атаман Максиму.
Еще немного посидев на лавочке, Максим попрощался с Олей и пошел вниз по улице к дому. Станичники еще кое-где гуляли, но пока он дошел домой, все меньше и меньше было слышно по станице песен и громкого говора.
В дальнем краю станицы прокричали уже первые петухи, и потихоньку станица засыпала. Рано утром отец прошел к крова-ти Максима, наклонившись к уху, тихо сказал ему:
- Максимка, вставай и не шуми, чтобы мы не разбудили нико-го, нам надо ехать за Дон, я тебя жду на берегу.
Максим поднялся, посидел на кровати, потом тихо опустился в кровать и прилег на подушку. Через минуту, он, как ужален-ный, вскочил с кровати, натянул штаны и рубашку, в руки при-хватил полушубок и вышел во двор. Отец выводил скакуна из сарая и строго посмотрел на сына.
- Максим, ты вроде как сонный? Сынок ты мой маленький, до казаков служивых дорос, а все еще в детстве. Глядя на тебя сонного, я бы оставил тебя дома и сам бы поехал к шорнику шу-бы заказать, но один казак захворал, который должен ехать зер-но молоть, и я поеду с ними, а тебе придется одному ехать зака-зывать шубы, - подойдя к Максиму, пояснил ему отец.
- Да, я ничего, вчера был слишком суетной день, и я поздно лег и не выспался, сейчас все пройдет, давай коня, я поскачу к переправе и займу очередь на баржу, а ты с казаками подъ-едешь, и все наладиться, - успокаивал сын отца.
Когда отец Максима подъехал к переправе, уже стояло не-сколько подвод, их подводу, полную с зерном, запряженную па-рой лошадей, пропустили казаки вперед, слегка пожурив за за-держку. Казаки были с одной станицы, и все взялись дружно за палки-крюки и стали тащить баржу по закрепленному между бе-регами тросу. Проходя наперед баржи, каждый казак цеплялся крюком за трос и тащил его на себя. Отрывая баржу от того бе-рега, где они садились, они тащили ее за трос к другому берегу, затем переходили снова на перед и снова зацеплялись и тащи-ли. Таким образом, каждый казак, зацепляясь спереди баржи за трос, протаскивал расстояние до кормы, следующий казак за-цеплялся крюком опять спереди и помогал тащить всем осталь-ным баржу к другому берегу. Переправа длилась полтора часа, все казаки дружно тащили баржу, бегая по ней с кормы наперед, потом опять, зацепив крюк за трос, изо всех сил тянули на себя, пока не упирался в корму, и снова перебегал бегом наперед. Так
30
и переправились благополучно через Дон. Хотя все казаки были уставшие от такой переправы, но это был единственный путь через Дон до поздней зимы. Когда река замерзала, тогда прихо-дилось переправляться через Дон по льду, но это было небез-опасно, иногда были случаи зимнего купания. Так что казаки старались все дела за Доном доделать до больших морозов.
- Ну, слава Богу, переправились, сейчас сынок скачи в хутор Дубовое, там найдешь шорника Ивана, он живет на правом бе-регу пруда, возле его дома растут две больших ивы, наклонен-ные к воде пруда. Ивану скажешь, что ты от казаков нашей ста-ницы и передашь вот этот задаток. Я сам уже давно у него не был, какие есть готовые шубы, заберешь, когда сошьет осталь-ные, пусть передаст станичниками, которые будут у него зака-зывать или покупать овчины, тулупы, а я поеду молоть зерно, нам тоже мука нужна, дома мало осталось, - пояснил Максиму отец.
- Я все понял, отец, не беспокойся, все найду, все закажу, все передам, что будет неясно, все расспрошу, - садясь на коня, кратко, по-казацки доложил Максим отцу.
Хутор, в который они переправились через Дон, растянулся вдоль реки на большом расстоянии, одна сторона домов улицы огородами уходила к речке, где в конце огородов до речки рас-кинулся широкий луг, а другая сторона домов шла огородами вверх на небольшой бугор, где в конце огородов был хуторской выгон скота. Проскакав по улице хутора, Максим увидел отхо-дящий вверх от улицы переулок, за который отец говорил, что это и есть дорога к хутору Дубовое. Он свернул на него и поска-кал в сторону между двух огородов. Земля на хуторе была вся песчаная, сколько Максим скакал по улице, все время из-под копыт рысака отлетал песок, только в конце огородов, протя-нувшихся к лугу, был виден черный цвет чернозема. Даже после недавних прошедших дождей на улице хутора не было луж, все было сухо. Проскакав километра три от места переправы, Мак-сим увидел небольшой хуторок, подъехав ближе, он сразу же чуть дальше от края увидел две растущие около пруда ивы, а рядом стоял маленький домик. Он был накрыт соломой, которая была настолько старой, что ее серо-черный цвет нельзя было отнести к соломе, и сам домик выглядел настолько убогим, что невольно возникал вопрос, как могут жить люди в такой хибаре, и самое основное, сколько же в нем могло поместиться прожи-вающих.
- Где можно увидеть Ивана-шорника? – спросил Максим у женщины, которая чистила овчину во дворе этого дома.
31
- Тебе молодого или старого? – в свою очередь спросила женщина, озадачив этим вопросом Максима. О двух Иванах отец ничего не говорил.
- Да, мне любого, хоть молодого, хоть старого, лишь бы шубы он мне продал, - ответил Максим женщине.
- Ваня, выйди на улицу, к нам приехали, - прокричала женщи-на.
Из рядом стоявшего сарая вышел небольшого роста молодой человек, примерно одного возраста с Максимом, возможно чуть постарше. Увидев казака, он подошел к нему, с интересом раз-глядывая.
- Вроде не с наших хуторов, чего хотел? – спросил он.
- Хотел заказать казакам и казачкам шубы, а если есть какие готовые, то забрать их, - пояснил Максим.
- По такому серьезному вопросу надо дождаться отца, у него ведется журнал, и он распоряжается выдачей готовых овчин и шуб. Вон из дальней станицы с весны заказали шубы и до сих пор ни слуху, ни духу, а мы потратились на закупку овчин. Отец в долги залез, пришлось вчера ему ехать в Дальнею станицу к должникам- казакам. До сего времени не приехал, как бы с ним в той станице чего не случилось, - с беспокойством высказался молодой Иван.
- А сколько надо ждать, когда твой отец вернется? – спросил Максим.
- Я бы знал, сказал. Вон у вас, казаков, какие рысаки, мигом домчат, куда надо, а у бати лошадка тощая, пока дотянет дву-колку туда, обратно и не узнаешь, сколько времени пройдет, как приедет, так сразу увидим, - улыбаясь, пояснил молодой шор-ник.
Максим привязал коня к одной из ив у пруда и стал размыш-лять, что же ему делать: если уехать сейчас, то он не выполнит наказ отца и атамана, если ждать старшего шорника, то он мо-жет не приехать еще долгое время.
- Хорошо, подожду до полдника, там и наши казаки зерно по-мелят на мельнице, а так придется что здесь, что на мельнице ждать, но, здесь есть надежда, что я выполню задание отца, - говоря вслух, решил Максим.
Он подошел к женщинам, которые мыли в пруду овчины, и попытался поднять одну из овчин, но не так легко ее было пере-ворачивать и поднимать, как ему казалось, глядя со стороны, что женщины с ними легко обращались. Отряхнувшись от воды, Максим пошел посмотреть пруд. Он прошел по правому берегу к концу пруда, где из него вытекал маленький ручеек. Максим пе-
32
репрыгнул его и оказался на левой стороне пруда. Пройдя не-много по хутору вдоль левого берега, он встретил старого деда, который перебирал рыбацкую снасть. У него было плохое зре-ние, а он пытался распутать сеть, но еще больше запутывал.
- Деда, давай помогу распутать. А в этом пруду есть рыба? – удивленно спросил Максим у старого рыбака.
- Э..ээ, внучек, да в этом пруду когда-то стерлядка водилась, да, что пруд, это было большое озеро, а еще раньше это была речка, и наши деды рассказывали, что в ней купались, и она впадала в Дон. Рассказывали деды, что в те времена повсюду вокруг был лес, все хутора находились в лесу, причем, большая часть деревьев были дубы, вокруг нашего хутора, говорят, был сплошной дуб, вот откуда и название нашего хутора - Дубовое. Давно это было, приехали сюда служивые люди и стали строить из дубовых досок корабли, валили лес, распиливали бревна на доски и тут же сколачивали суда, а потом по этой речке сплав-ляли в Дон. Настроили кораблей много, весь дуб вырезали в округе, до самой речки Ворона, на которой город Воронеж стоит, а потом двинулись вниз по Дону, и там поколотили басурман. Много воды утекло из этой речки, я еще помню, как мы пацана-ми в ней ловили карасей, а потом, речка стала пересыхать, в хуторе одно озеро осталось, а когда перестал разлив Дона до-ходить до нашей деревни, остался только вот этот пруд. Прой-дет еще время, и не будет и этого пруда, может вон те две ивы только и останутся, а дубы так никто и не посадил. Один хутор остался с названием Дубовое, вот все и спрашивают, почему хутор так называется, а вокруг нет ни одного дуба, - пояснил дед.
Максим помог деду распутать сеть, и они поплыли вдвоем на центр пруда и растянули сеть на палки, немного поплавали вдоль сети, Максим пугал веслом рыбу, громко стучал по воде, а потом они проверили сетку, и в ней оказалось три карася. Толь-ко Максим хотел грести к берегу пруда, откуда они приехали, как он увидел, как на правом берегу пруда подъехала колымага к двум ивам, запряженная одной лошадью.
- О! Смотри, деда, на той стороне приехал Иван-шорник, старший, на двуколке, надо бежать к нему, - забеспокоился Мак-сим.
- Зачем же бежать, когда сейчас же греби к его берегу, к ивам, и я поздороваюсь с Ванюшей, да и его жена - моя кума, и с ней поздороваюсь, давно я с ней не виделся. У них хозяйство хлопотное, а особенно трудоемкое, я попробовал им помочь, так мокрую овчину не смог вытащить из воды пруда. А у Ивана
33
большинство девки, один только сын Иван, и каждый день с утра до вечера с овчинами, то моют, то выделывают, а потом их шить, что тоже медом не покажется, - подчаливая лодку к бере-гу, пояснил дед-рыбак.
- Здорово, кум, здорова, кума, все ли поживают здоровы? – поздоровался односельчанин.
- Спасибо, Илья, Божьими молитвами живы, здоровы, - при-ветствовал старший шорник.
- Мы с казаком рыбки поймали, возьми, кума, и пожарь до-машним, слава Богу, еще водится в нашем водоеме рыбка, - пе-редал дед-рыбак улов семье шорника.
- Я приехал заказать шубы казакам и казачкам, - сразу же вы-сказал Максим свою просьбу.
- Да сын мне сказал о тебе, смотря, чего хочешь заказать и чего готов забрать сейчас? Вот я вернулся из дальней станицы, там меня подвели казаки, я выполнил их заказ, а они не взяли шубы, я понял, что они заказали и у меня, и еще где-то, а я на них потратился и в долги залез, – пояснил шорник Максиму
- Так давай быстрее показывай, если подойдет, я заберу все разом, а то мне еще на мельницу надо торопиться, - подгонял шорника Максим.
- Шустрые вы все казаки, те тоже торопили, с дальней стани-цы, и в долги меня загнали, вон осенью не смог даже крышу пе-рекрыть, вот со старой соломой на крыше в зиму пошел, а она протекает, что буду делать, сам не знаю. Ты чей, такой спеша-щий, с какой станицы? - немного прищурил глаза, спросил шор-ник.
- Я со станицы Донской, мой отец казак Павел, атаман у нас Василий, - пояснил Максим.
- Что же ты раньше не сказал, это казаки серьезные, встре-чался я с твоим отцом несколько раз, что заказывал, всегда за-бирал вовремя, а платил, бывало, вперед, чем сильно мне помо-гал. Заходи в сарай и выбирай, чего понравится, и сейчас же забирай, оплату можешь привезти потом, - шорник явно повесе-лел, быстро прошел в сарай и на подстилке развернул шубы.
- У меня есть задаток, отец передал, вот возьмите, - переда-вая сверток, говорил Максим.
Шорник тут же посчитал деньги, и улыбаясь, стал помогать Максиму рассматривать шубы.
- Вот это для казаков, а это для казачек, если все заберешь, то еще надо доплачивать. Твой отец молодец, он хороший зада-ток положил, у меня долг надо отдавать на этой неделе одному купцу, как раз сегодня отнесу, и никаких процентов и долгов не
34
будет, - радостно объявил шорник. Максим крутил шубы то в одну сторону, то в другую, ему они нравились все, хотя он в них не очень хорошо разбирался.
- Заберу все шубы, пусть батя сам смотрит, я в них мало чего разбираюсь, тут же еще нужно смотреть, кому какая шуба боль-ше подходит, а мне они все хороши, - улыбаясь и складывая шубы в мешки, говорил Максим.
Приехал Максим на мельницу как раз, когда отец с казаками грузил мешки с мукой.
- Ты, Максим, шубы грузи в подводу и скачи на переправу, занимай очередь, а мы подъедем попозже, - командовал отец.
Домой они приехали и развезли муку по станице к полуночи.
- Посмотрел я на крестьянский труд, отец, он очень тяжелый, но и наша жизнь не легче, вот съездили мы по обычной жизнен-ной необходимости, а уработались словно лошади, а завтра надо пораньше отвезти долг шорнику, уж больно они бедно жи-вут, - посочувствовал крестьянам Максим.
- Вся она человеческая жизнь в суете, и крестьянский труд тяжелый, и казацкий не легче, только и разница, что за нами, казаками, земельные наделы закрепили, а так бы и мы голодо-вали. Деньги отвезти можно и позже, успеем отвезти, может, я поеду в ту сторону и завезу, - успокаивал отец сына.
- Не, батя, я обещал шорнику деньги привезти завтра, по-смотрел, как они живут, завтра пораньше отвезу деньги и по-прошу мамку завернуть с собой чего съестного, передам им в благодарность за быстрое изготовление шуб. Вон сегодня, уже изморозь на траве появилась, скоро наступят холода, а они и шубы к сезону подоспели, - ложась спать, возразил сын отцу.
- Ну, как знаешь, тем более, если обещал, надо ехать обяза-тельно, - согласился отец, уходя в другую комнату спать.
Рано утром Максим собрал по кладовке и по подвалу, чего взять с собой съедобного и ускакал к переправе, так рано на пе-реправе народу было мало, еще подождали пока подъехали не-сколько казаков и переправились через Дон. В хутор Дубовое, он приехал рано, но там уже работа кипела во всю, некоторые мо-лодые женщины выходили из дома, даже при их не большом росте они вынуждены наклоняться в дверях, чтобы не зацепить-ся головой. Но, больше всего Максима удивило количество про-живающих в маленьком домике, он все старался понять, как же они вмещаются в этой хибаре, где они все спят, ему казалось, если их разместить спать в два этажа, и то места будет мало.
- Мне деньги отдать надо, я вчера шубы забрал, долг привез, - спросил у молодой женщины, Максим.
35
- Папка уехал за овчинами в соседний хутор, а ты зайди в ха-ту и отдай деньги братке Ване, - пояснила молодая женщина.
Максим изогнувшись почти до пояса, осторожно перешагнул порог и вошел в дом. Сразу же от порога двери были разосланы овчины, и по всей комнате лежали одеяла и разные тряпки. По-средине комнаты стояла печка, около которой хлопотала жен-щина, похоже, что она готовила семье завтрак, много женщин и детворы лежали на полу и на печке, из-за печки вышел младший шорник Ваня.
- Ну, ты молодец, казак, отец никак не планировал, что ты так быстро привезешь долг, он поехал отдавать купцу долг, а у них, у купцов, сразу проценты за просрочку возврата долга, вот отец и поторопился отдать на этой неделе, а стой недели уже были бы проценты. А вы, казаки, молодцы, без процентов вовремя поторопились, нам сейчас деньги позарез нужны, может, успеем соломы закупить, да крышу перекроем, а там овчин надо купить для выделки, а то и на хлеб семье не будет, - по- хозяйски, рас-суждал шорник младший.
- Деньги всегда нужны, Иван, но, однако, если должен, надо изначально отдать долг, а потом в своем хозяйстве планировать и покупать. Вот маманя передала гостинец вашему семейству, большое спасибо за шубы, - передавая сумку с харчами и наклоняясь до пояса, чтобы выйти из дома, говорил Максим.
Приехал Максим домой к обеду, и к этому же времени собра-лась вся родня посмотреть и примерять шубы.
- Ну-ка, ну-ка, что за шубы ты, Максим, привез, сейчас по-смотрим и оценим, - вытаскивая из мешка, говорил старый казак Алексей .
- Да, что-то быстро, словно для вас и шили, раньше закажем с конца лета, а привозили к холодам, а тут поехал, и как близко-му родственнику, Максиму, сразу пошили шубы и привез он к холодам, - доставая из мешка женские шубы, говорила мать Максима.
- Жизнь, она такая таинственная штука, что никогда не узна-ешь, кто твой будет враг, а кто может быть близким родственни-ком. Иногда случается в жизни такое, что сам удивляешься, как могло так случиться, что иного человека, так ненавидишь, что готов его растерзать, а в трудную минуту, он становиться, таким близким человеком, что на век остается в друзьях. Бывает наоборот, самый близкий человек, без зазрения совести, преда-ет тебя, так подло, что он становиться на всю оставшуюся жизнь заклятым врагом, - философски сделал заключение старый ка-зак Алексей.
36
По рекомендации отца, Максим взял пару шуб для мужчин и три шубы женские и поскакал в тот край станицы, к дому атамана.
- Ну и быстро ты справился с заданием, Максим, только по-ехал заказать шубы, а уже сегодня привез примерять, - доставая из мешка шубы, заметил атаман.
- Да, получилось случайно, казаки из Дальней станицы зака-зали шубы шорнику Ивану, и еще у одного заказали, а тот изго-товил быстрее Ивана, вот нам и перепал заказ той станицы, - пояснил Максим.
- Запомни, сынок, ничего не бывает случайностью, каждый человек встречается на жизненном пути с какой-то таинственно-стью, или подучить, или научить, или прожить жизнь, и никому не дано знать заранее, это дано только Богу одному, - пояснила бабушка Оли, примеряя на себя шубу.
- Ну, что сказать тебе, Максим, кроме большого спасибо, могу добавить, что ты хорошо справился с заданием, хорошие шубы привез, сейчас и брату отвезу, можно было тебе магарыч поста-вить, если хочешь, сейчас садимся обедать, и я налью тебе ча-рочку хорошего вина, - похвалил Максима атаман.
- От чарочки отказываюсь, мне надо завтра отправляться на службу, а вот от борща с индюшкой, я не откажусь, тем более запах идет по комнате такой, что отказаться, будет грех великий, от такого никто, никогда еще не отказывался, - улыбаясь, пояс-нил Максим.
До самого вечера пробыл Максим в семье атамана, вышли из дома Оля с Максимом гулять на улицу, на дворе было еще свет-ло, но сильно подмораживало, дул северный ветер.
- Как ты, Максим, вовремя привез шубы, новая шуба такая теплая, так и кажется, что в старой шубе мне бы было холодно, - кутаясь в большую шаль, говорила Оля.
- Пойдем к Дону сходим, зайдем ко мне домой, чайку попьем, походим по берегу реки, я люблю ходить в это время по слегка замершему краю реки. Идешь по над краем берега реки, а то-ненький ледок хрустит и рыбку пугает, а рыбка выскакивает из-подо льда, и в глубину ныряет, а я молодость вспоминаю, как мы пацанами так ходили по над Доном и рыбу глушили палками, - улыбаясь, рассказывал Максим.
- Ты, Максим, так хорошо рассказываешь, что хочется по-смотреть и на речку, и на вечер по первому морозцу, мы ведь, девчонки, никогда этим не занимаемся, нам все эти мальчи-шеские забавы в новинку, хочется посмотреть. Потом зайдем к тебе домой, чайком погреемся, затем меня ты проведешь
37
домой, а то тебе рано на службу надо уезжать, - соглашаясь, говорила Оля.
Шли они по улице станицы вниз, прошли дом Максима и спу-стились чуть правее к Дону, еще чуть дальше виднелись лодки, прикованные за колья у края огорода. Они пошли по краю бере-га, как говорил Максим, и природа, словно прислушалась его, стала преподносить точь в точь такие же сюжеты с рыбками у берега. Максим, словно ребенок, с палкой в руках тихо подходил к берегу реки и, увидев, рыбку подо льдом, слегка ударял палкой по льду, рыбка выскакивала из-подо льда и скрывалась в воде, но веселье продолжалось недолго, быстро темнело, и через не-сколько минут перестало быть видно рыбок, не было видно той красоты, которая приводила в восторг идущую по берегу моло-дую пару. Они подошли к краю огородов, посидели немного в лодке, изображая катание на ней, но ветер с реки усилился, мо-розец прибавился, и Максим взял Олю под руку, и они пошли обратно.
- Пойдем, Оленька, ко мне домой, попьем чайку, погутарим с моими родителями, а потом, я провожу тебя домой. Зайдем к тебе домой, поговорим с твоими родителями, да и пойду я соби-раться в дольнюю дорожку, на службу, - впервые, за все время их знакомства, он назвал так ласково, Оленькой, свою невесту и таинственно улыбаясь, проговорил Максим.
Она сильнее прижалась к нему, как бы кутаясь в его полушу-бок, одновременно давая ему понять, что она согласна со всем тем сказанным Максимом.
Они зашли в дом, разделись, прошли в зал, Максим держал Олю за руку, в зале был накрыт стол, за столом сидели отец и мать Максима и старый казак Алексей со своей женой, бабушка и дедушка Максима.
- Дорогие мои родители, дорогие мои дедушка и бабушка, по-знакомьтесь с моей невестой, казачкой Олей, ее родителей и всю семью, вы хорошо знаете. Я хочу, в присутствии своих са-мых близких людей, объявить казачку Олю своей невестой, прошу не удивляться моих близких родственников, если через какое-то время, я попрошу своих родителей направить сватов в дом родителей Оли и засватать мою невесту, - торжественно, объявил Максим.
Наступила минутная пауза, только было слышно, как пере-шептывались младшие братья и сестры Максима, которые вы-глядывали из своих комнат.
- Дорогой сынок, Максим, мы родители и наши родители, твои дедушка и бабушка, хорошо знаем родителей Оли, хорошо зна-
38
ем саму казачку Олю и с радостью одобряем твой выбор. Как только ты прослужишь еще положенный срок на службе и по-просишь нас заслать сватов в дом к родителям твоей невесты Оли, мы с радостью твою просьбу выполним, - строго объявил отец Максима - казак Павел.
В это время зашел в зал младший брат Максима, подошел к отцу и тихо что-то прошептал ему на ухо, отец помахал головой и тихо сказал Максиму:
- Все хорошо, вас там ждут.
Максим с Олей встали из-за стола и пошли одеваться, а за-тем вышли на улицу и пошли вверх по станице к дому атамана. Зайдя в дом, Максим с Олей разделись и прошли в зал, где за скромно накрытым столом сидели родители Оли. Максим дер-жал Олю за руку, и они подошли к столу.
- Дорогие родители моей невесты Оли, сегодня я получил благословление от своих родителей быть вашей дочери моей невестой, и согласие после окончания моего срока службы при-слать в ваш дом сватов. По старой казацкой традиции, прошу вас дать своего согласия быть мне женихом для вашей дочери Оли, - сильно волнуясь, обратился Максим к родителям Оли.
- Мы хотим услышать мнение своей дочери, - стоя, сказал отец Оли.
- Я согласна, - тихо, с дрожью в голосе ответила дочь отцу.
- Мы с матерью, Максим, хорошо знаем твоих родителей, узнали за это время тебя, и как хорошего казака, и как порядоч-ного жениха, не нарушающего старых традиций наших предков, и не позорящих нашу дочь. Мы рады будем видеть тебя в нашем доме в качестве жениха нашей дочери, и по окончании твоей службы будем рады приходу сватов, присланных твоими роди-телями, - объявил родительское решение отец Оли.
После торжественной части все вместе посидели за столом, попили чай, и Оля пошла на улицу провожать Максима.
- Дорогая моя, Оленька, невеста моя, я по тебе сильно буду скучать, я буду молить Бога, чтобы время проходило быстрее, и чтобы мы скорее встретились, - прижимаясь к Оле, с волнением говорил Максим.
- И я по тебе буду сильно скучать, - тихо прошептала Оля.
Максим еще сильнее прильнул к Оле, их лица прижались друг к другу, и губы Максима коснулись губ невесты, потом Мак-сим, прильнув к губам Оли, и уже по-мужски поцеловал ее. По-целуй получился неумелым, быстротечным, но он для обеих был самым дорогим, он был первый поцелуй в их жизни
39
Максим добирался до места службы уже знакомой дорогой, затем его переводили в другие округа Донского казачества, где он познавал азы и секреты казачьей службы. В летнее время казаков собирали из разных округов на летние сборы, где про-ходили соревнования по казацким видам службы и Максим сре-ди казаков занимал на них одни из первых мест. Он считал каж-дый прожитый день, как он предполагал, оставшихся до побывки домой, но, как всегда бывает, человек предполагает, а Бог рас-полагает, за месяц до расчетного Максимом срока, их полк срочно отправили на Юг, в район соприкосновения местного населения с горцами. Прибыл их полк туда в начале сентября, когда исполнилось два года с того момента, как его забрали на службу, настроение казаков было подавленное, многие из них мечтали скоро побыть в станицах на побывке, но поступила ко-манда из Новочеркасска, что надо срочно усилить границу стра-ны с Юга. Вначале их полк распределили на временное житель-ство по домам жителей одного большого села, которое, каждую ночь подвергалось нападению горцев из близлежащих аулов. Каждую ночь казаки ходили в дозор в край села, они ночами де-журили вокруг хуторов и сел, охраняя от набегов варваров, при-слушиваясь к каждому шороху и шуму в садах, в рощах, в огоро-дах станицы. Горцы, как воры пролазили между дозорами и кра-ли скот, курей, гусей, овец и хуторских односельчан, погрузив на лошадь, увозили в рабство в аулы. Особый интерес у них был к молодым женщинам, мужчины горцы лазили по зарослям побе-режья реки, и стоило было приблизиться женщинам к речке по-стирать белье, или искупаться, как горцы выскакивали из кустов и нападали на женщин, выбирая моложе и красивее, погрузив их на лошадь, увозили с собой. Казакам пришлось выставлять дневные дозоры, увеличивать численность казаков, присылать из других полков. Активно помогали местные жители, но осенняя уборочная страда много отнимала местных мужчин на сельские работы, им нужно было подготовиться к зиме. Наступила осень, по утрам стали появляться заморозки, на траве кое-где был ви-ден иней, в горах появлялся снежок, заметно поубавилось напа-дение горцев на жителей, но, видимо, это было такое у них увлечение , что надо было им вечно, чего-то украсть, утащить чужое. Хотя, к ним в их жизнь, никто не лез, и ничего у них не воровал, они жили спокойно своею жизнью. Но, однако, когда местные жители поднимали вопросы о сплошных кражах в се-лах, то горцы поднимали такой шум, и предъявляли такие тре-бования, что разводить обе стороны, приходилось казакам, с применением конницы и оружия.
40
Наступила зима, казаков расквартировали по специальным казармам, выстроенным на краю села, часть казаков, которые пробыли в этих местах долгое время и отслужили свой срок, от-правили домой, Максима полк оставили здесь на зимовку. В их полку были казаки разного возраста и те, которые не единожды побывали в этих местах, и те, как Максим, были впервые, это помогало казакам сохранить себя живыми, ведь, горцы прихо-дили обворовывать население хорошо вооруженные, и порой, лучше, чем казаки. Выпал снег, морозы были не очень большие, но иные дни были ветреные, казакам приходилось в дозорах укутываться теплее, вот где Максиму пригодилась новая шуба, взятая им у шорника Ивана. Глядя, как казаки замерзают сидя в дозорах, он не мог нарадоваться своей обновкой, она была внутри лохматая, не стрижена, словно специально была для этого сшита. То ли казаки той станицы, которые не забрали шу-бы, так заказали, то ли шорник Иван, какая была овчина, из та-кой и сшил, но так или иначе, а иногда Максим мог сесть на снег, просидеть некоторое время, встать отряхнуться от снега и, не замерзая, идти на другое место. Однажды Максим сидел в ку-стах и внимательно осматривал местность, увидев рядом пол-зущего к селению горца, он громко дал команду:
- Бросить оружие и отойти в сторону, не выполнишь, при-стрелю.
Горец от неожиданности бросил винтовку, отошел на пару шагов от нее, и стал отстегивать кинжал и саблю, при этом все время поворачивая головой то влево, то вправо, разыскивая, где засел казак, тут же из-за кустов выбежали три казака.
- Максим, ты где? – прокричал один из казаков.
- Я в кустах, забирайте этого обормота, а я посмотрю, нет ли еще кого из них, - осторожно проговорил Максим.
Бывая с опытными казаками в дозоре, он уже был научен старыми казаками, как вести себя в подобных случаях.
- С горцами надо вести себя очень осторожно, им нельзя ве-рить не единому слову, он будет претворяться, божиться и клясться о своей невиновности и невинности, и в конце концов, ты немного потеряешь бдительность над его действиями, и он незаметно вытащит нож из-за голенища и воткнет тебе в подре-берье и сбежит на рядом спрятанном скакуне к себе в аул, да, еще обвинит тебя в нападении, - поучал опытный казак, только что прибывшего в эти края Максима, сидя в дозоре.
*- Руки свяжите ему и обыщите, а один стой в стороне на из-готовке, и чуть чего, стреляйте, - давал Максим команды каза-кам, стоящим рядом с горцем.
41
После этих слов задержанный вздрогнул и дернулся, но два молодых казака его держали крепко, заломив руки за спину. По поведению казаков было похоже, что в такой переплет они по-пали впервые. Все команды Максима они выполняли быстро и все время оглядывались по сторонам, ожидая нападения друзей задержанного, но при присутствии опытного своего казака, кото-рый поучал их, они были спокойнее, он был в кустах, и они его не видели, что их успокаивало. После того, как казаки скрутили руки горцу, они его обыскали и нашли у него в сапоге спрятан-ный нож. Максим вышел из кустов и подобрал оружие горца, по-весив его винтовку на плечо, а саблю и клинок отдал рядом сто-ящему товарищу.
- Постойте здесь с ним, чуть чего стреляйте сразу на пораже-ние, и если кто будет выходить, стреляйте без разговору, а то у них мода: вроде они заблудились и разыскивают друг друга, а чуть слабину дадим, всех нас перестреляют. Мы с Мишей по-смотрим вокруг, где он спрятал своего коня, что-то мне кажется, он не пришел пешком, а прискакал сюда,- пояснил Максим, про-ходя с молодым казаком к кустам, стоящим в стороне к реке.
После этих слов задержанный дернулся от казаков, но верев-ки были затянуты сильно, он поскользнулся и упал на снег.
- Ну, вот теперь стало понятно, что он сюда приехал на коне и надо его искать в тех кустах. Прибыл он сюда один, если бы были его напарники, он бы не дергался, а знал бы точно, что они попытаются его освободить и потом забрать коня с собой, - по-яснил Максим своим сослуживцам.
Максим с казаком Михаилом прошли к кустам, которые росли вдоль реки, поглядывали на снег, разыскивая следы лошади или седока, чтобы увидеть, где он оставил лошадь.
- Ну, вот и следы горца, выходящие из кустов от лошади, а теперь плевое дело, Миша, я прохожу за тобой на изготовке с винтовкой, а ты проходи в кусты. Мы забираем лошадь и выхо-дим к своим ребятам, - пояснил Максим.Пока вели задержанного через хутор, многие односельчане выходили им навстречу и, глядя на горца, громко выкрикивали:
- А, знакомая скотинка, давно пора было тебя поймать и вы-пороть, как следует, много же ты нашего скота угнал, и много ты наших мужиков и девок увел в аулы в рабство.
Горец шел по улице хутора, низко опусти голову, с потухшим взглядом смотрел в землю. Нет, это был не тот горец, который надменно, оценивающе смотрел на молодых девок из-за кустов, прикидывая, за сколько можно было их продать на стороне, или
42
на молодых мужиков, на какие работы можно будет их исполь-зовать в ауле.
Пришли казаки в свой гарнизон с дозора с задержанным гор-цем, многие свободные казаки, не задействованные в дозорах , вышли посмотреть на горца.
- Вот, эта тварь убила моего друга Гришку, мы из одной ста-ницы с ним, были в дозоре. Сидели в кустах, смотрим один го-рец сидит верхом на лошади и тянет на веревке корову, мы его спрашиваем, откуда идешь, чья корова, он нам отвечает, что корова его сбежала из стада аула и он ведет ее к себе домой. Мы поверили, немного расслабились, а тут с хутора женщина на лошади скачет и кричит, что корову украл, этот басурман, Гриш-ка за винтовку, а эта тварь, бросает корову и прямо с лошади стреляет в Гришку. Свою винтовку я повесил на плечо, рассла-бился, я за винтовку, пока взвел курок, пока прицелился, пыли-ще в глаза из-под копыт лошади этого басурмана, я вдогонку горцу стрельнул, видел, вроде попал, немного закрутился, а по-том поскакал дальше, - рассказывал казак, вышедший из казар-мы.
- Данила, а мы сейчас проверим, тот или не тот басурман нам попался, и попал ты в него, или нет, а если попал, то куда. А коль тот, что Гришку убил, так с ним и разговор будет короткий, - подходя к горцу, говорил сотник.
- Ну-ка, развяжи ему руки и раздевай до пояса, раз он на коне сидел, знать рана у него будет, где-то в плечах, на спине, - по-дошел помочь своим сослуживцам, высказался опытный казак.
- Вы, казаки, с горцами осторожней будьте, Гришку жалко, вот так и мы поверили, расслабились, а он в него стрельнул. А ну дай винтовку, я подежурю около него, а то не ровен час, не дай Бог чего, от этих горцев можно ожидать всякое, - беря винтовку из рук казака, который был в дозоре, говорил казак Данила.
Горцу развязали руки и стали смотреть, как он медленно рас-стегивает пояс, на котором у него висел когда-то кинжал. И тут же он со всего размаху ударил этим поясом стоящего рядом ка-зака по лицу, и рванул изо всех сил к недалеко привязанной своей лошади, которую привязали казаки, пришедшие из дозо-ра, когда горец отвязал коня и пытался сесть на него, раздался выстрел и горец свалился с коня. Подбежали казаки к лежащему около коня горцу, одна рука у него крепко, накрепко, навечно, держала за узду коня, пуля попала ему в грудь, рядом с серд-цем, прошла навылет в спину, шансов убежать у горца никаких не было, на сей раз Данила не промахнулся, отомстил за друга казака Гришку. Ударенного ремнем казака, пришлось отправить
43
в больницу, железка ремня попала прямо в злаз, а потом на ле-чение в Пятигорск, затем его с удаленным одним глазом отпра-вили в его станицу. Больше служить он не мог, от службы у ка-зака осталась незабываемая память на всю оставшуюся жизнь, на левом глазу висел привязанный черный кружок из тонкой ко-жи.
Станица Донская жила своей жизнью, с весны приходила по-ра посевной, а там выращивание рассады всех овощей, ее по-садка, полив и уборка всех овощей. А там уборка зерновых, и так целое лето станичники, не разгибая спин, трудились на сво-их делянках, то в поле, то на лугу, то у себя на огородах. Яблони и вишни в садах, все так же цвели и спели, в свои сроки, арбузы на бахче все такие же большие и вкусные спели в срок, все по-являлось в одно и то же время. Но интересно в природе все бы-ло распределено, как только подходило время поспеть вишни, так станичники начинали заглядываться на вишенник, и при ма-лейшем покраснении плода вишни, ее срывали, морщась от кислоты, но ели. И так происходило, пока вишня вся поспевала и ее срывали, но оставшиеся плоды после сезона, никого уже не интересовали, бывало, висели долго, пока не засыхали и оста-вались зимовать на деревьях вишни, падая перед новым урожа-ем. Все повторялось и с яблоками, и с грушами, а при подходе сезона арбузов, их срывали в чуть покрасневшем виде, а у кого не было бахчи, тот просил у соседа, а иногда, когда наступала пора арбузов, так молодежь лазила ночью на бахчу любого хо-зяина. Проходило время, проходила пора, того фрукта, который в это время созревал столетиями, и по прохождению это време-ни человек уже не обращал на него внимания. К концу августа станичники, уже меньше и меньше ставили арбузы на стол, а к середине сентября на территорию бахчи пускали скотину, а к концу сентября поле бахчи вспахивалось, и никого не интересо-вал лежащий арбуз среди поля. В это время начиналась уборка капусты, порой, ее было столько, что в каждом дворе по всей станицы был слышен стук очищенной до блеска лопаты, о ка-душку. Один, или больше станичников, срезали капусту с огоро-да, вырезали со средины головки кочан, и разрезали на четыре части, затем, бросали в кадку и острой лопатой резали на части, потом, носили ведрами в погреб и там слегка засаливали, при-стукивая толстым бревнышком. Если семья была небольшая, и капусты требовалось на зимовку не так много, то резали ножа-ми, тогда, на огороде срезали в несколько мешков головки капу-сты, приносили к погребу и на столе резали ножом капусту на мелкие кусочки, в остальном вся технология засолки была об-
44
щая, все в основном связано с погребом. Считалось большим деликатесом, если в капусту ложились огурцы, или яблоки, то-гда, в долгие, зимние вечера приносили эти деликатесы в особо знаменательные дни, на праздники Рождества Христова, на Но-вый год, в Крещенские морозы, на дни рождения, и все род-ственники, выражая восхищение, расхваливали деликатесы, не оставляя вкусную капусту без внимания.
Максим приехал в станицу поздним осенним вечером, когда до зимы оставалось несколько дней, ехал он по улице станицы на подводе, запряженной парой лошадей, дома его встретили с радостью родители и вся большая семья братьев и сестер . До этого было не очень холодно, и ничего не предвещало обильно-го снегопада, но с раннего утра повалил снег. Когда Максим проснулся, быстренько позавтракал, собрался и вышел идти в дальний край станицы, на улице уже лежало по щиколотки сне-га. На улице по снегу были видны кошачьи и собачьи следы, из-редка по улице снег был утоптан человеческими следами, где соседи перебегали поперек дороги со своего дома в соседний дом, утаптывая свежий снег и протаптывая дорожки друг к другу. Максим нес в руках большой букет цветов, который привез с юга, с места службы, он его целую дорогу оберегал, словно вез стекло. Букет, закутанный в вещевой мешок, постоянно держал в руках, никому не доверяя его, даже подержать. Сейчас Максим шел по улице станицы с открытым букетом цветов в одной руке и со свертком в другой руке, в котором лежала огромная краси-вая шаль для его невесты - казачки Оли. Шел мелкий снег, осы-пая букет больших роз снежинками в руках Максима. Шедший казак по улице станицы в праздничной казацкой форме, в начи-щенных до блеска сапогах, с саблей на боку и с кинжалом на поясе, в казацкой папахе, наклоненной в одну сторону, из-под которой выбивался черный, как смоль чуб, был виден за версту. Если бы кто из казаков шел по станице пел и кричал бы на всю улицу, людей меньше бы вышло посмотреть, кто там пьяный из казаков орет во всю глотку, это были частые случаи и не явля-лось для станичников событием, а воспринималось, как обычное жизненное дело. А увидели станичники на улице Максима с цве-тущими красными розами, да еще от снега был отблеск восхо-дящего осеннего солнца, который букету цветов придавал неописуемую красоту, в считанные минуты на улицу высыпало столько станичников, что Максиму негде было пройти, и ему пришлось медленно продвигаться среди станичников в сторону дома атамана. Пройдя еще немного, Максим увидел бегущую по улице ему навстречу Олю. Слегка оттолкнув рядом стоящих ка-
45
заков, он быстрым шагом пошел ей навстречу, а потом, когда станичники расступились, он побежал и через минуту два лю-бящих сердца крепко обнялись и, долго обнимаясь, целовали друг друга.
- Опять станичники меня опередили, взяли и оповестили мою невесту Олю о том, что я пришел со службы, - промелькнуло у Максима в мыслях.
Ах, как он планировал тайно подойти к дому Оли и посмот-реть в окошко, что она делает, увидеть ее озабоченный вид и понять, насколько она его любит и ждет. Но, вручая невесте бу-кет роз, слегка переливающих снежинками, в огромном кругу станичников, Максим был им благодарен, что он увидел радост-ную свою невесту, бегущую ему навстречу, показывая всем сво-им видом, всем своим сердцем, как она его сильно ждала и как она его любит.
Зашли они в дом родителей Оли, мать с отцом их встретили у порога, атаман с Максимом обнялись и трижды по казацкому обычаю расцеловались, с матерью они друг друга попривет-ствовали, по три раза поклонились, бабушка Оли по набожности три раза перекрестила Максима.
- Вот и слава Богу, отслужил казак службу, теперь дома по-будет, а там, как Бог даст, - тихо перекрестившись, проговорила бабушка.
Немного погодя, Максим развернул широченную разноцвет-ную привезенную шаль и накинул на плечи Оли.
- Это тебе, моя любимая невеста Оленька, носи ее в стужу и в холод, - тихо сказал Максим, нагнувшись к Оле, поцеловал в щечку.
Сели за стол, немного посидели, перекусили, разговор особо не клеился, как будто все чего-то ждали.
- Спасибо за прием, я пришел повидаться и согласовать вре-мя прихода сватов сегодня, также обсудить все с этим связан-ные вопросы в дальнейшем, - высказался Максим.
- А что их согласовывать, как по старой казацкой традиции положено, так и засылайте сватов, туда ближе к вечеру, а мы будем готовы, - пояснил атаман.
Максим с Олей, взявшись за руки, вышли на улицу и напра-вились вниз к Дону. Оля была в новой шали, она ее закрывала всю с головы до ног и только в некоторых местах была видна шуба. Семьями станичники выходили на улицу и смотрели на молодую пару.
- Какая красивая пара, недаром в народе говорят, что не мы сами выбираем себе пару, а Бог сводит нас для продления рода
46
человеческого, - то в одном, то в другом месте было слышно от станичников.
Всю дорогу, до самого дома Максима, их сопровождали ста-ничники, как вроде сговорились, они выходили из своего двора и приветствовали молодых жениха и невесту, а потом подолу сто-яли около двора, переговариваясь со своими соседями, остава-ясь на улице. Получилось само собой так, что пока Максим и Оля подошли ко двору старого казака Алексея, после них улица была заполнена по обе стороны станичниками, это напоминало две шеренги по сторонам улицы, а посредине улицы между ста-ничниками прошли вернувшийся из службы казак Максим и его невеста, атамана дочь, казачка Оля.
- Да, пара хороша, она и достойна такой почести встречи от станичников, казак отслужил службу, заслужил чин сотника и крест за отвагу, такое редко бывает среди казаков после первых лет службы, - стоя у своей калитки, рассуждали старые служи-вые казаки.
- Заходите, заходите в дом, а то мы уже заждались вас, где вы, сынок, ходите со своей невестою. Вот накрыли стол к обеду, по приветственному шуму станичников слышим, вроде идут, ждем, ждем, а нет, не видать, - шутя, говорил отец Максима, ка-зак Павел.
- Да мы, батя, от одного стола к другому ходим, только у Оли посидели, а теперь у нас,- пожаловался сын отцу.
- Пока привыкайте до свадьбы так, это время такое, а после свадьбы, потом придется вам самим учиться жить, готовить пи-щу и ухаживать за своим домом, - пояснила мать Максима.
После обеда Максим проводил дворами и огородами невесту Олю в ее дом, чтобы станичники не видели, что невеста была сегодня с женихом. Это была такая традиция, что при сватов-стве, при выборе и обсуждении свадебного дня, невеста должна быть дома, а жених придет с родителями и со свахой в этот день, вроде нежданно-негаданно для родственников невесты.
Зимой дни короткие, туда, сюда и уже день на исходе, еще было светло, когда все родственники Максима уселись в запря-женные парами лошадей сани - розвальни и поехали через всю станицу по улице вверх от Дона, к дому атамана. Вдоль улицы стояли станичники и приветствовали проезжающих на сватов-ство к невесте, длинная вереница саней наглядно показывала, насколько большая была семья старого казака Алексея. Он с сыном восседал на первых санях, а его внук, жених, сидел меж-ду отцом и дедом, лошадьми правил младший брат Максима, рядом, чуть сзади в санях, сидели мать и бабушка Максима. На
47
вторых санях сидели музыканты с двумя гармошками, с бала-лайками и гитарой, два певца пели задорные казацкие песни, иные, стоящие станичники вдоль дороги, громко подпевали по-ющим в санях. Вся вереница саней подъехала к дому атамана и выстроилась вдоль забора, родственники стали в очередь к во-ротам, ожидали, когда им откроют, но все должно быть по тра-диции, надо было изобразить, что в этом доме никто не знает о приходе гостей. В калитку громко постучали, и через минуту ее открыли, а через еще минуту открыли ворота, и вся толпа, во главе со свахой, в окружении жениха, дружка и родителей жени-ха завалилась в хату атамана. Остальные, сколько могли, за-шли, но многие оставались пока на улице, оказалось в хате очень много собралось родственников атамана, видимо, по чи-стой случайности.
- Люди добрые, слухами земля полнится, вот и мы прослы-шали, что в этом доме у вас есть невеста, а у нас есть жених, надо бы потолковать, может, договориться сможем, - выйдя по-перед всех, проговорила сваха.
- Нет, вначале жениха покажите, мы, казаки, народ разборчи-вый, может у вас недоросль какая молодая, а нам подавай каза-ка служивого, - выходя из-за стола со своей женой, сказал отец Оли.
- Так вот он, наш красавец жених, его у нас по дороге за ма-лым не украли, еле отбились от невест, благо лошади хорошие, так и ускакали к вашей невесте, - пояснила сваха, улыбаясь.
- Хорош жених, нечего сказать, придется невесту скорей по-казывать, - обходя вокруг Максима, говорила мать Оли.
- Ничего не могу сказать плохого о женихе, служивый, до сот-ника дослужился, это не часто бывает, да еще в такие годы наградили крестом за отвагу. Согласен, жених у вас хорош, ге-ройский казак. Но беда в том, что у нас в хате не одна невеста, а много. Надо жениху проходить в соседнюю комнату, где сидят невесты, и выбрать себе любую казачку, какая ему понравится, - сказал отец Оли.
Максим был одет в праздничную казацкую форму, которая была подогнана под него, сапоги блестели и при малейшем движении скрипели на всю комнату, на поясе висел кинжал, на груди красовался отблесками от лампы крест, черный чуб слегка свисал на правую сторону лба, черные тонкие усы дополняли красоту казака.
В комнате на длинной лавке сидело пять девушек, одинаково одетых в одного цвета сарафаны, с одинаковыми платками на головах, и трудно было не ошибиться жениху при выборе неве-
48
сты. Жених с дружком, изображая выбор невесты, проходили с одного края лавки в другой, рассматривая невест, затем что-то обсуждали между собой, разводили руками, и вот, наконец, Мак-сим подошел к Оле, протянул руку и торжественно объявил:
- Это моя невеста!
Все окружающие родственники, как со стороны жениха, так и со стороны невесты, дружно зааплодировали, приговаривая «Любо, любо», что означало одобрение выбора невесты жени-хом, также выбором жениха невестой все остались довольны. После короткого перерыва, пока гости усаживались за столами с выпивкой и закусками, из соседней комнаты вышли девушки, переодетые в праздничные наряды. Вместе с ними была и Оля. Максим взял ее за руку, и они сели между родителями жениха и невесты: невеста рядом со своей матерью, жених рядом со сво-им отцом, таков казачий обычай. Невеста пока принадлежит к своему роду, жених - к своему. Налили в рюмки, кто чего хотел, огласили тост и дружно выпили за согласие родителей, как же-ниха, так и невесты. После выпитого, глядя на рядом сидящих Максима и Олю, гости стали высказываться о том, какая хоро-шая молодая пара. Потом налили еще по одной рюмке, и даль-ше пошли обсуждения и предложения по предстоящей свадьбе. Самое основное: наметили дату свадьбы, а остальное обсужда-лось и предлагалось для формальности и уточнения: казацкие традиции были превыше всего, и их никто из присутствующих не собирался нарушать.
Через пару дней после сватовства, рано утром, когда семья проснулась, и родственники стали выходить во двор, Максим подошел к отцу со словами:
- Отец, есть предложение поехать к шорнику Ивану, в Дубо-вое, и купить у него нам шубы, я смотрю, у матери шуба сильно поношена, да и у тебя, не новая, а самое главное, я хочу пода-рить своей невесте Оле хорошую, белую шубу, - чуть смущаясь, высказался сын отцу.
- Сынок, ты знаешь, я как раз подумывал об этом, да все хо-зяйские дела заслоняли и отводили разговор о шубах на второй план. Я согласен, прямо сейчас садись на коня и скачи в Дубо-вое, к Ивану- шорнику, закажешь шубы или купишь сразу, какие есть, но только хорошие, - улыбаясь, заострил внимание сына, отец.
- Батя, я понял, прямо сейчас я и поехал, - выводя рысака из конюшни, сказал Максим.
Переправа через Дон была одна из последних в этом году. Работники уже готовились ставить баркас на зимнюю стоянку в
49
небольшой затон рядом с переправой. На реке судно оставлять было нельзя, весной его могло снести вместе со льдом вниз по Дону. Народу оказалось мало, и переправа была тяжелая, Мак-симу пришлось бегать с деревянным крючком по баркасу с кор-мы на нос, зацепляться за трос и изо всех сил тащить, потом снова отцепляться и бежать к носу баркаса. И опять тащить изо всех сил, помощников было мало. Пока добрались до левого берега Дона, спина была мокрая от пота. Несмотря на то, что дул северный прохладный ветер и, по всем признакам, навевало на мороз, всем участникам переправы было жарко.
- Ты, казак, смотри не задерживайся на левом берегу, мы по-стоим до обеда, если подъедут казаки, то поплывем обратно, похоже, надо торопиться, сильно подмораживает, - предупредил Максима старший работник переправы.
- Я постараюсь быстро проскакать туда и обратно, лишь бы меня там не задержали. Казаки, если задержусь, вы уж немного меня подождите, бутылка самогона с меня, - пообещал Максим, вскакивая на коня.
По знакомой дороге Максим добрался быстро до хутора Ду-бовое, а к шорнику Ивану вдоль берега пруда, где когда-то стоя-ли две ивы, не заблудишься, хотя у пруда теперь росла одна ива, а вторую, похоже, спилили сухую на дрова, Максим приехал быстро.
- А, знакомый казак прискакал, по какой нужде? – выходя из сарая, встретил Максима молодой Иван.
- Здорово ночевали, а нужда к вам приводит одна: нужны шу-бы и желательно срочно, - пояснил Максим.
- Когда заказывают казаки и купцы, все говорят, что срочно надо, а потом не дождешься с деньгами. Какие шубы тебе надо, казак? - спросил Иван.
- Одну, белую, для невесты, мне, жениху, а также матери и отцу, все шубы нужны хорошие, - пояснил Максим.
- Мы плохие не делаем, шьем только хорошие, а тебе на сва-дьбу постараемся подобрать лучшие, мне это мероприятие зна-комое до слез, сам две недели, как женился, - улыбаясь, пояс-нил Иван.
Он подошел к хате и, глядя в дверь позвал:
- Вера, Верочка, подойди сюда, ко мне, хочу тебя показать одному молодому казаку, он тоже скоро женится.
Из хаты вышла молодая девушка, она была одета во все теплое, на ней была шуба, а на голове теплый платок.
- Что ты, Ванюша, хотел мне сказать? – спросила молодая жена Ивана.
50
- Да вот этот молодой казак женится, просит шубы продать, а у нас есть одного купца заказ, надо у отца спросить, может, от-дадим казаку, а купцу еще сошьем. Уж больно хорошо этот казак нас выручил с деньгами, когда тот раз покупал шубы, отец был доволен, - пояснил Иван своей молодой жене.
- Папаня сильно плох, пойди, спроси у него сам, похоже, при-дется тебе самому отвечать перед купцом за шубы, если пото-ропимся, то и купцу сшить успеем, - спокойно ответила молодая жена мужу.
Иван зашел в хату и через короткое время вернулся к Макси-му.
- Да, отец совсем плох, сильно болен, последнею неделю сильно сдал и похудел, прям, не узнать. В нашей работе для выделки овчин применяем химические порошки, а они сильно влияют на внутренности, особенно, на дыхание, вот и хороним своих родственников рано, а бывает и очень рано. Вон в про-шлом году мою сестру похоронили в двадцать девять лет, троих деток оставила, - пояснил Иван, направляясь в сарай.
- Пошли, казак, в сарай, там выберешь себе шубы, какие тебе понравятся. Купцу шили, старались, я думаю, тебе понравятся, - приглашая Максима, сказал Иван.
На полу на большом полотне лежали разосланные шубы, словно специально для смотрин Максиму. Он первым делом об-ратил внимание на лежащую чуть в стороне белую шубу, взял ее в руки, и чуть не ахнул, она была отбелена настолько, что казалось сверкала своей белизной. Именно, о такой шубе меч-тал Максим для своей невесты. Выбирать остальные шубы не пришлось долго. Расплатившись, Максим отдал сверток с едой и две бутылки самогона. Он прихватил из дома эти подарки, пото-му что хорошо помнил, как бедно тот раз выглядела жизнь шор-ника Ивана. Но и сейчас не очень много прибавилось богатства, хотя хата была покрыта новой соломой, но сама еще больше покосилась в сторону пруда, так и казалось, что может упасть в пруд, да мешает этому стоящая около пруда большая ива.
- Самогон ни к чему, в нашем доме почти никто не пьет алко-голь, ну, да ладно, может, кого угостить придется, - улыбаясь, поблагодарил шорник.
Максим свернул шубы, сложил в мешки, крепко пожал руку Ивану за то, что он его сильно уважил и очень угодил с шубой для невесты, сел на коня и поскакал к берегу Дона.
Максим прискакал к месту, где стоял баркас, сходу заехал на палубу, и только тогда спрыгнул с коня.
51
- Ну, ты, казак, даешь, некоторые казаки за повод держат ко-ня, а заехать на палубу не могут с первого раза, а ты залетел, словно сокол. Еще немного и уплыли бы без тебя, да вот пом-ним твое обещание по поводу бутылки, решили подождать, - улыбаясь, сказал старший паромщик.
- А бутылка самогона лежит в вещмешке, только ее отдам на нашем берегу, чтобы мы не зацепились за корягу на этом, - шу-тя, ответил Максим.
На один из вечеров были намечены посиделки. Все подруги невесты собрались в ее доме, рассматривали приданое неве-сты, свадебные наряды, в каком невеста будет в первый день, в каком - на второй день свадьбы. Все сидели за столом, на кото-ром стояли самовары с чаем, в тарелках были печенье разного вида, булочки, коврижки и еще разная выпечка. Всем подругам понравился свадебный подарок жениха невесте - белая с цвет-ными расшивками шуба. Все подруги не могли налюбоваться шубой, всем девчонкам хотелось получить такой подарок, когда у них будет свадьба.
- Оля, какая же ты счастливая, что нашла такого жениха-казака, - восхищались подруги.
- Девчонки, я и сама не знаю, кто кого нашел, пришел Максим к нам, я его встретила, он меня встретил, хотя и раньше встре-чались в станице, но не обращали друг на друга внимания. То ли время не вышло, то ли еще чего, не знаю, а после этого дня я стала его замечать всюду, и он стал ко мне подходить, разгова-ривать, провожать, вот так мы и стали женихом и невестой, - слегка смущаясь, пояснила невеста Оля.
И тут заиграла гармошка, и станичная певунья тетя Клава за-пела старую казацкую свадебную песню. Девчонки подхватили, и песня зазвучала во всей своей красе, как и должна она звучать на свадьбе. Каждый присутствующий понимал, что женский хор поет на спевках перед свадьбой, где должны петь самые попу-лярные песни станицы, а уж тетя Клава в этом разбиралась лучше всех в станице.
В этот же вечер в доме жениха собрались все друзья и зна-комые Максима. Парни, разодетые в праздничные казацкие наряды, прохаживались по хате, словно красуясь перед жени-хом, как они будут выглядеть на свадьбе. Жених прошелся сре-ди присутствующих, пригласил всех садиться за стол, это озна-чало, что он остался доволен нарядом тех, которые будут на свадьбе, теперь можно спокойно попить чайку и слабоградусной бражки. Водку и крепкие напитки сегодня пить не разрешалось, при нарушении можно лишиться приглашения на свадьбу.
52
Начали наливать, кто чего пожелал, кто чай, кто бражку, че-рез некоторое время заиграла гармошка, и запевала запел спо-койную лирическую песню, ее подхватили остальные молодые казаки, и она потекла по комнате, словно весенний ручеек по улице. Следующую песню начал другой запевала, она была быстрая и громкая, некоторые гости выходили на середину ком-наты и выплясывали в такт.
- Казаки, надо сильно стараться, чтобы девок перепеть, у них одна тетя Клава запевала такой, что всех нас перепоет, жаль, в нашем певчем казацком полку большая потеря, на своей свадь-бе нельзя петь жениху Максиму, но мы глоткой возьмем, всех перепоем на свадьбе, - высказался казак Тимофей.
- Ты, Тимоха, не успокаивайся, не орать надо, а душевно петь, чтобы после свадьбы не смеялись с нас, а то по станице стыдно будет пройти, - одернул казака его товарищ.
Еще звучали песни, все пили чай и бражку, потом друзья по-просили Максима спеть песню.
- Сегодня не свадебный день, можно и тебе спеть, хочется послушать и тебя, - предложил дружок Максиму.
« Ах, как казак надумал жениться, да невеста не та, а другая такая, да, он не такой», - запел Максим, и хор молодых парней подхватил песню, и она зазвучала по всей хате и отзывалась на улице.
- Ну что, мои друзья, получается у нас все хорошо, пора нам выйти на улицу и пройтись по станице, как говорят в народе, по-ра проветриться, - предложил Максим всем присутствующим.
Все вывалили во двор, а затем вышли на улицу, а там вдале-ке, чуть дальше их дома, были слышны песни в исполнении женщин, голос запевалы женских песен -тети Клавы, был хоро-шо всем знаком и слышен на их краю.
- Ну, что, парни, поможем песней казачкам, пошли им навстречу и вместе споем, заодно послушаем, кто лучше поет, - предложил Максим.
Молодые казаки и казачки соединились в единый хор и не, сговариваясь, все направились к дому невесты. И тут же грянул сводный хор, казацкую песню запели все вместе. Зашли во двор атамана, там стояли запряженные парой лошадей сани. Невеста прошла с подругами в дом, и начали выносить приданое неве-сты: вначале вынесли подушки и всякие свертки, последним ка-заки вынесли сундук и установили на сани, а несколько подушек несли в руках, таков был казацкий обычай. Невеста с женихом сидели в санях, а все остальные шли за санями и пели песни.
53
Когда въехали во двор жениха, все приданое невесты занесли в дом, где будут жить жених и невеста.
В воскресное утро, в день свадьбы, все семейство старого казака Алексея встало рано. Свадебный обряд в казачестве яв-лялся одним из основных праздников любой семьи в станице. Приход свадьбы отодвигает все, что намечалось ранее, свадьба была на первом месте среди семейных праздников донского ка-зачества. Но что нельзя было отодвинуть или перенести, так это уход и кормежка огромного хозяйства всего семейства старого казака. У каждого сына было большое количество свиней, коров, бычков, овец, гусей, индюков. Кур, порой, и не считали летом, одна курица- квочка приводила цыплят, и они бегали по вишен-нику, другая сидела на яйцах, где-то в бурьяне или в кустах, и приходила в курятник с цыплятами только к концу лета. С дав-них пор в семействе казака Алексея не держали ни единой козы, старый казак придерживался народной поговорки: у кого есть коза, знать, у него есть нужда, это обозначало для казака бед-ность.
Еще было темно, а семейство казака Алексея начало управ-ляться около скотины: мужчины занимались уборкой по свинар-никам и коровникам, затем разносили всей скотине еду, а перед свадьбой это дело особое, надо каждому животному дать боль-ше, а вот как угадать, насколько растянется свадьба, на три, а может и больше дней.
У молодого жениха с его друзьями и молодыми родственни-ками была одна задача, с раннего утра надо было подготовить все сани к выезду на свадьбу, запрягать лошадей: тройку для жениха и невесты и по паре лошадей для остальных гостей и родственников. Затем надо украсить разноцветными лентами сани и всю сбрую лошадей, к подключается вся женская поло-вина родственников: кто вяжет ленты на сани, кто на сбрую ло-шадей, в этом деле нет лишнего, чем больше навяжут красоты, тем эффектнее будет выглядеть упряжка и сани на фоне снега. Старый казак Алексей прошел по хозяйству, словно принимал выполнение работ у родственников - исполнителей, обошел все сани, потрогал сбрую, проверил, хорошо ли запряжены кони, всем остался доволен и дал добро на выезд. Команда род-ственников со стороны жениха была подобрана заранее, здесь было предусмотрено все. Свахе отводится своя роль - главная, она является командиром всего выезда, кто будет торговаться за невесту, подготовил крупные и мелкие деньги и готов вести торги хоть с купцами. Если надо угостить, задобрить сторону
54
невесты, чтобы они были уступчивее, сговорчивее, есть и такой у жениха родственник с набором крепких напитков.
- Все предусмотрели, все учли согласно старой казацкой тра-диции, а если что потребуется, там разберетесь и дополните. Все делайте, как смешнее, как чуднее для всех окружающих станичников, чтобы свадьба надолго запомнилась, только с хо-рошей стороны, поезжайте с Богом, - перекрестив всех усажи-вающих в сани родственников и всю вереницу саней, запряжен-ных лошадьми, благословил старый казак Алексей - дед Макси-ма.
Как только тронулась длинная вереница саней, сразу грянула музыка, и по станице разнеслась казацкая песня. По всей улице от Дона до дома атамана стояли семьями станичники, в начале около своих домов, а когда кортеж саней проезжал вверх по улице, не сговариваясь, станичники двигались за ним. Когда первые сани с женихом подъехали к дому невесты, народу было столько, что для проезда саней была оставлена узкая дорожка, а жениху с его подручными родственниками приходилось проби-раться среди толпы станичников, заполонивших всю улицу вблизи дома атамана. Жених во главе со свахой пробрались через двор и вошли в хату, но там было все забито родственни-ками невесты, а вторая дверь входа с веранды в хату была пе-регорожена длинными с вышитыми цветами рушниками.
- Дальше дорога закрыта, дорогие гостечки, туда, куда вы стремитесь попасть, надо выкупать вход, - объявили родствен-ники невесты.
- Нам сказали, что в этой хате находится невеста нашего же-ниха, ее удерживают силой, не пускают к жениху, - высказалась сваха от жениха.
- Что-то не слышно никакого крика о помощи. Люди добрые, подскажите, вы там никого не держите в плену? - обратилась с вопросом сваха невесты в сторону хаты.
- Нет, никто у нас не закрыт, никого мы не держим силком, - ответили из хаты.
- Мы всей родней приезжали в эту хату, раньше выкупили и пропили здесь невесту, ей жених понравился, родственники не-весты были в восторге от жениха. Вон тот казак был, да та ка-зачка была тогда, когда пропивали и соглашались нам отдать невесту из этой хаты, - с обидой в голосе говорила сваха жени-ха.
- О! Казаки, да когда это было, жених мог измениться, да и мы все забыли, когда это было, надо срочно напомнить заново,
55
а то мы можем невесту и за другого жениха отдать, - пригрозила сваха невесты.
- Подожди, подожди разбрасываться женихами и невестами, тогда они были хороши, а теперь стали хуже, я вижу все дело в вашей памяти, ее надо освежить, и вы вспомните все, как было дело. А ну, попробуйте вот этого лекарства для восстановления памяти казакам. Если не поможет, налью еще, а для казачек предлагаю красненького лекарства, - наливая в стаканы и под-ходя к родственникам невесты, говорил казак от жениха.
- Ну вот, это дело другое, вон смотрю, я с этим казаком сидел рядом, когда сватали, да и жениха я помню, сам одобрял его, - выпив рюмку, говорил казак от невесты.
- Ой! Да и правда, вон с той казачкой я пела, а с тем казаком плясала, когда сватали, прямо, как рассвело, просветлело в го-лове, - наигранно говорила родственница невесты.
Родственники невесты развязали все длинные рушники, сня-ли все преграды с входа в хату и всей гурьбой, во главе с жени-хом и свахой, прошли в зал. Невеста сидела за столом, в окру-жении своих близких родственников, слева сидела младшая сестра, справа - младший брат, создавая грозный вид охранни-ков старшей сестры.
- Ну, вот и невеста наша, которую мы выкупали у ее родите-лей, теперь можно и жениху присесть рядом с ней, надо ему от-дохнуть, больно, дорога к вам тяжела, - посетовала сваха.
- Вы засватали нашу сестру с родителями, а мы, братик и сестричка, не отдадим просто так нашу старшую сестру, мы к ней привыкли, - защищая сестру, высказался брат невесты.
Выглядел он грозно, был одет в праздничный казацкий наряд, сапоги, как у всех взрослых казаков, были начищены до блеска и при каждом движении сильно скрипели.
- Казак с казаком всегда договорятся, вот тебе горсть сереб-ряных монет, и место жениху около невесты обеспечено, - под-ходя к брату невесты, уверенно сказал казак от жениха.
- Горсть серебряников, это хорошо, но надо еще и сестре горсть дать, - возразил брат невесты.
- Это дело поправимое, дадим выкуп - горсть серебряников и сестре, - протягивая деньги сестре, согласился казак.
- Все? Это мало за нашу сестру- красавицу, надо заплатить не только серебром, но и бумажными деньгами, а то и золотом, наша сестра хорошая, если нет денег у жениха, мы ее оставим себе, - высказался брат невесты.
- Деньги у жениха есть, но надо же жениху не быть расточи-тельным, не бросать деньги на ветер, а то невеста скажет, что
56
жених промотает и ее приданое, - подавая бумажные деньги, говорил казак от жениха.
- Но и задаром мы с братом не отдадим сестру, если у жени-ха нет золотого запаса, то я у сестры отрежу косу, чтобы не так сильно мы с братом ее продешевили, - взяв в руки ножницы, возражала сестра невесты.
- Подожди, подожди, не спеши резать красоту невесты, у нашего жениха золота немерено. Даже в ушах курочек и петухов висят золотые серьги, вот и тебе молодой казачке - сестре неве-сты жених дарит золотые сережки, а молодому казаку - брату невесты дарит золотые целковые, - протягивая подарки, говорил казак от жениха.
- Ну, казак, это дело другое, сразу бы начинал с этого, и стор-говались бы быстрее, - поднявшись с места и беря за руку свою сестру, с довольной улыбкой говорил молодой казак, брат неве-сты.
Невеста встала, приглашая жениха сесть рядом с собой на лавке. Она была одета в белое длинное платье, с левой сторо-ны был прикреплен большой красный цветок, покрытый воском, на голове венок из цветков, покрытых парафином, которые пе-реливались белым цветом, от венка струилась белая фата, ко-торая спускалась вниз по платью. На ногах были ботинки на вы-соких каблуках. Максим сел рядом с невестой, за стол уселись и прибывшие с ним родственники, и сразу же на стол поставили выпивку с едой. Налили в стаканы и выпили за предложенный тост, за удачный выкуп невесты у родственников. Все присут-ствующие пили и ели, одним молодым – жениху и невесте - пить и есть не разрешалось. Они сидели, перешептываясь между собой, им можно было выпить и поесть, только после венчания. На середину хаты вышли родители невесты в окружении своих детей - сына и дочери, которые недавно торговались со сватами жениха. Мать невесты в руках держала небольшую икону, по-дойдя поближе к молодым, она перекрестила их три раза и дала им поцеловать икону.
- Дорогая моя доченька, благословляем мы тебя с отцом и всем нашим семейством с днем венчания с твоим женихом Мак-симом. Вы вдвоем образовываете новую семью на всю жизнь, живите счастливо, любите друг друга, жалейте друг друга, за-ботьтесь друг о друге, живите, как одно целое, неразделимое, вами самими созданное счастье, - благословила мать жениха и невесту от имени своих близких родственников. Затем подошли и расцеловались с Олей и Максимом, после них подошли брат и сестра Оли, за ними - родственники невесты и жениха. На улице
57
раздались ружейные выстрелы, все начали выходить и расса-живаться в сани. Вереница саней от дома невесты двинулась в церковь, грянула музыка, и все запели казацкую песню. Церковь стояла между двумя улицами на пригорке. Вереница саней во главе с тройкой, в которой сидели молодые, проследовала по одной улице, потом по другой, а затем объехала вокруг церкви, около которой стояла большая толпа станичников. Все это вре-мя не смолкали песни. Около входа в церковь остановилась тройка с молодыми и сразу же ее окружили станичники, с инте-ресом рассматривая жениха и невесту. Это был неписаный обы-чай казацкой жизни: посмотреть в день венчания на жениха и невесту потом высказать свое мнение, как они были одеты, как выглядели, и обсуждалось это до следующей свадьбы в стани-це.
После венчания жениха и невесты при выходе из храма вы-строились две шеренги казаков и, оголив шашки, подняли их вверх. Обвенчаные, молодые прошли через строй казаков. За-тем они пошли к родительскому дому невесты, где отец с мате-рью благословили молодых с венчанием, потом их поздравили крестные, а затем все остальные родственники, после все пода-рили молодым подарки. После дарения выпили традиционную стременную, как ни как, а молодым предстояла дорога пешком до родительского дома жениха. Молодых вывели во двор, и мать вручила дочери икону, которой она благословляла их и с которой сама выходила замуж. Большая толпа родственников и станичников поздравляли Максима и Олю с венчанием, а затем все вышли на улицу и вместе с молодыми пошли по станице. Родственники, которые уехали на санях, лошадей распрягли, сани оставили дома, сели верхом на лошадей и поехали по ули-це станицы навстречу идущей толпе станичников во главе с мо-лодыми. Скакуны стали по обе стороны Максима и Оли и сопро-вождали их до калитки двора старого казака Алексея. Около до-ма их ждали родители жениха - отец с матерью, сзади них стоя-ли дедушка и бабушка, рядом были крестные. Отец держал ико-ну, мать - большой каравай хлеба.
- Дорогие наши дети, благословляем вас с венчанием, жела-ем вам прожить совместно счастливую жизнь, любите друг дру-га, цените, уважайте, заботьтесь друг о друге, здоровья вам, счастья и детского смеха в дом, дай вам Бог детей, а нам вну-ков, - благословил молодых отец Максима от имени всех близ-ких родственников.
Молодые низко поклонились всем присутствующим, трижды перекрестились иконе и поцеловали ее, затем отломили по ку-
58
сочку хлеба от каравая, а мать Максима осыпала молодых хме-лем, серебряными монетами, конфетами и орехами, при этом громко желала молодым изобилия, богатства и счастья. После родителей молодых поздравили с венчанием бабушка с дедуш-кой, затем - крестные жениха. По старой казацкой традиции, чтобы не наступить на порог, не споткнуться и не потерять суженого, на входе в дом расстелили овчину шерстью вверх, она предвещала, что в хозяйстве у молодых будет достаток, как шерсти у овчины. После молодых стали входить все родствен-ники и рассаживаться по местам за столы. Сразу же стали нали-вать казакам рюмки водки, а казачкам - вина, все ждали начала поздравления новобрачных и вручения подарков молодым.
Первыми встали из-за стола родители - отец и мать жениха.
- Дорогие наши дети, дорогой наш сынок, по казацкой тради-ции, с раннего возраста родители сына просматривают вопрос обеспечения его семьи домом, вот и мы, все родственники, по-строили тебе, сынок, дом, мы с матерью вам дарим этот дом, живите в нем со своей семьей долго и счастливо, - пожелал отец благополучия молодым.
За столом раздались выкрики одобрения, отец и мать расце-ловались с женихом и невестой, и со всех сторон начали кри-чать: «Горько».
- За здоровье молодых! – раздавалось с разных сторон.
После отца с матерью из-за стола встали дедушка и бабушка жениха.
- Дорогой наш внук, я тебе дарю боевого рысака со всей ка-зацкой амуницией, с седлом и сбруей, а бабушка дарит вам мо-лодую телку, сами вырастите из нее хорошую корову, будет вам в хозяйстве большим подспорьем. Что-то внучек в стакан нали-ли слишком горького зелья, надо бы вам, молодым, подсластить налитый нам напиток, - высказался старый казак Алексей и, при-губив стакан, слегка сморщился.
Молодые встали и поцеловались, все за столом громко кри-чали: «Горько, горько».
- Мы с твоей крестной, Максим, дарим вам две овцы-ярки, на весну приведут потомство и будут у вас в хозяйстве овцы, - по-желав счастливой жизни молодым, высказался крестный с крестной.
- Мы с матерью передаем тебе, зять, семейную реликвию - плетку, чтобы наша дочь не забаловала, иногда напоминай ей о наказе отца и матери, повесь наш подарок на самом видном ме-сте, и пусть твоя жена всегда помнит о муже, о его и своей се-
59
мейной чести, - улыбаясь, высказался атаман - казак Василий, отец невесты.
Получив от тестя плетку, Максим, шутя, размахнулся три раза и ударил о стул, сзади невесты, приговаривая при этом:
- Покидай отцов и материн дом, принимай и бери мой.
Молодая жена трижды раскланялась мужу, выражая свою по-корность. Каждому, кто вставал одаривать молодых, преподно-сили каравай, казаку наливали рюмку водки, казачкам - вина, перед этим каждого наставляли:
- Каравай принимай, а молодых одаряй, наши молодые жизнь начинают заново, им много надобно.
После тестя поздравили молодых младшие братья и сестры жениха, подарив им гуся и гусыню и две курочки с петухом. По-сле них начали поздравлять все родственники жениха, одаривая молодую семью подарками, которые им пригодятся в доме и хо-зяйстве. Все чаще и чаще звучало «горько», и молодые, убла-жая просьбу гостей, беспрерывно целовались, подслащая напи-ток в рюмках. Иногда звучала музыка, и дарение сопровожда-лось песнями: не привыкло казачество так долго проводить сва-дебное время без музыки, особенно те, которые уже отдали дань традиции, вручив подарки молодым. По казацкому пове-рью: чем веселее пройдет свадьба, тем веселее и счастливее будет у молодых семейная жизнь.
Поздним вечером молодых в сопровождении дружка и по-дружки отправили в отведенную для них комнату на брачное ложе. По дороге в спальню им давались шутливые наставления.
А гости веселились до утра, музыка не смолкала целую ночь, песни и танцы звучали бесконечно, в одном конце стола гости затихали, в другом взрывалась с новой силой.
На второй день молодая жена Оля вышла из спальни, ее встретили подружки, помогли умыться, сливая ей воду в руки. Затем Оля, набрав воды в ведро, стала сливать воду в руки све-кра и свекрови - отцу и матери Максима. Они умылись и вытер-лись полотенцем невестки Оли. После умывания вышел муж Максим с красным бантом на груди. Это означало, что молодая жена Оля была честной. После этого гости прикрепили на груди красные ленточки, некоторые цепляли грозди калины, и во дво-ре на длинный шест привязали кусок красной ленты, красный цвет был символом целомудрия молодой жены.
Гости начали сходиться часам к десяти, кто сильно задержи-вался к намеченному сроку, того родственники встречали с за-вязанной входной дверью в зал, где уже были накрыты столы. С опоздавших гостей брали выкуп, должны были спеть песню или
60
сплясать, если кто не мог ни петь, ни свистеть, тогда выплачи-вал свой вход на второй день свадьбы деньгами. При этом опоздавший старается, шутя, всячески проникнуть на террито-рию свадьбы без всякого выкупа. Многие гости приходили пере-одетые, женщины - в мужском одеянии с приклеенными усами, мужчины - в женской одежде с усами, подкрашенными в белый цвет, некоторые гости пришли переодетые в пастухов. Боль-шинство из гостей были в шубах с вывернутой наружу шерстью, со стороны это выглядело так, будто в этом доме собралась отара овец, слышался еще шутливый разговор, что только и есть различие, что на головах вывернутые папахи или разно-цветные шали.
Подруги отвели Олю в соседнею с залом комнату, и там сня-ли с ее головы венок и фату, в знак перехода в статус замужней женщины. Ей расплели девичью косу, заплели волосы в две ко-сы и уложили их в женскую прическу, после чего на косу надели бабий колпак, а сверху накинули шелковый платок.
После первых выпитых рюмок, грянула музыка, и свадьба продолжилась, словно и не было ночного перерыва танцев и песен.
Через некоторое время молодой муж объявил гостям:
- Всем желающим садиться в сани и поедим к теще на блины. Она меня приглашала еще вчера, да вот все было недосуг, за-нят был молодой женой - тещиной дочерью, а сейчас только вы-кроил время, - смеясь, громко выкрикнул Максим.
Под музыку гости стали выходить во двор, садиться в сани, запряженные лошадьми, и выезжать на улицу. Толпа станични-ков прослеживала движение свадебного кортежа саней в сторо-ну дома тещи молодого. Все гости выходили из саней, на груди у каждого красовался красный бант или гроздь калины, и заходи-ли под предводительством молодого зятя в дом тещи. В доме отец с матерью молодой жены встретили зятя любезно и усади-ли за стол, на котором стояли блины со сметаной, сыр и выпив-ка.
- Я предлагаю всем присутствующим выпить за моих тестя и тещу и за мою молодую жену Олю, желаю им здоровья и долгих лет жизни, - громко провозгласил тост Максим.
Все дружно выпили, заиграла музыка, и по дому поплыла ка-зацкая песня «Тёща моя». Ее подхватили все, особо казаки, как бы показывая свою любовь ко всем тещам.
- Особую благодарность я приношу своей теще за сохране-ние своей доченьки и передаче ее в мои руки в целости и со-хранности. Недаром в знак этого у меня на груди красуется
61
большой красный бант, за это я дарю теще туфли, - подходя к матери Оли и надевая ей на ноги красивые туфли, говорил Мак-сим.
- За это надо обязательно выпить, - объявили многие род-ственники жениха, и со всех сторон послышались возгласы: «Выпьем за тещу и молодую жену», «За здоровье тещи и моло-дой жены».
- Пора нам, гостечки, выйти проветриться во двор, уж больно долго мы засиделись у тещи, - предложил один из родственни-ков молодого зятя.
Во дворе прошлись вокруг, вроде рассматривали и изучали, потом подошли к тестю и к теще.
- Дорогие гости, для улучшения сохранения молодой семьи, чтобы в этом помогали и тесть, и теща, и чтобы им не очень по-нравилось делать еще свадьбу, предлагаю прокатить тещу и тестя в шикарной карете, - предложил один из родственников молодого мужа.
Тут же родственники зятя подкатили тачку-одноколку и сразу же усадили в нее тестя и тещу. То ли специально, а может слу-чайно, одно колесо было слегка сломано, а второе было немно-го изогнуто, тачка и с нею пассажиры по пути качались из сторо-ны в сторону. На второе колесо тачка сильно припадала, и каза-лось, что вот-вот она опрокинется. Но в самый последний мо-мент тачка резко выравнивалась, а пассажиров подбрасывало из стороны в сторону. Через ворота тачку потащили родственни-ки зятя на улицу и направили ее вниз к Дону, за ними по улице растянулась вереница саней, запряженная лошадьми, где сиде-ли родственники молодой жены. Картина выглядела удручаю-щая по отношению к теще и тестю: с одной стороны их везли на тачке родственники зятя и их трясло и кидало в разные стороны, а рядом спокойно ехали родственники в шикарных санях, укры-тые овчинами. Не доезжая до дома молодого зятя, посреди до-роги вдруг образовалась огромная лужа, то ли случайно, то ли кто из станичников вылил тазик горячей воды, или еще от чего, но лужа была большая, снег вокруг растаял, и в ней стояла во-да. Тягловые родственники зятя около лужи «поскользнулись», и теща с тестем вывалились из тачки прямо в лужу.
- Да, после такой дороженьки ни одной теще не захочется командовать в семье зятя, - высказывались окружающие.
Тут же, словно по команде, родственники выскочили из са-ней, подбежали к теще и тестю и помогли им встать из лужи. Их сразу же накрыли шубами и усадили в сани, словно для сравне-ния, как они ехали раньше и как повезут их теперь. Вся верени-
62
ца запряженных лошадьми саней заехала во двор молодого му-жа. Всех прибывших гостей встречали его родители. Теща и тесть пошли в дом переодеваться, за ними потянулись род-ственники молодого зятя, которые участвовали в транспорти-ровке тещи и тестя. Оставшиеся родственники молодой жены, приплясывая в такт музыки и подпевая, поздоровались с роди-телями молодого зятя, каждый подходили к ним, спрашивали:
- Здорово ночевали, сваты?
- Слава Богу, живы, здоровы, - отвечали отец и мать Макси-ма.
- Дорогие сваты и гости, для сохранения и крепости молодой семьи предлагаю прокатить свекровь и свекра на шикарной ка-рете, изготовленной по последней моде. Эта поездка всегда бу-дет помниться свекрови и свекру, чтобы свадьба их сына была единственной и неповторимой, чтобы свекровь помогала моло-дой семье сохранить ее, - предложил один из родственников молодой жены.
После сказанных слов сразу же сзади свекрови и свекра под-катили тачку, ту, в которой только что возили тещу с тестем, усадили их в нее и покатили через ворота по улице вниз к Дону. Дорога была не такая длинная, как предыдущая, но тачка была также устроена, что и от короткого пути в памяти это катание оставалось надолго. С улицы в конце станицы тачку повернули вправо к Дону, где у края была небольшая лужа: то ли она обра-зовалась от проруби во льду, или еще от чего, но от нее слегка шел парок, знать от сильного мороза, хотя мороз был и неболь-шой. Выйдя на край реки, как раз около лужи, ездовые люди, попав на лед, падают, и свекровь со свекром попадают точно в лужу, хотя в этой луже вода была почище, но в холод для чело-века лужа есть лужа. Сразу же упавшим в лужу с тачки помогли подняться, накинули на плечи шубы и помогли добежать до сво-его дома, добро, что это совсем рядом.
- После такой дорожки, на такой бричке, ни одна свекровь не осмелится командовать снохой, - высказалась родственница Оли.
На четвертый день свадьбы отец с сыном утром управлялись по хозяйству, отец вытаскивал крючком из стога сено и разносил по сараю коровам, быкам, овцам, Максим носил из сарая сва-ренное месиво из зерна и круп в свинарник и кормил свиней.
- Ну, что, сынок, похоже, на сегодня отпели, отплясали, будем считать свадьбу законченной. Я тебе, Максим, не стал перед свадьбой говорить, что нас с твоим тестем отпустили на пять дней, на время проведения твоей и Олиной свадьбы, а потом
63
нам надо догонять своих казаков за Новочеркасском, - зайдя в баню и присаживаясь на лавку, пояснил отец сыну.
- Да я что, папаня, я согласен с тобой, погуляли хорошо, спа-сибо вам родители, также родителям Оли спасибо, - проговорил Максим.
- Мы с матерью, и атаман со своей женой выполнили свой родительский долг, издавна так повелось, что в казацком роду свадьбы для своих детей организовывают и проводят родители. Вот мы тебя женили, а потом и других детей поженим, отдадим замуж, а когда придет время, ты будешь обязан провести свадь-бы своим детям, так и существует казацкий род, один другого поддерживаем, этим и живем, - пояснил отец.
- Еще раз огромное спасибо за то, что свадьбу провели до-стойно, я с тобой согласен, свадьбу пора на сегодня заканчи-вать, повеселились хорошо, все гости остались довольны, - вы-сказался Максим.
- Наш план такой, сынок, на сегодня домашние дела подде-лаем, закончить их никогда не закончишь, а вот подогнать, что упустили сделать за время свадьбы, это мы сможем за сегодня. Вечером идем к атаману домой, там посидим, повечеряем, по-говорим, обсудим кое-какие вопросы, а завтра с утра мы с ата-маном поедим догонять своих казаков, а ты, сынок, оставайся дома на хозяйстве. Конечно же, наведывайся на хозяйство ата-мана, как никак, сынок, а к теще надо наведываться и помогать ей, - улыбаясь, наставлял отец сына.
- Обязательно буду к теще наведываться и помогать, чем мо-гу, тем и помогу, батя, я же казак, никогда не нарушал и никогда не посмею нарушить старые казацкие устои. Будьте на службе спокойны, я здесь за всем присмотрю, тем более, что и у тестя есть помощники - Олины дедушка с бабушкой, еще ее брат с сестрой. И в нашем доме мои братья и сестры всегда помогут, а родственников вокруг - половина станицы, всегда помогут, - за-верил сын отца.
- Ну и любо, сегодня поработаем по хозяйству, вечером по-общаемся все вместе, а с завтрашнего дня вы тут разбирайтесь без меня, - как подвел черту под разговором отец.
Вечером собрались в доме атамана самые близкие род-ственники двух семей: дети казака Павла и атамана Василия, дедушки с бабушками Максима и Оли.
- Есть предложение старших, сегодня никакого алкоголя ни-кому не наливать, хватит пить, за три дня свадьбы выпито было немало. Давайте сегодня поговорим и порешаем без выпивки, -
64
от имени старших в семье, предложил старый казак Алексей, и с ним все согласились.
После стола Максим с отцом и тестем зашли в бывшую Оли-ну комнату.
- Вот в этой комнате выросла наша доченька Оля, теперь сю-да перешла младшая ее сестра Наташа. Как быстро бежит вре-мя, кажется, совсем недавно Оля была маленькой, а вот уже вышла замуж, - заходя в комнату и садясь на лавку, с грустью говорил атаман.
- Да, сват, время бежит быстро, не успеешь повернуться, как придется женить или отдавать замуж младших детей, а у стар-ших появятся дети - наши внуки, смотришь, туда, сюда, а там время подойдет и им надо свадьбы играть. Так и жизнь проходит быстро и незаметно, - соглашаясь с атаманом, говорил отец Максима.
- Я до свадьбы хотел спросить у вас обоих про венчание, да смолчал, боялся, чтобы не сказали, что я наговариваю крамолу, или я богохульник. Вот когда прошла моя свадьба, я и спрошу у вас, люди едут, и мы тоже поехали в храм венчаться. Но это та-инство можно было понять раньше, когда священник соблюдал все церковные каноны и был гораздо ближе к Богу, чем мы, про-стые смертные. Но сейчас поп сам не соблюдает Великие Запо-веди Бога, даже элементарное соблюдение постов не исполня-ется церковными служащими. Сейчас иных попов стыдно вели-чать батюшкой, он живет с матушкой и бегает, как кабель, к мо-нашкам. Об этом о нашем батюшке многие станичники говорят. Никому и мне невозможно казацкую традицию нарушать, а по-человечески, душевно, с таким попом так не хотелось идти вен-чаться в нашу церковь, он позорит ее святое имя, церковь Хра-мом назвать стыдно. Я хотел ехать в церковь соседней станицы, а потом подумал, возможно и там такой же поп, как и наш, про-сто мы не знаем, какой он, - возмущенно говорил Максим.
- Ничего здесь нет богохульного в твоем разговоре, сынок, я с тобой полностью согласен, что церковные служащие стали не те, что были раньше, ну, к примеру, пару веков назад, - успокоил сына отец.
- Когда я был на службе в столице, так там церковные служи-тели совсем стыд потеряли, про них говорят, что они деньги во-руют из податей молящих, себе богатые дома строят, с гулящи-ми девками знаются, - поддержал зятя атаман.
- Оставляем мы тебя, сынок, за старшего исполнителя для двух наших семейных казацких наделов. Для нашей семьи у те-бя помощников побольше: старый казак Алексей - мой отец,
65
твой дед по домашнему хозяйству тебе незаменимый помощник. А вот по земельным наделам, по посевной, уборочной, по покосу травы, сушке и вывозу сена с луга домой дед уже слабый тебе помощник, старый уже стал, то спина болит, то ноги отказывают ходить. На вид он казак еще ничего, хорохорится, а работник уже слабый, но сынов у него много, помогут, ты больше уделяй внимание земельным наделам своего тестя - атамана нашего, - улыбаясь, давал наставления сыну отец.
- Дорогие мои отцы, служите спокойно, не беспокойтесь за свои семьи в станице, что смогу, чему вы меня научили, то я и постараюсь сделать, если какие возникнут проблемы в станице. Я остаюсь не один, вон сколько родственников, половина стани-цы, а наши станичники все люди не чужие, свои казаки, если что, всегда помогут. Вы там, на службе отцы наши родные, как мне, так и Оле, будьте осторожнее и благополучно возвращайтесь домой, - успокоил своих родных Максим.
После беседы мужчины зашли в зал, где все близкие род-ственники беседовали о предстоящих проводах, о жизни. Два старых казака вспоминали былые казацкие походы, женщины сидели отдельным кружком, своим разговором перебирали до-машние дела, среди родителей и бабушек сидела и молодая жена Максима, она внимательно слушала все наставления старших своих родственников. Молодежь двух семей собралась в отдельной комнате и обсуждала все станичные новости, о ве-черах молодежи, о танцах, песнях, подрастала смена Максиму и Оле - братья и сестры их семей.
- Дорогие родственники, похоже, что мы с вами обсудили все вопросы и новости, завтра нам выезжать на службу из станицы рано. Пора нам всем идти отдохнуть, а завтра соберемся по-раньше утром, вы нас со сватом проводите, попрощаемся мы с вами, дорогими, и поедем догонять своих казаков, - предложил атаман.
Рано утром во дворе старого казака собрались все родствен-ники его сына Павла.
- Дорогой мой сынок, Павлуша, все родственники и я желаем тебе здравия и благополучия на все времена службы, береги себя, верно служи России и царю-батюшке, возвращайся со службы в положенный срок живым и здоровым,- перекрестив три раза сына, благословил его старый казак Алексей. Они трижды обнялись и расцеловались.
После подошла к сыну Павлу мать, три раза поцеловала его и три раза перекрестила.
66
- Храни тебя Бог, сынок, - сквозь слезы проговорила старая мать.
- Простите меня, родной мой батюшка. Простите меня, род-ная матушка, если что не так сделал или сказал, - ответил казак Павел.
После отца и матери к казаку Павлу подошел сын Максим с Олей.
- Береги себя, отец, - обняв и трижды поцеловав отца, как напутствие сказал Максим.
Оля подошла и трижды поцеловала свекра. Затем она тихо отошла, проронив слезу.
- Ты чего всплакнула, Оленька, чай не на фронт провожаем, а на внутреннею службу, - тихо сказал Максим жене.
- Сама не знаю, чего это я всплакнула, слезы сами собой по-текли, - тихо ответила Оля.
За ней стали подходить к отцу два сына и две дочери, после подошли остальные родственники, которые проснулись и подо-шли в этот ранний утренний час. После всех жена казака Павла подвела к нему за уздцы коня и подала повод мужу.
- На этом коне уезжаешь, на этом же коне и возвращайся до-мой, - спокойно пожелала жена Павлу.
- Бог даст – вернусь домой живой и здоровый. Береги себя и детей, - обнимая и целуя жену, сказал казак Павел. После чего он сел в седло на коня, снял папаху, перекрестился три раза и поехал к дому атамана. Здесь ему пришлось немного подо-ждать, пока процедура прощания семьи с атаманом не закон-чится. Ждал Павел недолго, когда он подъехал, то жена атама-на уже подводила к мужу коня. Через минуты ожидания проце-дура прощания казаков на службу закончилась, два казака на своих рысаках быстро поскакали из станицы.
Весна пришла в станицу в этом году ранняя, последние дни были заморозки, шел снег, когда люди его уже и не ждали. С раннего утра снег повалил, словно его собрали на небесах со всех закоулков неба, сыпал и сыпал целый день, так и казалось, что святые ангелы там на небесах подметают последние остат-ки снега, а потом сбрасывают на станицу. Иногда снег так пова-лит, словно это было началом зимы, а потом часа два еле, еле срывался с неба. С обеда снова повалил с новой силой, кое-где под заборами появились сугробы. Падал снег тихо, иногда большими хлопьями, словно успокаивал людей своим присут-ствием и как бы говорил, что потерпите меня еще немного, я побуду у вас на земле и все, до глубокой осени меня у вас не будет.
67
Ближе к вечеру снег идти перестал, подул легкий теплый ве-терок, а ночью вместо снега пошел мелкий дождик. Утром люди проснулись и вышли на улицу, а там сильный дождь крупными каплями падал в лужи, где вода подскакивала и иногда на се-кунды образовывались пузырьки воздуха. После наступления тепла станичники сразу же принялись за выращивание рассады. Везде, где только можно было чем протопить, там засевали большие лотки, засыпанные землей. С этой зимой шутки плохи, посадишь в комнатах без отопления, а мороз как ударит, так и все труды человека замерзнут, и таких случаев в станице было немало.
Вырастили дома рассаду, рассадили ее из лотков в огородах и на лугу, а там подоспело время посевной и посадки картошки. И так целый день, с раннего утра и до позднего вечера трудятся станичники в поле. Рано утром отогнали на выгон скотину, пере-дали пастухам, а сами спешат в поле. Обратно домой идут уже когда начинает вечереть, встречают с пастбища коров, быков, овец, и так летом каждый день, без выходных и без праздников, до глубокой осени.
В этот день Максим был на лугу, на покосе травы. Еще в дет-стве, мальчишкой, дед Алексей учил его на покосе, как отделить свою делянку от соседской, чтобы потом не было никаких скан-далов по поводу того, что линия прокошена неровно, то косарь залез на чужую делянку, то на свою.
Максим несколько раз просмотрел прокос травы между де-лянками их семьи и соседского казака, ему самому нравилась ровная линия прокоса, нигде не было захвата травы ни с их надела, ни у соседского. Наделы были разделены так, что все они начинались одной стороной с дальнего края луга и приходи-ли второй стороной к Дону. Издавна так луг был поделен наде-лами, чтобы каждый казак - хозяин своего надела мог косить с дальнего края луга, а свой лагерь разбивал около реки и мог всегда отдохнуть и покупаться в Дону.
Максим шел с косой на плечах по прокосу от Дона вглубь лу-га, все любуясь своей работой. Тут вдруг он обнаружил у края своей делянки гнездо перепелки, в котором было несколько ма-леньких птенцов – перепелят. Их мать бегала около гнезда, и как только Максим приближался к нему, она взлетала и кружи-лась над его головой, словно требовала отойти от гнезда. Потом резко падала на землю, расправив крылья, бегала вокруг гнезда. Максим осторожно обкосил вокруг, оставив гнездо в траве и, отойдя от гнезда, он обратил внимание на скачущего вдалеке
68
всадника со стороны станицы. Конь скакал так быстро, что Мак-сим в сердцах выкрикнул в сторону всадника:
- Что же ты так рысака гонишь, ведь так его можешь загнать. Куда же ты так торопишься?
Но, присмотревшись, Максим понял, что конь мчится в его сторону, а еще ближе он узнал в скачущем коне своего боевого рысака. Через секунду он увидел на рысаке пригнувшегося к седлу своего младшего брата Николая. Максим тут же бросил косу на прокошенную полосу и что было мочи побежал навстре-чу брату.
- Что случилось, ты что очумел, так гнать коня? - хватая ры-сака за узду, кричал Максим на брата.
От резкого толчка при остановке коня, который слегка взды-бился, брат свалился в траву.
- Батю убили, - выдавил из себя Николай, ползая по траве от горя.
- Как убили? Когда убили? – растерянно спрашивал Максим.
Максим на секунду замер, осмысливая сказанное братом, а потом резко подскочил и сел на коня в седло, но конь не двигал-ся с места, младший брат держал его за узду, пытаясь выдавить из себя слова.
- Не торопись, брат, отца еще не привезли, его везут на брич-ке, это прискакал нарочный, присланный атаманом - твоим те-стем, вот он и сообщил о смерти отца. По расчетам отца приве-зут завтра.
Максим свалился с коня в траву и громко, по-бабьи, зарыдал в голос, выкрикивая причитания по отцу.
Назавтра казака Павла привезли часов в десять утра. Вся станица уже знала о смерти сына старого казака Алексея - отца Максима. С утра станичники навещали двор семьи, ожидая при-воз гроба с казаком. Хотя смерть казака для верующих воспри-нималась естественным явлением, не вызывающая ужаса или отчаяния, и для казака смерть на поле брани считалась достой-ной смертью, но живого человека, умершего внезапно, всегда жалко терять, будь он казаком, хоть кем угодно, особо для близ-ких родственников.
Как только привезли гроб с казаком Павлом, его на время по-сещения станичников перенесли в помещение над подвалом, открыли крышку подвала, откуда сразу потянуло холодом. Бли-же к вечеру гроб с убитым казаком перенесли в зал его дома. По старой казацкой традиции умерший казак должен пробыть по-следнюю ночь в родном доме с родственниками. С вечера у гро-ба казака Павла сидела вся его родня, ближе всех к гробу его
69
жена и дети, потом многочисленные родственники. В доме под иконой лежала папаха покойного, это означало, что семья нахо-дится под защитой Бога и казачества, и целую ночь шло бого-служение.
С раннего утра к дому покойного казака шли станичники се-мьями, всем надо было успеть сходить в поле, каждый знал, что в полдень будет отпевание, затем проводы казака в последний путь, к этому часу надо быть обязательно, эти традиции пропус-кать нельзя. Старые казаки, хорошо зная казака Алексея и его сыновей, собрались во дворе и тихо обсуждали подобные слу-чаи с казаками в станице, а их было немало, даже с детьми при-сутствующих казаков.
В полдень во дворе старого казака Алексея народу было столько, что негде было стоять, пришлось открыть ворота, и ко-гда вынесли из дома гроб с покойным казаком Павлом, многим станичникам пришлось выходить на улицу и потом подходить к гробу для прощания в очереди, что для станицы было впервые. Прошло отпевание, станичники все шли и шли к гробу для про-щания с казаком. Затем близкие друзья Павла в казацкой форме вынесли гроб со двора, сразу же за гробом шел боевой конь по-койного казака, накрытый черным чепраком и с привязанным к седлу оружием. За конем шли близкие родственники, жену каза-ка вели под руки дети - Максим и Николай, следом шли все остальные родственники и станичники.
На кладбище гроб установили на лавках около могилы, про-шло отпевание, и все станичники стали прощаться с покойным казаком Павлом. Затем стали прощаться родственники казака, причитание по покойному не прекращалось от самого дома, близкие родственники не отходили от гроба. Многих приходи-лось отводить от гроба под руки, вдову казака пришлось на ру-ках отвести чуть в сторонку, давая возможность опустить в мо-гилу гроб с и всем бросить последнюю горсть земли в могилу покойного казака.
Недели две до этого события женщины, близкие родственни-ки Оли и Максима, собрались на консилиум, как говорят в этих случаях сами женщины, решить важные женские вопросы, а Максим назвал это сходом казачек. Объектом исследования родственниц была жена Максима Оля для определения состоя-ния ее здоровья и беременности. Великое собрание знающих родственниц исследовало и решило, что Оля беременна, при-мерный срок беременности составляет порядка четырех меся-цев и надо начинать следить за своим здоровьем, ограничивать
70
работу, и, самое основное, не поднимать тяжелого и не волно-ваться.
Легко об этом говорить купцам-торгашам и помещикам, а ко-гда во дворе семьи казака в хозяйстве столько животных, то ко-ровы, то быки, а овец, свиней, гусей, зачастую, тяжело и посчи-тать. Да само хозяйство разбросано по всей станице и вокруг нее, начиная от огорода, еще в поле посевы, на лугу сенокосы, огороды овощей, каждый день приходится казачкам переносить огромные тяжести. Безусловно, уберечься будет нелегко, но опыт прошлых лет жизни женщины передали молодой казачке с охотой и в подробном виде, иногда для убедительности разма-хивая руками. Известие о беременности Оли в двух казацких семьях встретили с великой радостью, несмотря на то, что ро-дители станут дедушками и бабушками, а старшие получат ти-тул прабабушек и прадедушек, а Максим станет отцом.
После гибели главы их семейства - казака Павла все моли-лись за рождение у Оли сына. О его имени ни у кого не было вопросов, все знали, что если у Максима родится сын, его имя будет Павел, такова была крепкая казацкая традиция.
Повезло Оле, что в ее семье были в роду бабушки-знахарки, они с молодого возраста брали своих дочерей и внучек с собой на лечение, и рассказывали все тонкости влияния разных трав на организм человека вместе с молитвами. Травы собирали в лесах, в рощах, на лугах, в степи, с ранней весны и до поздней осени. Всей семьей заготавливали и развешивали их по сараю пучками и с давних пор, уже несколько поколений, в станице приглашали бабушек с их рода. Все женщины и из соседних станиц, которым нужны были консультации по болезням и бере-менности, хорошо знали об этом и приходили в их дом. Довери-тельно рассказывали наедине бабушке всё про свое здоровье и женские беды, она их спокойно выслушивала, просматривала и давала нужные наставления с баночками настоев трав.
Жене Максима - Оле не надо было никуда ходить и никого просить, она приходила в гости к маме, и бабушка сама зазыва-ла ее в свою комнату и обследовала внучку. Мать уже и не вни-кала в их разговор, боясь нарушить субординацию старых ка-зацких традиций, как старший сказал, так и будет правильно.
- Ну, что, мама, как чувствует твоя подопечная внучка? – спрашивала мать Оли у бабушки.
- Ты знаешь, доченька, по всем признакам женского тела у нашей Оли будет мальчик, - как бы разглаживая субординацию и приглашая к сотрудничеству, улыбаясь, заявляла бабушка Оли.
71
- Да, мама, я с тобой соглашусь, и живот слегка округленный и не выдает вперед, не такой остренький, как при девчонках, можно с уверенностью сказать: будет мальчик, и мужики ждут казака, про другое и слышать не хотят. Слава Богу, всем угоди-ли, это с небес сват Павел нам помогает, - ответила мать Оли.
Последние дни беременности Оля перешла жить к матери, как часто бывает, что ждешь долго, а оно случается внезапно. Когда Оля решила сходить в дом к Максиму, у нее начались схватки. Тут же, при первых вскриках Оли, повыскакивали ста-ничники из соседних дворов, донесли ее во двор атамана и пе-редали в руки бабушки и матери.
На следующий день вся станица заговорила о том, что Оля родила казака Павла - Максиму сына, атаману внука.
В донских станицах встают рано, надо коров подоить, вы-гнать всю живность на край станицы, где пастухи собирают весь скот на большой открытой площадке, называемой «выгоном». Один пастух встречает коров и бычков, второй, чуть в сторонке, принимает овец и коз от жителей станицы. Женщины, которые пригоняют свою живность к стаду, немного поговорят между со-бой и расходятся, потом идут соседи до дома и разговаривают, последние новости станицы обсуждают. С вечера станичников собирали на сход, где объявили, что сегодня будет днем сход всей станицы и будет присутствовать войсковой атаман. Перед сходом многие станичники гадали, зачем их собирают, да еще войсковой атаман приезжает в станицу.
- Ладно бы приехал атаман из наших станиц, ну, пусть бы из Новочеркасска, а то зачем-то приехал войсковой атаман из Пя-тигорска, - рассуждали бывалые казаки, которые прослужили не один год в тех краях, где на границе соприкосновения стояли казаки с горцами.
До сходки все станичники думали, что будут разбирать во-прос, связанный с военными действиями казаков в тех далеких краях, а там служили донские казаки и из их станицы. Когда ве-чером собралась вся станица, вышел к ним войсковой атаман и начал рассказывать, зачем он приехал, то оказалось, что дело смешанное - военное с житейским.
- Наши донские казаки были в дозоре на границе с горцами, и когда они ночью заметили горцев, пробирающихся к жилищам жителей близлежащей деревни, окликнули их, а те открыли пальбу из винтовок. Наши казаки ответили, горцы отступили. Когда после стрельбы разобрались, а среди казаков один был тяжело ранен, а два других казака получили легкие ранения. В
72
госпитале двоих легко раненых перевязали, а когда стали раз-бираться с казаком, которого тяжело ранило, то оказалось, что пуля вошла со спины, а вышла с живота. Все стояли лицом к горцам, и стоявшие рядом с пострадавшим казаком подтверди-ли, что они раненого казака подхватили, когда он падал лицом вниз.
- Как только началась пальба со стороны горцев, и мы начали отвечать им, тут же казак Прокоп упал на переди стоящего каза-ка, как пояснил мне один из казаков, - рассказывал атаман.
- Когда я начал разбираться, то выяснилось, что пуля вышла на вылет и ранила еще одного впереди стоящего казака, знать стреляли сзади и с близкого расстояния,- дальше пояснял ата-ман.
По рассказам атамана казаки поняли, что он был опытным в этих делах и сразу же стал выяснять, кто еще служит с Проко-пом из его же станицы, оказалось, что еще несколько казаков были из нашей станицы, а потом атаман побеседовал с каждым из них. И выяснилось, что Прокоп был недавно на побывке в станице, ему дали отпуск за хорошую службу и по случаю родов его жены. Как всегда водится, все казаки-станичники, служившие с ним, передали гостинцы своим семьям. Ко всем семьям каза-ков зашел Прокоп и отдал гостинцы, а к последней семье казаку Федота зашел уже в пьяном состоянии. В тех семьях, где побы-вал Прокоп, накрывали столы, угощали его, и жена Федота, по старому казацкому обычаю, накрыла стол и стала угощать слу-жившего с мужем казака. Прокоп начал приставать к красавице жене Федота, та стала сопротивляться, насильник стал угрожать саблей, грозился зарубить ее, а голову отрубить и передать Фе-доту. Порвал на ней одежду, поранил руки, она вся в крови зва-ла на помощь, но все взрослые были в поле, а дети ничем не могли помочь. Жена Федота пожаловалась старшему казаку станицы, а тот был хорошим собутыльником с Прокопом, и они пропьянствовали с ним весь отпуск Прокопа. Случай с женой Федота так бы и остался в секрете для станицы, но, видимо, же-на Федота нашла способ передать привет мужу и рассказать о случившемся с ней. Иной атаман сразу бы арестовал Федота и подвел к расстрелу за такие вольности, как стрельба в казака сзади, как бы в отместку, ни одного казака за это не прощали. Но этот атаман по опыту учуял в деле неладное, да и казак Федот был уж больно хорош, честный, правдивый, порядочный, и ре-шил атаман выяснить все до конца.
- Меня как раз на побывку отправляли в ваши края, в это же время я и решил пока не наказывать казака Федота, а заехать к
73
его жене в вашу станицу и узнать всю правду от нее. Вот и за-ехал к жене Федота, поговорил с ней, все правдиво рассказала казачка, и все, что рассказывал казак Федот мне на службе, сов-пало. Вот и выяснилось, что Прокоп самая, что ни наесть скоти-на, и получил от Федота пулю по заслугам. Я казачку попросил до сходки никому ничего не говорить, пообещал ее станичникам сам рассказать, вот я вам и рассказал, как оно все случилось, а судить вам, станичники, вы хорошо знаете и Федота, и Прокопа, а я послушаю и войсковому судье расскажу, так честнее будет, - разводя руками, пояснил войсковой атаман.
- За такие дела таких казаков, как Прокоп, вешать надо на первом суку, скажу я тебе, войсковой атаман. Ему дали возмож-ность побыть у жены при родах, поухаживать, побеспокоиться за нее, а он побыл пять минут у нее и пропьянствовал все время, как оказалось, и натворил непотребное Господу Богу, да еще старшой казак утаил такое преступление. Гнать из казаков надо таких, как Прокоп и наш старшой, а Федота, попрошу, не нака-зывать, каждый бы казак из нас так поступил бы, он заслуживает уважения за то, что постоял за честь свою и семьи, - высказался старейший казак станицы Алексей.
- По канонам христианства, казак Прокоп заслужил прокля-тья, по обычаям казачества -большого наказания, но скажу я вам, станичники, как служивый человек, казак Федот сделал страшную ошибку. Если каждый казак начнет мстить сам в по-рыве гнева и стрелять сослуживцам в спину, то от войсковой сотни мало что останется. Вы все служивые люди и можете представить, что будет с казачеством, если каждый раз сидеть в окопе, в дозоре и думать, что вот сейчас может кто-то из твоих станичников выстрелить тебе в спину. Самоуправства в этих случаях не должно быть, безусловно, казака Федота, накажем, но, разобравшись, накажем значительно честнее и мягче. А Прокопа сам Бог наказал, он уже по сути дела не казак, у него отнялись правые нога и рука, и как мужик он уже никуда него-жий. Подлечится в Пятигорске и приедет в станицу к своей жене, а там они пусть сами разбираются, что к чему, и вы, станичники, в курсе дела и им поможете, - закончил свое пояснение станич-никам войсковой атаман.
После сходки станичники поспрашивали войскового атамана о своих родственниках, как они там служат, как живы, здоровы. На этом сходка и закончилась, многие станичники приглашали войскового атамана на рюмочку водки, но он всех поблагодарил и на двуколке, запряженной парой лошадей, умчался в другую станицу.
74
Сегодня станица Донская мало спала, только легли после сходки, а тут надо вставать управляться по хозяйству и отгонять скотину в стадо, а на выгоне некогда гутарить, надо бежать до-мой и собираться на торжество, объявленное атаманом боль-шой центральной станицы. Сегодня намечены проводы двух ка-заков от станицы на службу царю-Батюшке в столицу, в царский полк. Провожает своих казаков каждая станица отдельно, потом собираются казаки со всех малых станиц в центральной боль-шой станице, а оттуда все добираются сначала до Москвы, а потом - в Петроград. Изначально зачисляют всех дончаков в царский Донской полк, а там: кого куда распределят, кого на службу пошлют, кого на охрану, а кого направят в семьи богатых вельмож присматривать за их чадами да за усадьбами. Какая кому из казаков судьба выпала, такая и будет.
С небольшой казацкой станицы сегодня провожали двух ка-заков. Такая большая честь станице выпадает не так часто, сколько лет прошло, а ни одного казака из их станицы не опре-делял казацкий круг направлять на службу в царский полк, а в этот раз выбрали сразу двоих казаков из их станицы. С большой казацкой семьи казака Алексея сегодня провожают двух казаков, хотя у них и разные семьи, но живут два двоюродных брата в одной общей семье.
По старой казацкой традиции, в большой семье всем заправ-ляет старый казак - дед двух счастливчиков, а их отцы - родные братья подчиняются своему отцу, больше, чем атаману. Их от-цы, опытные казаки, славно послужившие Отчизне, одного из них - казака Павла убили на службе несколько лет назад, похо-ронили всей станицей на местном кладбище, второй отец сам еще служит в казацком полку. А в старой большой казацкой се-мье, так принято, все подчиняются по субординации родства: дети - отцу, а тот слушается по старшинству, стараясь угодить своему отцу - деду этих двух казаков. Вот так и живет огромная казацкая семья на большущем подворье, где стоят несколько домов, обнесенных общим забором, а в них проживают род-ственники разных поколений, где жили когда-то их прадеды, де-ды и отцы с сыновьями, внуками и правнуками.
В доме живут прадеды, давно похоронившие свою половинку, казачку или казака, и в этом же доме живет его сын, а рядом стоят дома его сыновей - уже сына деда. Вот из таких семей и провожают братьев, уже взрослых казаков. У одного из казаков - Максима, жена и четырехлетний сынишка Павел. Жена - казачка Оля в слегка заметном интересном женском положении, соби-рается семья заиметь еще одного ребенка. Сейчас осень трина-
75
дцатого года, знать в четырнадцатом будет прибавка в большой казацкой семье. У второго казака из семьи старшего брата про-вожают младшего сына Дмитрия, еще не заимевшего семьи, но хорошо зарекомендовавшего себя на летних казацких учениях, и казацкий круг именно его определил послать в царский полк. Казацкий круг при рассмотрении наиболее достойных казаков для направления в царский полк учитывает не только военную выправку и казацкую прыть, но и мнение атамана станицы, где отражается мнение станичников, поведение казака в быту, в се-мье, казацкую выправку. Рост должен быть не ниже одного мет-ра семидесяти пяти сантиметров. Все соответствовало у из-бранников - Максима и Дмитрия: и достижения казацких показа-ний на учениях отличные, и казацкая выправка была на отлично, сядут казаки на коня, взмахнут шашками – залюбуешься. Мак-сим черноволосый, с вьющимися волосами, смуглый лицом, ро-стом один метр восемьдесят два сантиметра, станичники про-звали его промеж себя цыганом. Дмитрий был светловолосым казаком от своей матери, в седле выглядел красавцем, шашкой рубил на ходу без единого промаха, рост у него был один метр восемьдесят сантиметров, а рост в казачестве был немало ва-жен, сколько станичников отправили обратно с царского полка, так и говорили, «что ростом не вышел». Станичники от двух ка-заков были в восторге, выйдет в круг Максим и запоет, вся ста-ница собирается послушать, а выйдет в круг Дмитрий со знаме-нитым танцем «Цыганочка с выходом», весь круг приплясывает и готов пойти за ним хоть на край света.
Всю ночь большая казацкая семья просидела за празднич-ным столом да проплясала на большом общем дворе. Два дво-юродных брата казака с гордостью ходили, красуясь среди род-ни: то Максим запевал, вся родня затихала, казалось, что они и дыхание прерывали, чтобы ему не мешать, то Дмитрий выходил на танец в круг, и вся родня взрывалась вместе с ним в такт му-зыки. Все родственники с гордостью смотрела на двух казаков из их семьи, радуясь, что их выбрал казацкий круг в царский полк. Их прадед - старый опытный казак, нацепив на грудь все заслуженные ордена, целый день гордо ходил по станице и каж-дому станичнику рассказывал, что из его большой казацкой се-мьи выбрал казацкий круг, аж, двух его правнуков. Да и за сто-лом вся семья ощутила послабление со стороны главы семей-ства: всем старшим родственникам разрешил выпить бражки и самогона. Покомандовав над многочисленной семьей, хотя ему уже было много лет, старый вояка немного посидел во главе стола, даже выпил рюмочку домашнего самогона, и вскоре ушел
76
отдыхать. Здоровье у него было уже слабое, бразды управления над торжеством передал своему сыну - деду виновников торже-ства. Два казака-счастливчика, как говорила вся станица про двух казаков, направлявшихся на службу в царский полк, отошли в сторону и тихо обсуждали между собой, чего брать в дорогу.
- Я беру все оружие: саблю, карабин и клинок чести. Мне не-кому оставлять его дома, семьи нет, сына еще не заимел, а в казаках за хорошую службу дали клинок чести, решил взять его с собой, если на чужбине кто обидит, а обидчиков везде хватает, так в ход пущу, не задумываясь, клинок чести, - высказался Дмитрий.
- Я тоже все беру, но клинок чести оставляю своей жене Оле, у меня же сын Павел, вот для него и оставил. Кого родит Оля еще - неизвестно, родит девку, клинок Павлу будет, а родит еще одного казака, если чего со мной случится, младшему передаст, а если я вернусь домой, еще детей с Олей наделаем, кто млад-ший из казаков будет, тому и передам клинок. Лучше пусть оста-нется клинок дома у жены, а на службе, кто меня обидит, острую казацкую саблю познает, - гордо заключил Максим.
Вскоре родня зашумела, требуя казаков спеть казацкую пес-ню. Два казака - Максим и Дмитрий вышли в круг, и Максим за-пел, а Дмитрий еще с несколькими казаками и казачками в такт музыки стали выделывать замысловатые коленца. Вскоре все присутствующие во дворе запели и заплясали, одни подпевали Максиму, другие приплясывали с Дмитрием. Одна музыка сме-няла другую, казаки в кругу устроили соревнование по пляске, но и в плясках Максим и Дмитрий были в передовиках, когда они плясали вместе, вся родня и станичники сходились смотреть, каждое движение, каждый жест был под музыку гармони, словно они были едины с ней, смотришь и не налюбуешься.
Рано утром, как только отогнали скотину в стадо, взошло солнце, и станица загудела, зашумела, залаяли собаки по дво-рам, заржали лошади, все пришло в движение. Люди вышли на край станицы, собрались вокруг наспех сколоченных подмост-ков, чтобы односельчанам сказать напутственные слова и про-водить лучших двух казаков небольшой станицы на службу в царский полк.
- Люди добрые, спасибо вам, что вы бросили все свои до-машние дела и пришли проводить казаков из моей большой ка-зацкой семьи. Я старший в этой семье, глава семьи, можно ска-зать, вожак всех своих родственников, и горжусь своими воина-
77
ми, что именно их отобрал казацкий круг для службы царский Донской полк. Я благодарен станичникам за высокую оценку мо-их воинов-казаков, которые будут верой и правдой служить ма-тушке России, - взобравшись на подмостки, говорил глава большой казацкой семьи - старый казак Алексей.
Еще несколько старейшин семей говорили слова похвалы о двух казаках, отправлявшихся на службу в царский полк, в дале-кие края большой России.
Долго добирались донские казаки из центральной станицы в Москву, а затем - в Петроград. Двух казаков, двоюродных брать-ев, определили на службу в так называемый специальный гвар-дейский Донской полк при царе. Определили их в передовую сотню, где служат лучшие казаки Дона. Такие слухи ходили по станице о двух посланных казаках - Максиме и Дмитрии.
Прошло несколько месяцев, Максим заезжал на побывку в станицу, возвращаясь с Юга со своим начальством, которое контролировало казацкие полки на южной границе.
А вскоре, в середине четырнадцатого года, грянула война. Незадолго до этого казачка Оля родила девочку, назвали ее Марией. Максим и родственники ожидали мальчика и пригото-вили уже мужское имя Алексей, но природа подвела традиции, пришлось девочку называть Машей по традиции из Олиной ро-дословной.
Ровно через два года, как казака Максима проводили со ста-ницы в царский полк, и ровно через год, как родилась его дочь Мария, осенью пятнадцатого года пришло сообщение Оле о смерти ее мужа Максима. Целую ночь проплакала казачка над извещением о смерти мужа, ей казалось, что она недавно про-водила его на службу, как будто вчера был он на побывке, а прошло уже два года, и вот пришло извещение о его смерти. Всей душой не верилось Оле о смерти мужа, целую ночь она просидела у иконы и молилась за убиенного мужа. К утру, не-много успокоившись, она пошла управляться по хозяйству.
Рано утром, когда Оля погнала корову на выгон в стадо, к ней подошла казачка с соседней улицы и тихо обратилась:
- Здравствуй, Оля, а я к тебе домой собралась бежать, сооб-щить для тебя радостную весть. Мой сегодня ночью пришел с фронта с одной рукой и сказал, что в госпитале он слышал, что твоего Максима привезли в больницу раненого под утро, в тот день, когда моего мужа отправляли домой, и он не смог с ним поговорить.
Не успела договорить казачка до конца, как Оля ухватила ее за руку и побежали они к ней домой.
78
- Я же чувствовала всей душой, я же знала, что Максим жи-вой, а они мне бумажку прислали, что он убит. Господи, слава Тебе Господи! Дай здоровье, Господи, моему мужу, казаку Мак-симу, - по дороге приговаривала Оля.
В доме казачки женщины зашли в спальню, где лежал при-шедший с фронта казак. Оля подбежала к кровати и одним ды-ханием выпалила:
- Быстрее скажи, какой город, место, госпиталь, где лежит мой Максим?
- Все расскажу, ничего не утаю, - вставая с кровати, как бы давая клятву, сказал казак.
Через несколько минут Оля бежала домой, по дороге забе-жала к своей матери, хотя детей было на кого оставить дома: целый двор родни, но мать роднее, надо же ей первой сообщить о радостном известии, и чтобы именно мать ее проводила в до-рогу, так всегда спокойнее.
Дорога для Оли была тяжелой, слишком много набрала еды, две тяжелые сумки приходилось иногда тащить по земле, пере-ходя с одного места на другое, но любимому человеку, как и се-бе, никогда ничего не жалко. Хотелось взять и того вкусненького, и другого, что Максим любит, а всего не заберешь, чем хотелось бы угостить мужа. Это казачка поняла тогда, когда приехала в госпиталь и совсем уставшая еле тащила сумки по коридору. Здесь, нос к носу, она столкнулась с двоюродным братом Мак-сима - Дмитрием.
- Батюшки свет, ты ли это, Оля? – удивился казак, все не ве-ря, что здесь встретил жену Максима.
- Ой, Дмитрий, и ты здесь, а где же Максим? – спросила Оля.
- Пойдем, моя родственница Оля, все покажу и все расскажу. В одном селе нас с Максимом накрыло одним снарядом, взрыв к Максиму был ближе, ему досталось больше, Максима сюда при-везли без памяти, тут еле откачали. Оно и мне досталось нема-ло, но я там, на месте, пролежал часа три без памяти и пришел в себя. Максиму по голове и по боку досталось, вот он лежит в постели, говорят, что ему еще долго лежать, а меня оглушило, я сначала полежал, а сейчас уже хожу. Думаю, недолго меня здесь продержат. Пошли в палату к Максиму, - забирая сумки из рук Оли, говорил Дмитрий.
Казаки в госпитале, как только узнали, к кому приехала казач-ка, тут же взялись помогать ей и Дмитрию перенести сумки к кровати Максима. Увидев мужа, Оля забыла про сумки, про их сохранность, хотя всю дорогу не выпускала их из рук, только и думала, как же сумки сохранить и довезти, чтобы их не украли.
79
- Максимка, ты мой родной, ты мой любимый, слава Богу, что ты живой остался, - обнимая и целуя мужа, приговаривала жена.
Казаки, которые могли ходить, выходили в коридор с палаты со слезами на глазах, те, которые были лежачими в постелях, шмыгали носом, отвернувшись к стене. Голова Максима была забинтована, один нос и рот чуть виднелись из-за бинтов, ви-деть Олю он не мог, но чувствуя ее присутствие, его рот слегка расплылся в улыбке, и он еле слышно произнес:
- Оленька, моя дорогая, моя любимая…
Доктор, зашедший в палату, немного постоял, смахнул слезу с глаз, вроде, как поправил волосы на голове, и ушел.
Три дня пробыла Оля около постели Максима. За это время он стал тихо разговаривать, и доктор приоткрыл ему один глаз. Увидев Олю одним глазом, Максим радовался, как ребенок, что ему дали возможность увидеть ее. Каждый раз, как приходил доктор, он благодарил его и старался сунуть ему в руки чего-нибудь вкусного из Олиной сумки.
- Спасибо тебе, Оля, спасибо, родственница, ты всех казаков палаты и меня своим присутствием и едой вернула к жизни и в станицу, мы все, как будто дома побывали за эти дни, как ты приехала сюда, и Максим повеселел, - улыбаясь, благодарил Дмитрий жену Максима.
- Ради этого я и ехала сюда, - со всей серьезностью ответила Оля.
С вечера третьего дня Максим стал уговаривать жену ехать домой.
- Оленька, пойми меня правильно, я очень рад, что ты меня нашла и приехала, что ты побудешь еще хотя бы часок со мной, но у нас с тобой дома двое детей, маленькая Машенька выгля-дывает в окошко маму и папу, а они оставили их одних с бабуш-ками и с дедушками. Тем более, что мне дадут отпуск домой по-сле ранения, и я смогу быть с вами, мы будем целыми днями все вместе, - убеждал жену Максим.
Оля согласилась, у нее и самой сердце разрывалось за де-тей, как там они, особенно маленькую Машу она оставила одну с бабушками тогда, когда надо было ее еще кормить молоком, но бабушки заверили, что они в этом вопросе знахари. Наутро сле-дующего дня Оля попрощалась и уехала домой, добро, что сум-ки были почти пустые, казаки положили в них казацкой одежды и разных игрушек, еще немного солдатской еды для молодого ка-зака Павла - сына Максима.
80
- Пусть привыкает молодой казачек к казацкой еде и службе, легче будет служить потом, когда будет взрослым, - напутство-вали казаки из палаты Максима.
Оля добралась домой и несколько дней все жалела, что уехала рано от Максима, но, окунувшись в домашнее хозяйство, закрутилась так и рада была тому, что на короткое время вы-кроила время побывать у раненого мужа.
Максим приехал домой на побывку через месяц. Вся станица его встречала, как героя. О том, что на него пришла домой похо-ронная бумага, знали многие от почтальона, которые разносят не только письма и бумаги по станице, но и все новости. О том, что Максим живой, и Оля ездила к нему в госпиталь, знали толь-ко близкие родственники и соседи. Пока Максим добирался до-мой по улице станицы, за ним тянулась вереница станичников, которые встречали его и выражали огромное удивление, что они видят Максима живым. Домой он добрался в сопровождении большого количества станичников.
Вечером в доме Максима собрались родственники, все под-ходили к Максиму, обнимали и целовали его, ему казалось, что некоторые трогали его за руку, за бок, за плечо, словно убежда-ясь, что это живой Максим.
- Максим, это ты? Слава Богу, живой! - выкрикивали ему при встрече многие родственники.
Максим был угрюм и задумчив, пить он ничего не пил, врачи после контузии при ранении запретили пить даже, бражку, весе-литься, петь и танцевать ему самому не хотелось, голова по ве-черам болела, и некоторые раны на спине и боку еще побали-вали.
Пораньше с утра вся семья Максима пошла в церковь, ему везде станичники уступали место, низко кланялись, и каждый встречный станичник внимательно смотрел на него в след, словно не верили, что это тот человек, которого совсем недавно поп поторопился упомянуть в храме среди погибших казаков. В храме Максим усердно молился Богу о своем спасении, прикла-дываясь целованием к ногам распятого на кресте Господа.
- Спасибо, Боже, спасибо, Спаситель, что ты меня оставил на этом свете со своими детками - сыном Павлом и доченькой Ма-шенькой, с моей любимой женой Оленькой, со всеми моими родственниками, с моими дорогими станичниками и всеми каза-ками, - кланяясь в ноги Богу, распятому на кресте, причитал Максим.
81
За дни его пребывания дома после ранения жена заметила, что Максим сильно преобразился, стал серьезен, в глазах стоя-ла, какая-то непроходимая печаль, это был не тот веселый, бес-печный, молодой казак, готовый в каждую минуту, услышав ве-селую музыку, запеть своим красивым голосом или пуститься в пляс. Каждые свои действия, каждые свои слова он осмысливал, глядя молча на собеседника, и потом уже высказывал свое мне-ние, он стал, как заметила жена, больше похож на своего деда - казака Алексея.
Быстро пролетели две недели, отпущенные казаку Максиму на побывку дома со своей семьей. Работать по хозяйству он еще не мог, да никто и не старался заставлять его, что-то де-лать по хозяйству. Однако в последние дни Максим сам все больше и больше участвовал в работах по домашнему хозяй-ству, кормил скотину в сараях, проводил ремонт забора с сыном, тут же рядом всегда были рядом жена Оля с маленькой дочур-кой Машей на руках.
Провожала Максима вся станица, соблюдая все казацкие традиции. Максим распрощался со всеми многочисленными родственниками, жена вывела ему его боевого коня, он ее рас-целовал, наказал беречь детей и уехал в ту сторону, где его ждал фронт и неизвестность судьбы.
Через несколько месяцев, после ранения, пришел на побывку в станицу двоюродный брат Максима - Дмитрий. Через род-ственника Максим передал Оле и всем родным привет с фронта, сыну - казачку Павлу - казацкий нож, маленькой дочке Маше – заморские сладости.
- Передает привет казак Максим тебе, Оля, и всему семей-ству, наказывал за него сильно не волноваться и не переживать, его ранение сильно подучило, да и меня тоже, теперь мы, каза-ки, без толку, куда не попадя, не лезем, - серьезно говорил Дмитрий.
Тогда его ранило в ногу и в живот, и до сих пор было замет-но, что он ходит по станице, сильно припадая на правую ногу и непрерывно кашляя. Оля все расспрашивала про мужа, как он там себя чувствует, как раны, хорошо, что не надо было далеко ходить по станице, дом родителей Дмитрия находился рядом.
- В госпитале было некогда рассказать, а сейчас есть время, расскажу. Мы служили с Максимом в одной сотне, старались быть всегда вместе. В этот день немецкие солдаты напали на нас внезапно, село, в котором мы стояли, сильно обстреляли из орудий. Когда рвануло, мы стояли с Максимом недалеко друг от друга, в небольшом садике, около дерева, за него были привя-
82
заны наши лошади. После взрыва меня отходили часа через три, я лежал без памяти, но потом ничего, стал ходить, посмот-рел, а Максим лежал без движения, около дерева, под кустиком рябины, у него сочилась кровь из головы и в боку было несколь-ко осколочных ранений, думали, что его убило. Мы с казаками посмотрели, а он еле дышит. Подобрали Максима и срочно пе-ревезли в госпиталь, там его откачали и поставили на ноги, - рассказывал Дмитрий.
Что-то в поведении Дмитрия с Максимом было общее, Дмит-рий тоже стал задумчивым и неразговорчивым.
- Да, Оля, меня в этот день беда не минула, тоже так тряха-нуло, что думалось, ну все, казак Дмитрий, отбегался и отжил свое, но спасло меня дерево, а Максим был с той стороны дере-ва, где рвануло. Но, дал Бог, остались мы с Максимом в живых, похоже, еще поживем свое, - задумчиво закончил разговор Дмитрий.
Через день он ушел жить к одной казачке на другой край ста-ницы, с ней Дмитрий встречался до отъезда в царский полк. А через несколько дней прошел слух по станице, что казак Дмит-рий уехал на фронт. Почему-то он не зашел к Оле, и она не смогла передать привет и гостинцы своему мужу через казака Дмитрия - двоюродного брата и сослуживца Максима. Согласно старым казацким традициям, такое поведение казака было немыслимо, и родственница Оля восприняла эту выходку каза-ка, как помешательство в его голове из-за контузии в бою.
В стране в это время творилось непонятное народу, царь от-рекся от престола, на его место пришло Временное правитель-ство. Вскоре произошла революция, к власти пришли большеви-ки, власть в стране менялась словно перчатки. В войсках тоже творилось непонятное, слухи ползли одни страшнее других, кто говорил, что царь отрекся от престола, кто-то убеждал, что царя убили и его давно нет в живых, что последнее время правили страной его двойники да кучка министров и миллионеров-толстосумов.
Поведение солдат было непредсказуемое, как говорилось в народе: кто в лес, кто по дрова. Некоторые бойцы собирались днем группами, а ночью уезжали по домам и больше не возвра-щались на фронт. Как ни старались пугать командиры наказани-ем за дезертирство, вплоть до расстрела, их мало кто слушал, дом и семья были превыше страха, два-три дня солдаты шепта-лись, а ночью пропадали из окопов целыми отделениями и взводами.
83
У казаков дисциплина была крепче, учитывая то, что большая их часть служила в одних сотнях и полках и из одних и тех же или близлежащих станицах, и они друг друга хорошо знали. Их сотники, атаманы, командиры полков прослужили вместе долгие годы, и прежде чем предпринять какие-то действия, они подолгу обсуждали, оговаривали разные варианты, как лучше сделать, а потом уже, сообща, решали и делали. Их казачьим полком ко-мандовал атаман Василий - тесть Максима, сам Максим в этом же полку служил есаулом, тут же в полку были сотниками сын атамана - Василий и брат Максима - Николай, еще двоюродный брат Максима - Дмитрий и много других родственников и ста-ничников.
Все разговоры о царе и власти прекратились, когда высшее руководство войск объявило, что все войска должны принять присягу новому правительству. Ропот по войскам среди служи-вых солдат и казаков пошел еще больше, многие солдаты при-сягали царю, но какой-то временной власти присягать отказыва-лись. Казаки полка собрались на сход, и все единогласно реши-ли, что «незнакомым мужикам» присягать не будут, на том каза-ки и порешили, что «они присягали России и царю-батюшке, а кому не попадя, присягать не будут», и отправились в окопы на передовые позиции, там начальства было меньше, агитировать и убеждать было некому.
Однажды вечером собрались казаки в конюшне, около своих боевых рысаков, многие из них были в родстве друг с другом, вроде, как покормить коня, почистить, подковы просмотреть, укрепить их и одновременно поговорить о будущем. Посмотре-ли, чужаков не было, сели на мешки овса и стали думать и га-дать, что же им делать дальше, то ли собираться и, как солдаты, сматывать с фронта, уезжать по станицам, то ли продолжать воевать за Россию или еще за кого?
- А больше не за кого, раньше было еще за царя-батюшку, а после его отречения от престола, остается защищать одну ма-тушку Россию, - высказался сын атамана Василий.
- Но мать Россию мы можем защищать и в станице, коль царя нет. Мы присягали Отечеству и царю, вместо царя нас, казаков, принуждали присягать каким-то боярам и министрам, теперь поговаривают надо служить верой и правдой какой-то красной власти и крестьянам с рабочими. Это уже слишком многого хо-тят от казака, каждый день новая власть, я лично не намерен больше никому присягать, а остаюсь верен России-матушке, - твердо заявил Максим.
84
- Чтобы так решать, надо изучить обстановку в станице, что там творится, мы хорошо не знаем, что делается вокруг по хуто-рам и станицам, знаем только понаслышке от казаков, которые бывали мимоходом в станицах. Мое решение будет таково: от каждого семейства послать по казаку мы не можем, группа будет большая, а пошлем троих от нашей станицы: Максима, Василия и Дмитрия, вот они пусть узнают, что в соседних станицах там творится. Разведчики побудут, посмотрят, узнают, какая там об-становка, какое настроение у станичников, кто в них командует, может уже не атаманы, а какие-нибудь чужаки. Вот когда вер-нутся посланники, тогда и будем решать, как быть и что делать, - обобщил весь разговор родственников атаман казацкого полка - Василий, тесть Максима.
Добирались трое казаков-родственников с фронта в станицу несколько дней. Решили поехать по домам поздним вечером и отсиделись в кустах на краю станицы.
- Как оно здесь в станице, мы не знаем, а то придем домой, а нас выдадут за дезертиров и тут же расстреляют. Сколько сей-час таких случаев, вон, сколько бегут солдат и казаков с фронта, кто куда бежит, а все попадают в свой дом, об этом и новые власти хорошо знают. Я разговаривал с солдатами, так они рас-сказывали, что поехали они на хутор, кто ночью взял семью, пе-реоделся в крестьянскую одежду и уехал, куда глаза смотрели, те и остались живыми. Кто остался на хуторе, тех наутро рас-стреляли, может, и с нами такое случится, нужно нам хорошень-ко осмотреться, а потом действовать, - пояснил Максим своим родственникам.
Все с ним согласились, и поздним вечером казаки разошлись в разные стороны по станице, кому как удобнее заходить в свой двор, каждый подгадывал. По станице слышался один собачий лай, не было слышно ни песен, ни музыки гармошек, казалось, что станица вымерла, в этом было какое-то зловещее предзна-мение.
Максим подошел крадучись к двери своего дома и тихо по-стучал, за дверью, словно его ждали, через минуту ответила Оля:
- Кто там?
- Это я, Оленька, Максим, - от волнения в горле перехватило, голос звучал с хрипотцой, Максим сам не узнал своего голоса.
Дверь быстро распахнулась, и на плечах повисла его жена, она сразу узнала мужа, так они и зашли вдвоем в дом. Оля по-тихоньку отступала назад, а Максим, целуя жену, слегка под-держивая, шел за ней. Дома было тихо и уютно, в люльке, рядом
85
с кроватью, спала дочурка Маша, в сторонке, в кровати, посапы-вал сын Павел. Максим подошел и посмотрел на мальика, он заметно подрос, ведь ему уже скоро надо готовиться быть каза-ком.
- Ну, как в станице дела, кто тут командует? – садясь за стол, тихо спросил Максим.
- Ничего нового нет, как и прежде живут станичники своими заботами, в станице никакой власти, не нужны бабы сейчас вла-сти, им нужны казаки. Все убрали в сараи, в подвалы, сено осталось перевезти с луга да картошку осталось немного доко-пать, все успели по хозяйству сделать. Уж больно большое хо-зяйство, скотины много, не успеваю я всем этим управляться, многих казаков-родственников позабирали на фронт, помощни-ков совсем осталось мало, одни старики да дети. Вот и мы с сы-ном копаемся по хозяйству, какой- никакой, а помощник, то ско-тину встретит, то отгонит в стадо, все помощь. Правда, сейчас ходит в церковно - приходскую школу, но все равно, как только приходит после занятий, сразу бежит мне помогать, - рассказы-вала Оля, сидя рядом с мужем и подавая ему еду, что осталось от ужина семьи.
Утром, выйдя на улицу станицы, Максим понял, что беспо-койство казаков и родственников на службе было напрасным, в станице все, как обычно, но необычно то, что было тихо и по станице мало видно казаков. Это настораживало, значит, сюда неохотно возвращаются в одиночку казаки.
Раньше в это время года станица была завалена работоий, с раннего утра, куда ни глянь, повсюду были подводы с сеном, с дровами, все чего-то везли, несли. Так было до позднего вече-ра, каждый день, все готовились к зиме, на огородах вся кар-тошка была выкопана и сложена в погреба. Сейчас же редко увидишь арбу с сеном, которая едет с луга, подводы, запряжен-ные быками, везущие дрова или зерно на помол, сейчас на ули-цах было пусто по всей станице, словно все вымерли.
Поговорив со станичниками и передав приветы от всех род-ственников и знакомых казаков, с кем Максим служит и встре-чался на фронте, он понял, что в станице ничего не изменилось, можно в ней находиться и жить спокойно. Какое-то напряжение среди станичников чувствовалось, видимо, это бывает всегда при больших переменах в стране. Но этого Максим тоже не знал и не мог знать: на памяти его поколения, поколений его отцов и дедов подобных перемен не было, и многие не знали, как им вести себя в подобных жизненных перетрясках. Из всего разго-вора со станичниками Максим понял, что станица пока не инте-
86
ресует никого, в ней нет казаков, но только придет в станицу, как говорят на фронте, «рабочая сила войны», так к ней появится интерес у власти, и многих казаков из станицы заберут, только уже на другую войну - за власть.
- Знать, надо жить сегодняшним днем, надо намечать и де-лать то, что необходимо семьям сегодня, - вслух высказал свои мысли Максим.
- Поговорил я со станичниками, посмотрел станицу, ничего в ней особо не изменилось, но уж больно все напряжено, многие станичники, похоже, стали друг друга бояться, думаю, задержи-ваться здесь надолго нельзя, надо быстро поделать домашние дела, необходимые на сегодня, и уезжать. Оленька, нам нужно зарезать пару свиней, кур, гусей штуки по четыре-пять, они все зерно у тебя поедят и на посевную не хватит.
- Максимка, ты что не собираешься домой возвращаться, что ты такое говоришь? – перебив мужа, с испугом спросила жена.
- Дорогая моя женушка, да я хоть сегодня бы никуда не по-ехал, но такова казацкая доля, что надо будет ехать и нельзя здесь надолго задерживаться, так отец твой сказал, а он знает, что говорит и что надо делать. Одна власть может казака за-брать за дезертирство, что я ее не защищаю, вторая за то, что я не на их стороне и не захватываю им власть. Атаман так и ска-зал, что обе стороны дерутся за власть, хотя она одна и народ один, а желающих много забрать власть над народом. Посмот-рел я по хозяйству, Оленька, надо на мельницу съездить, муки смолоть, у нас ее совсем мало, и сразу надо поехать к шорнику Ивану, заказать, или взять, какие есть шубы. Совсем вы тут об-носились, а сынок наш, Павлуша, совсем в зиму пойдет без шу-бы, вырос из тех, что были. Так что сегодня мы зарежем свиней и птицу, а завтра поедем на мельницу и к шорнику Ивану за шу-бами. Потом, если успеем, я постараюсь привезти сено с луга и сложу в стог, если останется время, то докопаем в огороде кар-тошку, а то ты тут одна совсем замаялась. Вот видишь, сколько работы, хоть не уезжай.
Нас там тоже совсем задергали, сегодня одно, завтра другое, видно, что сами начальники не знают, чего делать, то ли вое-вать, то ли распускать солдат и казаков по селам и станицам, так германцы напирают, того и смотри, что захватят Россию-матушку, - пояснил жене Максим.
Вскоре пришли к Максиму брат Оли - Василий и двоюродный брат Максима - Дмитрий, начали обсуждать, что им делать по хозяйству в первую очередь в дни пребывания в станице.
87
- Так, казаки, у всех проблемы одни и те же. Знать, сегодня занимаемся сокращением поголовья скота, значит, мясом, зав-тра едем молоть зерно на муку. Также у всех нужда в зимней одежде, завтра вы пока будете молоть муку, я с сыном поеду к Ивану- шорнику. Сыну надо шубу, нужно померять и сшить, еще закажу всем шубы или возьму уже сшитые. Деньги у нас есть, получили на службе, Василию отец дал, зарежем свиней, мяса возьмем с собой для Ивана-шорника, так что, думаю, хватит расплатиться за шубы. Потом, если время будет, поможем ка-зачкам перевезти сено с луга и по хозяйству, что успеем. Особо здесь задерживаться нельзя, меня тесть потихоньку попросил быть в станице осторожнее, чтобы скрытые враги нас не сдали, побыть дня три, пять дней, не больше, наш начальник атаман, опытный казак, так и приказал, через три- пять дней я вас жду, - улыбаясь, сообщил Максим своим родственникам.
За остаток дня зарезали два кабана и намеченное количе-ство птицы, а вечером собрались все родственники в доме ата-мана, «к теще на блины», как заметил Максим.
Рано утром, когда еще было темно, родственники Максима погрузили две подводы зерном, запряженные быками, и поехали на переправу. Сопровождал их верхом на коне маленький сын Максима - Павел, он уже хорошо сидел в седле, и конь его слу-шался, словно он уже долгое время ездил на нем. На переправе они были первыми, еще не было ни народа, ни подвод. Казакам пришлось ожидать работников переправы, когда они пришли, выяснилось, что для перетаскивания баркаса по тросу на ту сто-рону нужны мужчины, больше подходили к переправе женщины, а мужчин было мало, пришлось посылать сына Максима за род-ственником Дмитрием и еще несколькими казаками, чтобы они помогли им переправиться на ту сторону. Переправа была тя-желой, трос был закреплен так, что на левую сторону реки при-ходилось переправляться против течения, а вот возвращаться обратно с мукой будет легче по течению, под уклоном. После переправы сразу поехали на мельницу, там выгрузили мешки с зерном, казаки начали помол, а Максим с сыном Павлом сели на коня и поехали к шорнику Ивану.
- Ну, что, дорогие родственники-казаки, вы тут оставайтесь на мельнице, а мы с сыном поскакали в хутор Дубовое. Надо по-раньше успеть к Ивану, может, кто заказывал, или наоборот ни-кому не нужны шубы, так мы их и заберем с собой, дай Бог и в этот раз повезет, - садясь на коня и усаживая сына поперед се-бя, говорил Максим.
88
- Сынок, пора бы уже тебе отца возить, а не мне тебя, погля-ди, вон какой ты большой казак, сейчас новую шубу купим, да оденем на тебя, совсем будешь настоящим казаком, - проезжая от мельницы по селу в сторону хутора Дубовое, говорил Мак-сим.
Прискакали Максим с сыном к шорнику Ивану быстро, про-шли к двери хаты и постучали.
- Кого там еще черт несет? – открывая дверь, спросил Иван.
- Это приехал к тебе, Ваня, в гости казак, давно я у тебя не был, а вот сегодня думаю, что пора ехать к Ивану за шубами, - шутя, ответил Максим.
Перед ним стоял уже не тот молодой шорник Иван, за про-шедшие годы вид у него был какой-то замученный, худой, то-щий, одежда на нем висела до пола, вроде, прошло и не очень много времени, после того, как они встречались последний раз, но видимо, жизнь была у Ивана не из легких.
- «Годы жизни тянутся долго, в то время, когда ты живешь, а когда они прошли, так и кажется, что эти годы промелькнули в одно мгновение», - вспомнил Максим где-то недавно услышан-ное изречение.
- Что тебе сказать, казак, есть у меня несколько сшитых шуб, да вот думал одеть свою семью, у меня произошла прибавка в семье, один сын и две дочери родились, вот младшенькая ро-дилась, Анютой назвали, ей уже четвертый годок пошел. Аннуш-ка, подойди ко мне, - позвал шорник маленькую девочку, стоя-щую у двери.
Максим побежал к коню и принес мешок с гостинцами для семьи Ивану.
- Вот возьми, Ваня, гостинцы своему семейству, тут и пирож-ки есть, и булочки, бабушка с моей женой напекли, вчера резали свиней, так мяса тебе взяли, - вытаскивая гостинцы из мешка и отдавая детворе, говорил Максим.
- Гостинцы от тебя, казак, я возьму, спасибо большое, ты ме-ня и тогда выручал. Семья у меня большая, от отца остались девки, хотя, они взрослые, но проку от них мало, да и у меня уже трое детей. Вот еще моя жена понесла, скоро будет младенец, так что твои гостинцы нам нужны, хоть за сколько времени по-завтракаем с мясом, нормально и пообедаем , - забирая мешок из рук Максима, говорил Иван.
- А, какая вам, крестьянам, разница, что девки, что ребята, все равно вам землю ни на кого не дают, а у тебя работать надо, что девкам, что парням? Это нам на казака надел земли дают, а
89
на казачку нет, замуж выйдет за казака, у него свой надел будет, - возразил Максим.
- Э..э, не скажи, мил человек, у меня работа тяжелая и опас-ная, нужна мужская сила, здесь бабья сила слабая. Ну-ка, мок-рую овечью шкуру потаскай целый день, так и здоровый мужик к обеду упадет, а мы пашем целый день в пруду, в холодной воде, а осенью и зимой в ледяной воде. С утра до вечера, то ее, про-клятую, тянем в пруд, потом с пруда в сарай, а там она в хими-ческом растворе полежит, только потом с ней работаешь. Да, надышишься этим воздухом так, что вон их сколько похоронили из нашего рода, не пересчитать, отца похоронили еще молодо-го, одних моих сестер пятеро ушли из жизни, и в тридцать, а то и в двадцать лет, - жаловался на судьбу шорник Иван.
Мешок с гостинцами Иван отнес в хату, через некоторое вре-мя из нее пошел аромат жареного мяса. Изба еще больше поко-силась набок, солома снова почернела, вид у нее был непри-глядный, так и казалось, что вот, вот, она завалится в сторону пруда.
- Ну, что, казак, пошли в сарай, будешь выбирать шубы своей семье, а моя семья пока в старых походит, когда забогатеем, тогда и мы в новые шубы переоденемся, - открывая дверь са-рая, говорил Иван.
Выбирать шубы не было из чего, как только Максим глянул на кучку лежащих шуб, он сразу понял, что надо эти шубы забирать все и заказывать еще, самое основное, что маленькая шуба по-дошла молодому казаку Павлу, она была чуть великовата, по-дол чуть не до пола доставал.
- Эти шубы забираем все, маленькому казачку шуба велико-вата, ну, ничего, будет на вырост. А за остальными шубами, скажи, Ваня, когда молодому казаку Павлу за ними прискакать, только не затягивай, чтобы переправа через Дон работала, - по-просил Максим, Ивана.
- Мне откладывать заказ нет резона, тем более, что ты за-платил мне за все шубы, я теперь разобьюсь в лепешку, а шубы сошью быстро. Думаю, что недели две и можно будет присылать казачка за шубами, - прикидывая и что-то считая, пояснил Иван.
- Ну, добро, Иван, ты же смотри не обижай молодого казачка, чтобы он зря не пробегал в такую даль, сшей шубы вовремя. А вдруг еще породнимся, вон у тебя сколько девок, вот младшень-кая хорошенькая доченька, говоришь, Аней зовут, а у меня смотри какой казак Павел, сейчас отца повезет на скакуне до самого дома, - улыбаясь и привязывая к седлу шубы, говорил Максим.
90
Сына посадил Максим впереди, как и раньше, только теперь ему отец дал в руки узду, и выглядел Павел настоящим наезд-ником рысака. На мельницу Максим с сыном приехали быстро, на помоле у казаков дела шли хорошо, станичники и крестьяне отнеслись к казакам с фронта с уважением и пониманием, усту-пили им очередь, помогали подносить мешки с зерном и грузить на подводы мешки с мукою, каждый понимал, каково было жен-щине в станице без мужика.
На четвертый день, когда Максим с Василием перевозили сено с луга, к ним подошел один из братьев отца - дядя Семен.
- Ну, что, казаки, по хозяйству убираемся, сено перевозим, как там, на фронте дела? – поинтересовался дядя.
- Воюем помаленьку, дядя Семен, вот только не поймем, с кем воевать, то были одни германцы, а сейчас говорят, что и наши солдаты им помогают, кто, куда бежит, кто с кем воюет, сразу и не поймешь, - пояснил Максим.
- Вот и мои сыны воюют, только они не на вашей стороне, они защищают новую власть, за красных сражаются, - гордо вы-сказался дядя Семен.
- Да там не фронте сразу и не разберешь, кто какого цвета. Мы тоже отказались присягать незнакомым мужикам, но герма-нец где-то рядом болтается, как бы не захватил он наши стани-цы, из-за этого и сидим в окопах около них, - оправдывался Мак-сим.
- Молоды вы еще в этом разбираться, не надо никому прися-гать, надо защищать новую власть, - оборвал Максима дядя Се-мен и пошел со двора.
- Солдаты и казаки будут защищать новую власть, а кто же будет защищать наши села и станицы, наши дворы и дома, наших баб и казачек? – в сердцах прокричал Максим в след ухо-дящему дяде Семену.
- Раз, другой, выпорют тебя хорошенько, вот тогда ты и пой-мешь, кого защищать, а кого убивать, - прокричал со злостью в ответ дядя.
- Похоже, ты не знаешь, Максим, что дядя Семен уезжал из станицы на заработки в город, у него и жена из города. Говорят, он был во многих городах, даже в столице был, а сестра мне сказала, что его ребята связались с какими-то красными, - пояс-нил Максиму сын атамана - Василий, когда дядя Семен скрылся из виду.
91
- Видно, был я в это время на службе, да, что там говорить, когда я все время связан со службой, - с горечью признался Максим.
Не успели казаки привезенное сено сложить в стог во дворе, как к ним прибежал казак Дмитрий.
- Братцы, что-то тут не так, сейчас пришел ко мне дядя Се-мен, и повел какой-то странный разговор. Говорит, чтобы мы ехали не к себе на службу, а к его сыновьям, ну, я возьми и спроси, где его сыновья служат, когда он мне рассказал, где его сыновья находятся, я подумал, уж больно близко они от нас, тоже на юге, - с беспокойством рассказывал Дмитрий.
- До тебя дядя Семен нам тоже что-то подобное говорил, я ничего не понял, какие-то угрозы обещал, если мы его не по-слушаем, – пояснил Максим.
- Что будем делать, казаки? – тихо спросил Василий.
- Ты чего шепчешься, Василий, ты думаешь, дядя Семен подслушивает? А там чем черт не шутит, сейчас все может быть. У нас остается одна дорога, сейчас потихоньку разойтись по домам, а поздно вечером встречаемся у Василия дома, как раз, я и с тещей попрощаюсь и привет от нее заберу передать атаману, - улыбаясь, говорил Максим.
Поздно вечером Максим попрощался в доме с Олей, во дво-ре запряг своего боевого коня в подводу с другим конем.
- Куда это вы так поздно собрались? – почти над ухом спро-сил дядя Семен у Максима, когда он запрягал второго коня.
- Да вот, дядя Семен, поедем теще по хозяйству перевезем кое-чего, а то без казака в доме тяжело, - спокойно ответил Мак-сим, выезжая за ворота дома.
Во дворе атамана подводу распрягли, Максим забрал своего боевого рысака, а в подводу впрягли старого коня атамана. По-прощавшись с тещей, со своим сыном и с сестрой жены, все три казака отправились в обратную дорогу на службу.
- Ну, вас не дождешься, дорогие родственники, здесь такое творится, что каждый день одни новости краше и тревожнее других, - встречая посланцев, говорил атаман Василий - тесть Максима.
- А в станице все спокойно, но что-то уж больно тихо, с вече-ра, так и кажется, что всех жителей станицы силком загнали по домам, и никуда не пускают, они и сидят до самого утра, даже света в окнах не видать, - рассказывал сын атамана Василий.
- Правда, дядя Семен что-то высунулся, погрозил нам кула-ком, чтобы мы не ехали сюда, и опять спрятался, похоже, он следил за нами в станице не случайно, - пояснил Максим.
92
- Ну вот, я вам говорил не зря, казаки, будьте осторожнее, как бы вас не сдали тайные агенты. Когда воевать, кого-то защи-щать, они сидят по свинарникам, а как только им власть препод-несут, они тут же повылазят из своих закутков, такие животные бывают во все времена, только, управлять, командовать, а в атаку - пусть ходят другие. Семен, еще раньше был хитромуд-рым пескарем, было его смолоду не поймешь, то ли он казак, то ли он крестьянин, а он ни служить, ни пахать, а вот поболтать, он здоров. Он поехал и в город, и там не особо заработался, из одного города в другой побегал, и снова в станицу вернулся, на хлебушек отца с матерью, и родственников не забывал. На каж-дом празднике, дне рождении, он в почетные гости пролазил, вот таких и бойтесь, казаки, когда они власть захватят, - поучал молодых атаман.
– Что же нам делать, атаман, какой выход казакам? – с испу-гом спросил Максим.
Атаман внимательно смотрел на собравшихся вокруг него ка-заков, сразу он хотел ответить что-то неопределенное и некон-кретное, но, посмотрев вокруг себя, атаман понял, что к приез-жим из станицы казакам собрался почти весь казачий полк. Все пришли узнать у ребят, как там по станицам, и что им делать дальше, но поняв, что от приезжих ничего конкретного не узнать, все собравшиеся стали ожидать, что скажет их начальство.
- Расскажу всю правду, казаки, все скажу, как на духу, что узнал сам. Не скрою, я тоже интересуюсь и задумываюсь о во-просе, а что же нам казакам делать, и куда деваться. Скажу прямо, обложили нас, казаков, как волка в загоне. Был я на со-вещании у начальства, всё рассказывают, думают, все гадают над тем же, что делать, куда податься, а конкретно никто, ничего не может предложить . Вышел указ о расказачивании нас, каза-ков, а вникнешь во всю эту суету, она заканчивается одним - уничтожением казаков и их семейства полностью, а новая власть и не скрывает, прямо и говорит, надо казаков уничто-жить, как класс. Один офицер, мой товарищ по службе, есаул, убежал отсюда в станицу, переоделся, забрал семью, сам при-шел к власти и спросил, что им делать. Так они его погрузили в железнодорожный грузовой вагон, без отопления, окна забиты досками, а снаружи заколотили колючей проволокой. Через два дня дети померзли, жена заболела, и все умерли, он сам вы-брался из вагона и с трудом добрался до старого места службы, тоже спрашивает, что же делать ему теперь.
Братцы, казаки, тяжело ответить на вопрос, что же нам де-лать тогда, когда власть наметила нас уничтожить. Куда бы мы
93
ни бежали, куда бы мы ни ехали, все равно у нас одна доро-женька, лишь та и разница, то ли в рай, то ли в ад. Слава Богу, хоть это определяет ни власть, а наше прожитое прошлое.
Расходились казаки со сходки с понурой головой, каждый ожидал подсказки от своих братьев-казаков, а те и сами никто не знал, что же им делать и куда им деваться.
Однажды Максим на передовой из окопа увидел знакомую личность - сына дяди Семена, Федора, когда-то они были вме-сте на вечеринках молодежи в станице, а теперь вот в окопах, только, не вместе, а по разным окопам. Федор был на одной стороне окопов, а Максим на другой, получается, как враг Мак-симу. Начали следить за ним, чуть погодя выяснилось, что они следят тоже за Максимом. Через два дня, ближе к обеду, в ку-стах появился маленький белый флажок, им размахивал чело-век и не настойчиво, но чтобы, кому надо, его увидели. Максим поговорил с сыном атамана, посмотрели, что будут делать пар-ламентеры с той стороны, они начали махать руками, как бы приглашая поговорить. Максим пошел к атаману посоветовать-ся, что им делать и что хочет та сторона, а Василий остался следить за станичниками.
- Определить точно, что хотят наши родственники, тяжело, их действия мы можем только угадывать, а это дело такое, не надежное, что всегда можно ошибиться, а на фронте ошибка дорого стоит. Конечно, надо бы встретиться с ними, послушать их, обсудить, поговорить, может, чего дельного они нам и пред-ложат. Мы сейчас в худшем положении, чем они, новая власть против нас настроила весь народ, как будто казаки - основные виновники всего того, что творится в стране, поперли против нас все, - с грустью высказался атаман.
- По разговору с дядей Семеном, еще тогда, когда мы были в станице, я понимал, что его наглая выходка против родственни-ков не зря, видимо, он уже тогда знал отношение власти к нам, казакам, хотя, мы и тогда не собирались его нравы защищать, - со злостью на дядю, высказался Максим.
- Сейчас, Максим, надо не спешить, раз на той стороне око-пов засуетились, знать, у них тоже не все благополучно проте-кает, а в таких случаях может быть одно, поиск солдат, казаков, матросов, да, какая разница для власти кого, хоть черта самого, лишь бы они защищали их власть. Посидите, проследите, что родственники будут делать, сейчас они подготовились лучше нас, выбрали место, возможно, окружили его и ждут, когда же туда рыбка заплывет, а вот завтра к обеду, я подойду к вам, и
94
мы с вами в приготовленное нами место их и позовем, там и по-говорим, - подробно пояснил атаман зятю.
Назавтра, ближе к обеду, в тех же кустах, появился белый клочок тряпки, но по рекомендации атамана, Максим с Васей выбрали другое место на нейтральной полосе, чуть в сторонке от окопов. Максим помахал белой полоской тряпки и спрятал ее, затем еще помахал, как бы приглашая ту сторону к себе на пе-реговоры, та сторона помахала своим куском тряпки. Затем Фе-дор вышел из кустов, и пригибаясь подошел к Максиму, они встретились и опустились в кусты.
- Здорово, Максим, что-то неприветливо встречаешь? – тихо спросил Федор.
- Радости мало, Федор, сидим на войне в окопах, только, в разных. Ты по одну сторону окопа, а я по другую, а предки и родственники одни и те же, между нами. Что хотел сказать, предложить? – спросил Максим.
- надо будет поговорить с атаманом и еще с другими казака-ми, - неопределенно высказался Федор.
- Это можно организовать, только без чудачеств, Федор, как у твоего бати, а то он, похоже, и родословную забыл, - со злобой в голосе, высказался Максим, поднимая белый флажок кверху.
Через некоторое время подошел атаман, сел на полянку в кустах, туда стали подходить казаки с обеих сторон, видимо, был интерес послушать атамана у казаков, как с одной стороны, так и с другой.
- Встретились мы казаки, здесь не случайно, знать у нас судьба на это время одинаковая, чтобы быть здесь и защищать Россию матушку, а вот с какой целью, мы и должны обсудить, - обратился атаман к собравшимся казакам.
- Мы здесь собрались, чтобы новую красную власть защи-щать, атаман должен взять казачий полк и перевести на нашу сторону, - с гордостью выкрикнул Федор.
- Как же такую власть защищать, когда она казаков расстре-ливает и землю отбирает? – строго спросил сын атамана, Васи-лий.
- Да, мы хорошо и не знаем, эту красную власть. А ты, Федор, сам вовсе не казак, твой батя не служил в казаках, а уехал из станицы и разъезжал по городам. В станице, мой дом стоит ря-дом с домом твоего отца, дяди Семена, я хорошо знаю, что у него и жена, твоя мать, не казачка, - в сердцах высказался один из присутствующий казаков.
95
- Мы, мой отец и я, казаки, или не казаки, разбираться ни вам, а на месте разобрались лучше вас, и поставили моего отца председателем Совета нашей станицы, - гордо, заявил Федор.
- То, что я должен делать, я хорошо усвоил из старых казац-ких традиций. Сейчас власти развелось много, порой, не пой-мешь, кого слушать, и кому подчиняться, одни говорят, что ста-ницы нужно освобождать, другие утверждают, что станицы надо захватывать. Разберешься, а властям нужны не сами станицы, а только казаки, как говорят, нужна рабочая сила войны, для по-мощи захвата власти, кому-то, коль, не хочешь ни за кого вое-вать, они расстреляют. Хочешь другой банде власти добыть и кровушку свою пролить, все равно расстреляют другие. Получа-ется, если народ не преподносит жаждущим людям власти, он не нужен ни тем, ни другим, причем, этим людям подавай власть, любой ценой, даже, ценой собственной жизни. Вот и разберись в этой грязи, а зачастую, в этом навозе, за кого же воевать, кого же защищать, если ни тем, ни другим не нужен народ, а им нужна, только, власть над народом, - спокойно вы-сказался атаман.
- Получается интересная картина, новая власть крестьянам обещает землю, а у казаков отбирают земельные наделы, но никто не объяснит, почему же нельзя дать крестьянам такие же наделы, как и казакам, и уровнять нас и всех пахарей в одну ше-ренгу. Видимо невыгодно для власти так сделать, надо казаков расстрелять, а крестьян со страху заставить добыть этим людям новую власть. Завтра начни казаки добывать для новых людей власть, которые ее жаждут, и станут для власти самые почетные люди, а пока казаки не признают новую власть, казаков и их се-мьи будут расстреливать и сажать в тюрьмы, - твердо заявил Максим.
- Казаки, я предлагаю всем перейти на нашу сторону и защи-щать новую власть, которая обещает крестьянам землю, и вас, казаки, эта власть не обидит, - выкрикнул Федор.
- За эти годы уже новая власть так обидела казаков, что на всю жизнь хватит, половина нашей станицы расстреляли, - воз-разил казак, стоящий рядом с атаманом.
- Похоже, вы нам не помощники, дорогие парламентеры от новой власти, придется искать другие пути, возможно, через свои станицы, - заявил атаман, направляясь на свои позиции.
Шли все молча, покидая стихийную сходку казаков. Каждый перебирал в памяти сказанное на сходке, как с казацкой сторо-ны, так и со стороны красных, сходка ничего не подсказала, что же делать казакам. Покидать фронт и ехать по станицам, а там -
96
неизвестность, оставаться здесь и воевать друг с другом, но по-сле сходки воевать стало еще противнее. Обе стороны были в догадках, с кем они воюют, теперь казаки встретились воочию, ближе познакомились и разошлись по разные стороны окопов.
- Что-то на душе тяжело, сынок, надо срочно ехать в станицу, не за себя беспокоюсь, а за мать нашу и доченьку, - говорил атаман, как только они зашли в конюшню к лошадям.
- Папа, что они могут сделать маме и сестре? Ведь они не воюют против них, они же женщины, они никому зла не причини-ли, - возразил сын Василий отцу.
- Такие люди, сынок, за власть готовы перегрызть горло друг другу, лишь бы ухватиться за нее. Если можно нам причинить боль через наших родственников, они сделают это, не задумы-ваясь, лишь бы страдали и переживали мы, казаки, и выполняли их указания, - с горечью говорил атаман.
- Тогда, папа, я одного тебя не отпущу в станицу, уж больно хорошо осведомлен Федор о станице. Знать там хорошо знают дела станичников на фронте, не то, что мы, как слепые котята, я поеду с тобой к маме и сестре, - категорически заявил сын ата-ману.
- Тогда и я с вами поеду, и мне надо побеспокоиться за жену Олю и за детей, - заявил Максим.
- Нет, Максим, так нам рисковать нельзя, тебе нужно оста-ваться здесь, если чего с нами случится, хоть ты останешься и поможешь нашим казачкам, - строго заявил атаман.
На следующий день, после отъезда атамана с сыном в ста-ницу, к Максиму подошел его двоюродный брат Дмитрий.
- Зря уехал атаман в станицу, везде творится черти что, каза-ков стреляют по станицам, словно бешеных собак, без разбору и без суда. Вон, казаки на Волгу уехали, так их там встретили, арестовали, какие-то басурманы, не по нашему говорили, всех казаков выстроили в шеренгу и спросили: кто за новую власть, два шага вперед. Ни один казак не сдвинулся с места, их взяли и через одного расстреляли, снова спросили, кто за новую власть, и опять все казаки простояли и промолчали, их тоже всех расстреляли, - пояснил Дмитрий.
- Со времен татаро-монгольского ига русские друг друга ду-шат, а все на иностранных басурман спихивают. Ты откуда обо всем этом узнал? – спросил Максим.
- Встречался с Федором, он у их командиром, у самого Воро-шилова в охране, все слышит, все видит, все знает, - загадочно пояснил Дмитрий.
97
- Смотри, Дмитрий, эти шутки плохи, или та сторона пошутит, или другая, а жизнь одна, - неопределенно предостерег Максим родственника.
Дни у Максима тянулись долго, все дальше и дальше казаки отступали на юг, все больше казаков бросали окопы и уезжали по станицам, но оттуда приходили не радостные вести, только и разговоров было то в одной стороне, то в другой, что расстре-ляли казаков. Среди офицеров казачьего полка прошел слух, что новой властью подписана бумага о расстреле миллиона ка-заков, которые были у них в плену.
- Этих красных не поймешь, то нас зазывали к себе на служ-бу, а теперь расстреляли, как лишних людей на свете, чтобы никому не достались, видно, стало людей кормить нечем, - с го-речью высказался офицер, как и все продумывая свое будущее.
Через несколько дней прибежал Дмитрий к Максиму, он был бледным и испуганным, тяжело дышал, видно, бежал быстро и издалека.
- Атамана с сыном в станице убили, - выпалил на одном ды-хании Дмитрий, ухватившись за плечи Максима.
- Как убили? Ты откуда, ах, да, что еще известно? Что с моей семьей, что с семьей атамана? – завалил вопросами Максим Дмитрия
Чуть отдышавшись, Дмитрий стал рассказывать, что он узнал от Федора, что произошло в их станице.
- Приехали атаман с сыном в станицу и подъехали к своему дому, а там их уже ждали какие-то люди, не по нашему говори-ли. Сразу же арестовали их и повели на выгон, заставили каза-ков раздеться до нижнего белья, так в стороне Дона и расстре-ляли, там берег крутой, если бы не кусты да не бурьян, свали-лись бы казаки в реку. Два дня лежали они в бурьяне в нижнем белье на выгоне, чужаки не давали станичникам похоронить их. Когда настреляли еще казаков по станице, заставили станични-ков выкопать яму и туда в одну кучу покидали всех казаков, как собак, - со слезами на глазах рассказывал Дмитрий.
Максим рыдал и причитал, слезы текли по всему лицу ручь-ем.
- Лучше бы я поехал и погиб вместе с вами, чем переживать такое без вас, мои дорогие и родные Олины отец и брат. А что с моей тещей и ее дочерью? Что с моей женой и моими детьми? – сквозь рыдания спросил Максим.
- Твоя жена Оля с детьми, говорят, живет в станице в вашей хате. Мать ее - жена атамана с младшей дочерью ездили на ту
98
сторону Дона, потом вернулись в станицу в дом, ждали встре-тить своего мужа и сына. После поездки, на следующий день, жену и младшую дочь атамана арестовали дома и отправили на железнодорожную станцию. Там всех собранных по станицам казачек с детьми погрузили в товарные вагоны, без отопления, без еды и отправили, то ли в Сибирь, то ли еще куда дальше, не знаю, доедут, или нет, - пояснил Дмитрий.
Максим лежал на пучке сена, немного успокоившись душев-но, рыдать и причитать он перестал, слезы сами собой текли по щекам, он не мог себе теперь представить, зачем он здесь и что же ему надо делать. Что ему надо ехать в станицу без промед-ления, Максим решил без раздумий, но как, с кем, одному, с сотней, с полком… Так их здесь красные теснят по всему фрон-ту, а за пределами укрытий казаков перестреляют, как перепе-лок. Голова шла кругом…
Рано утром Максим пошел к Дмитрию поговорить и посовето-ваться, но ему казаки в его сотне сказали, что Дмитрий еще вче-ра вечером собрался, сел на коня и куда-то ускакал. Максиму не надо было даже догадываться, он знал точно, куда уехал Дмит-рий. Целый день казак готовился в дорогу, просмотрел подковы, всю упряжь заменил новой, собрал в дорогу поесть, да и в ста-нице, он не знал, что его там ждет. Поздно вечером Максим вы-вел коня за пределы окопов, вначале он проехал в другую сто-рону, а потом повернул по направлению к дому.
Всю дорогу Максиму казалось, что за ним следят, то тут, то там ему по дороге попадались солдаты и казаки. У всех, как и у него, погоны были сняты, иные были переодеты, кто во что го-разд, никто не хотел рисковать. Каждый готовил себе выдуман-ные истории, чтобы на всякий случай ее рассказать, в зависимо-сти от того, кто встретится и какие будут задаваться вопросы. Добрался Максим до станицы благополучно в полночь, теперь остается самое главное, надо незаметно попасть к себе в дом. Он решил проехать по выгону, свернуть на огороды и домой. Доехал он до соседского сарая, оставил за сараем коня, при-слушался, все было тихо. Где-то далеко лаяла собака, он про-шел через соседний двор в свой дом. Как только Максим открыл дверь в дом, он ощутил страшный удар по голове тяжелым предметом, похоже, это был удар прикладом винтовки. Максим замертво упал на пол, и тут же на весь дом раздался громкий, душераздирающий детский крик.
- Папка, родной мой, они тебя убили,- что было мочи закри-чал сын Максима - Павел.
99
- Молчи, гаденыш, а то и тебя прибьем. Нет, он должен ожить, хоть я его и сильно долбанул, но не стрельнул, а мог же, пока пусть еще немного поживет. Сейчас перетащите их в сви-нарник, там нет окон и двери на металлическом засове, а завтра мы их прилюдно расстреляем на выгоне, одного, как дезертира, заодно с ним и сына шлепнем, как сообщника, чтобы весь их род извести. Схожу я мужики к Семену, посоветуемся, а вы тут их посторожите, я все обыскал, ничего, нигде нет, а его я раздел и одежду с собой забрал, в одном нижнем белье пусть перед смертью покрасуется, - командовал старший по задержанию Максима.
Через некоторое время Максим пришел в себя, сын сидел рядом с отцом, слегка похныкивая и поглаживая его по ударен-ной голове.
- Папка, мой родной, слава Богу, живой. Они нас в свинарник перетащили, тут даже водички нет, - тихо хныкал Павел.
- Дорогой мой сыночек, здравствуй, мой родной, а где мамка? – тихо простонал Максим.
- Она за Доном, у бабушкиной сестры на хуторе, как только бабушку забрали, так она туда и переехала, а я без мамкиного спроса сюда пришел, чтобы тебя встретить, ты же не знал, куда мы с мамкой ушли, - тихо пояснил сын.
- Помоги мне, сынок, встать и слушай меня внимательно, все сделаешь, как я скажу, мы же с тобой, сын, казаки, должны при-думать, чтобы попытаться выбраться отсюда, чуть позже будет поздно, скоро рассвет, а перед рассветом самое темное время. Сейчас постучишь в дверь и попросишь воды, как только откро-ют, я наброшусь на них, а ты в это время беги на соседский двор. Там за сараем стоит мой конь, быстро вскакивай и скачи через огороды и выгон на другую улицу к речке, около деда Ни-киты всегда стояла лодка. Садись на эту лодку, оттолкнись от берега и ложись на дно лодки, лежи в ней, пока лодка не уда-рится в берег, ее все равно притянет течением к тому берегу. Если увидят тебя в лодке, убьют, - рассказал Максим сыну свой план действий.
- А как же ты, папка, без тебя меня мамка заругает, что я, не спросившись, от нее ушел? - тихо спросил сын.
- Убегать вдвоем сразу, да еще в одну сторону, сын, нельзя, перестреляют нас обоих. Ты через огороды, а я побегу в другую сторону, через калитку, на улицу и к речке, у нас, у казаков, одно спасение, это Дон. Почему мы большую часть на этой стороне реки, еще в старину приходили нас искать, а тут на пути речка, вот они и возвращались не солоно хлебавши, а сейчас среди
100
своих казаков навоза много, - с сожалением пояснял Максим сыну.
Сын Павел подошел к двери и громко постучал, за дверью никто не отзывался, он постучал еще громче, послышался шо-рох, но дверь оставалась запертой, видимо, прислушивались, что творится за дверью, догадался Максим и показал сыну ру-кой, чтобы он постучал еще раз. Сын со всего размаху заколо-тил кулаками.
- Чего тебе надо? – спросил мужик за дверью.
- Я пить хочу, дайте попить, - громко выкрикнул сын.
- Как тут твой батя, еще не сдох? – отодвигая засов и откры-вая дверь, спросил охранник.
В одно мгновение Максим бросился на охранника и повалил его, но на Максима навалился второй охранник и стал оттаски-вать его в сторону. Оба, стоя спиной к выходу из свинарника, свалились во двор, и Максим оказался сверху на охраннике.
Сын Павел помнил строжайший наказ отца, чтобы он сразу же бежал на соседский двор, не ввязываясь ни в какие драки, хотя, ему и было жалко отца, но наказ сильнее, да и помощник он был слабый. Сын пробежал за соседский сарай, прыгнул на коня и помчался через огород на выгон. По следующей улице он спустился к Дону и сел в лодку, оттолкнулся палкой от берега, лег на дно, и вода подхватила лодку, тихо понесла ее по тече-нию.
Максим, оказавшись сверху охранника, хотя и лицом вверх, слегка подпрыгнул, спотыкаясь и качаясь, пробежал через ка-литку и около дворов побежал в сторону реки, сказывалась сла-бость и кружение головы после удара. Хорошо, что их двор был рядом с речкой, только он свернул за угол забора, как в это вре-мя сзади прогремел выстрел. В предутренней тишине, после сильного удара по голове, выстрел из винтовки Максиму пока-зался выстрелом из пушки, в голове зашумело, ноги подкоси-лись. Слегка начинался рассвет. Максим добежал до лодки, ко-торая стояла тут же на берегу и, ухватившись за борт лодки, от-толкнулся от берега и приготовился прыгнуть в лодку, и тут про-гремел еще выстрел. Максим почувствовал сильный удар в спи-ну, руки ослабли, тело все обмякло и, скользя по лодке, тихо сползло в воду. Еще некоторое время, то ли от того, что пальцы рук были сведены судорогой, то ли было зацеплено нижним бельм за лодку, тело казака Максима тащилось по воде за лод-кой, а потом стало отплывать от лодки и тихо поплыло по Дону. На улице было уже светло, рассвет в полном разгаре, но солнце
101
еще не взошло. Тело Максима было далеко видно в белом ниж-нем белье, как его тащило вниз по течению Дона.
- Я же тебе говорил, что попал, так ты на меня орал, что я плохо стреляю, - смотря на речку, говорил один из охранников.
- Семен будет ругать, что убили его племянника не на вы-гоне, он обещал Максима расстрелять прилюдно, он это дело любит, когда с ним еще в жандармах служили, даже без дела все винтовкой махал да своей казачьей родословной носился, - забеспокоился другой охранник.
- Напрасно ты беспокоишься за этих казаков, вон, сколько их по Дону плывет. Вот за нашим трупом казака еще плывет один, а ближе к тому берегу - другой труп, так тот совсем голый, а наш, хоть в нижнем белье, хорошо, белое, далеко видно, - слег-ка улыбаясь, говорил бывший жандарм.
Как только лодка стукнулась о берег, сын Максима выглянул из нее. Вокруг никого не было, он быстро вылез из лодки и бегом побежал к хутору, где его мать остановилась жить у сестры све-крови.
- Где тебя носит, почему ты мне не сказал, куда ты пошел? – строго спросила мать у сына.
- Я был с папкой, - насупившись, ответил сын матери.
- Как с папкой? А где отец, где ты его видел, где он остался? – засыпала сына вопросами мать.
- Я встретил отца у себя дома, но там чужие дядьки ударили его по голове, он упал на землю и нас закрыли в нашем свинар-нике. Под утро я попросил воды, охранники открыли дверь в свинарнике, а папка с ними схватился драться. Раньше он мне строго наказал, чтобы я садился на его коня и ехал к Дону, а по-том пересел в лодку и лег в нее. Все я так и сделал, как папка говорил, переправился на этот берег, а на том берегу начали стрелять, как только перестали, так я сразу прибежал к тебе, вот всю правду тебе, мамка, я рассказал, - пояснил сын.
Мать внимательно слушала сына, потом подошла к нему, об-няла его крепко и, присев на скамейку, тихо заплакала. После гибели отца, матери, брата, сестры, у казачки Оли было много душевной боли. Казалось, что нельзя было уже сделать больнее человеческой душе, но высшие силы высоко, высоко наверху решили совсем иначе. По рассказу сына Оля поняла, что мужа она больше никогда не увидит и сейчас остается одно: во что бы то ни стало, надо найти его тело и предать земле.
Своих детей она отвела на другой край хутора, к дальней родственнице, и строго-настрого наказала никому не говорить, чьи это дети и никуда не отпускать их со двора, а сама переоде-
102
лась в старую одежду и пошла по хутору узнать, что же случи-лось с ее мужем Максимом.
В селах, в хуторах и станицах, чтобы узнавать, что же случи-лось за последние часы, дни, не надо долго ходить и спраши-вать у каждого встречного и поперечного, достаточно знать тех людей, которые все знают, что делается в округе. У них разбро-сан круг общения так, что эти люди, общаясь, узнают все одни из первых, это почтальоны, рыбаки, торговые работники. Спроси у них, что случилось, и тебе расскажут так, как будто ты был участником этих событий. Казачка Оля и направилась на берег Дона к одному из таких людей - к старому рыбаку деду Луке.
- Здорово ночевали, дедушка Лука, пришла спросить, не найдется ли старой казачке с детками рыбки. Хочется побало-вать себя и деток свеженькой рыбкой, - спросила Оля.
- До старой казачки ты еще не доросла, рано ты туда пода-лась, не торопись, старой еще побудешь, а вот молодой уже вряд ли. Старых я всех на хуторе знаю, и казачек, и крестьянок, сама-то чья будешь, - с прищуром, спросил рыбак.
- Да Матрены я дальняя родственница, вот приехала пого-стить и рыбки жареной захотелось, - ответила Оля.
- Матрену я хорошо знаю, еще в молодости на вечеринках вмести плясали. Рыбки я тебе дам и Матрену угостишь, так и скажешь: «Жених Лука угостил», может, вспомнит. На том бере-гу сегодня рано утром было неспокойно, какая-то суета была у казаков, в начале к берегу прискакал казачек на лошади, сел в лодку и поплыл к нашему берегу. Потом прогремел выстрел, гляжу в нижнем белье казак бежит, хотел сесть в лодку, а тут супостаты с берега еще стрельнули, и он мимо лодки упал пря-мо в воду донскую. Уже стало светать, мне было с кустов хоро-шо видно, как его течением по Дону потянуло, долго стояли на берегу супостаты, потом подошли к ним еще люди, поговорили и в станицу подались. Мне пришлось скрываться на берегу в ку-стах, увидели и меня бы убили, а чуть погодя, еще два трупа мимо меня проплыло. Да, казачьих трупов много по реке плывет в нынешнем году, - с сожалением высказался рыбак Лука.
- У меня убили супостаты мужа, подскажи, дед Лука, как найти своего казака среди этих плывущих трупов казаков по До-ну? – проронив слезу, спросила казачка Оля.
- Я сразу подумал, у этой молодой казачки не в рыбе дело, ой, не в рыбе. Скажу прямо, без утайки, никак ты его не найдешь, много их плывет, и в сети попадают, и в реке остают-ся, каких вытаскивают, тут же хоронят, далеко не отходят от бе-рега, так что напрасно не трать время. Придется тебе, казачка,
103
ходить к Дону и поминать своего казака прямо у реки, до самой своей кончины, - с грустью высказался рыбак Лука, подавая сум-ку с рыбой в подарок.
Старый казак Алексей - дед Максима пришел к своему сыну Семену к дому атамана. Здесь стояла охрана и в дом деда-казака не пустили.
- А, батя, это ты пришел сына проведать, пропустите старика, - дал команду Семен.
- Да, нет сынок, не проведать я пришел тебя, а поговорить с тобой по серьезному вопросу, - проходя во двор, сказал старый казак.
- Отец, будешь ершиться, разговора у нас с тобой не полу-чится. Проходи в дом, чую, ты на меня намерен шуметь, а этого никому не позволено слушать, - приглашая в дом, говорил Се-мен.
- Ну, что, сынок, вижу, ты начальником стал над нашей ста-ницей, придумали новые власти тебе новое звание – председа-тель Совета жителей станицы. Расстреляли атамана с сыном, жену и дочь сослали в Сибирь, а они там и померли, теперь можно занимать их дом, ты занял и его должность, они же тебе ее еще раньше сунули в руки, чтобы ты им помогал добывать власть.
- Не богохульствуй, отец, против новой власти Советов, хо-рошо, что мы с тобой одни, а то против таких речей есть одно средство, вон, на выгон. Меня законно избрал народ станицы, это у вас разделяют: казак, чужак, а у нас все проще, демокра-тичнее, просто, народ, - резко оборвал отца сын Семен.
- Знаем мы эту демократию, на своей шкуре испытали, вон сколько казаков положили, ты дом атамана занял, внука труп по Дону пустили плыть, знал бы, кто это сделал, своими руками бы застрелил. Два дня до выборов станичникам страху нагоняли, все угрожали, если не проголосуют за тебя, всю станицу в Си-бирь отправят, своих друзей-жандармов собрал, и проголосова-ли, вот тебе вся и демократия, - высказался старый казак Алек-сей.
- Жаль, что ты мой отец, а то за такие речи сам бы вот этой рукой расстрелял, еще раз прошу, отец, не гневи Бога, не за-ставляй меня грех на душу брать, - вставая со стула и расхажи-вая по комнате, говорил Семен.
- Тронешь вдову моего покойного любимого внука Максима - Олю и ее детей, клянусь Господом Богом, ты меня знаешь, сво-ей рукой голову тебе отрублю саблей, не посмотрю, что ты мой сын. Говорят, что в семье не без урода, вот в нашей семье ты и
104
есть урод. Всем брехал, что ездил в город на заработки, а сам в жандармах служил, теперь натащил их в станицу и в начальство с помощью их подался. Скажу тебе, станичники поклялись на иконе, не уйдешь ты с жандармами из станицы, тебя и жандар-мов на выгоне в бурьянах схоронят, не губи станицу, не дай по-гибнуть станичникам, их и так вон сколько полегло. Мимоходом недавно в станицу заезжал внук Дмитрий, забрал свою семью и подался на юг, как он сказал, к морю, вот и тебе советую, сма-тывай ты свои удочки и убирайся к своим детям, тем более, что они служат у красных при большом начальнике, там тоже будут раздавать чьи-нибудь дома, какие-нибудь должности, самое ос-новное, надо не опоздать, успеть захватить вовремя, - спокойно проговорил старый казак Алексей.
После этой встречи, через две недели, прошла бурная ночь в станице, начальство с вечера гуляло. Утром в станице стало тихо, только изредка раздавался собачий лай да скрип телеги станичников, не было разъездов начальства и его окружения на рысаках по станице. К обеду прошел слух среди станичников, что председателя Совета станицы - Семена, перевели на повы-шение в большой город Луганск. Он забрал всю свою свиту с собой, там служат его дети и Семена перевели к ним.
На следующий день приехал старый казак Алексей - дед по-койного Максима на хутор по левую сторону Дона, где жила вдо-ва Оля. За последний год дед Алексей сильно постарел, при-храмывал на левую ногу и говорил медленно, словно обдумы-вал каждое слово перед тем, как сказать.
- Здравствуй, здравствуй, моя дорогая внученька Оля, сразу скажу, что я приехал за вами, за тобой и за детьми, и без вас отсюда никуда не поеду. В храме при батюшке я от своего сына Семена и его детей - своих внуков отрекся. Просил Бога, чтобы он меня оградил во встрече с ними до самой моей кончины. Славу Богу, похоже, мою просьбу услышал Господь Бог, станица от них избавилась, хотя новая власть станице пришлет новое начальство, и снова изобразит демократию, но надо привыкать, видимо, это надолго, - философски размышлял дед Алексей.
Если бы приехал не дед Алексей, а кто другой, Оля бы не стала рисковать ни собой, ни, тем более, детьми, она сразу бы отказала. После небольших раздумий, Оля быстро собралась, погрузила детей и все свои пожитки в двуколку, на которой при-ехал дед Алексей, села сама, и поехали они в станицу, в свой дом.
105
- Надолго ли еду, новые власти придумают опять еще чего против казаков? – подумала казачка Оля, прижимая детей к се-бе.
С радостью вся Олина семья приехала к себе в дом. Старый казак помог внучке перенести вещи с брички, затопили печку, запахло жареным, детвора разбрелась по комнатам, стала иг-рать с любимыми игрушками, как будто никто никуда и не уез-жал.
Хорошо, что казачка Оля с двумя детишками никуда далеко не уехала из станицы, казаки и родственники помогали обраба-тывать ей казацкий надел, косили траву, помогали вывезти сено с луга, заготовить дров на зиму, убрать хлеб в поле, со всей этой работой на казацком наделе ей бы одной не справиться.
Вскоре, после гибели Максима, помер старый казак Алексей - глава большого казацкого семейства. Не выдержало сердце старого казака смотреть на издевательства новой власти над казачеством. Видимо, неведомо было им, что у каждого казака тоже есть отцы, дети, внуки, своя человеческая жизнь и свое человеческое сердце.
Казака Алексея хоронила вся станица, отнесли его с поче-стью на кладбище, там прогремели почетные выстрелы, как по-лагалось по старой казацкой традиции. Вся станица встала на защиту кладбища, когда на похороны старого казака старался попасть его сын Семен.
- Тебе и таким, как ты, ни живым, ни мертвым не место на нашем кладбище, - выкрикивали станичники.
Как Семен не старался попасть на могилу отца, его так и не пустили в станицу.
Трудно жилось одной казачке Оле с двумя детками, да и времена наступили очень неспокойные. В станице к весне не было чего есть, сын Павел ходил в церковно–приходскую школу, а младшенькая Маша была целыми днями с мамой, ей просто зимой не в чем было выйти на улицу.
Пришлось казачке Оле вспомнить, как она помогала своей бабушке Наде вылечивать казаков-станичников, к ней тогда хо-дили со всех близлежащих станиц Дона. Бывало, тогда еще де-вочка Оля выйдет во двор бабушки Нади, а он весь занят людь-ми из разных соседних селений. Вокруг дома, на улице, все бы-ло заставлено подводами, лошадьми, привязанными за забор, а народу во дворе сидело на траве столько, что негде было прой-ти к колодцу набрать воды. Каждый день за двором с утра стоя-ло много подвод, люди, ожидая своей очереди, кто спал на под-водах, а кто сидел на траве кружком и тихо вел беседы. Изредка
106
они подходили к выходу дома бабы Нади, когда из него выходи-ла очередная партия людей, уже побывавшая у нее на лечении, чтобы узнать, когда подойдет их очередь. Иным людям прихо-дилось оставаться на ночь около дома, баба Надя не успевала за время светлого дня всех принять и помочь их горю. Люди к ней приходили с разными бедами: у одного головные боли, до умопомрачения, у другого колики внутри живота, у третьего па-мять отшибло, словно, кто ударил по голове, и все из головы выскочило, и он бредил. Баба Надя всех внимательно выслуши-вала, потом своей помощнице - внучке Оле давала задание, ка-кой напиток из каких трав дать больному, а если не было приго-товленного настоя, давала напутствие девочке из какого сбора трав надо приготовить лекарство и подробно рассказывала, как и когда его пить. Иногда приезжали больные необычные, жалу-ясь на то, что он жил, жил нормальной жизнью, а потом с ним что-то случилось, он перестал спокойно спать, его тело стало, как вареное, он стал быстро забывать, куда идет, чем занимает-ся. В это время баба Надя всех провожала из хаты и оставалась с приезжим больным и своей помощницей внучкой Олей, кото-рая выполняла все указания своей бабушки.
- Э.. э, мил человек, да над тобой похлопотали черти-дьяволы, кому-то ты, молодой человек, дорожку перешел. Ты где-то на вечеринке был и самогонку пил, а ее не надо было тро-гать, да, и ходить туда не надо. Сейчас я тебе помогу, а другим разом уже не смогу помочь, да и вряд ли тебе тогда кто помо-жет. Мой тебе совет, надо тебе уехать из старого места на све-жее и не встречаться со своими обидчиками, и им будет спокой-нее, и тебе, - прикладывая руку на голову приезжего, говорила баба Надя, долго читая над его головой молитву.
- Внученька, Олечка, дай этому молодому человеку настойки, из той кастрюли, которая стоит в погребе. А ты, молодой чело-век, попьешь ее и обязательно все сделаешь так, как я сказала, и через пару месяцев приедешь ко мне. Только, чтобы никто не знал, а то ты у меня, а половина вашей станицы знает, куда ты поехал, и сейчас с тобой приехал нехороший человек, внима-тельно осмотрись вокруг себя, кто тебя окружает, - провожая молодого человека, говорила баба Надя.
Все это пришлось вспоминать казачке Оле в пришедшие тя-желые времена, когда она осталась одна с детворой, и ее жизнь, и детей, висела на волоске. В это время все зависело от нее, сможет ли она хоть чем-то заработать на кусок хлеба и не уме-реть с голоду, а выжить в это тяжелейшее время, наступившее в станице, да, похоже, и в стране.
107
В старом доме атамана находилась контора руководства станицы , и Оле разрешили забрать старые вещи ее предков. Не откладывая в долгий ящик, вдова собрала со всего чердака и всех уголочков дома все кулечки, пучочки трав, которые оста-лись от бабушки Нади, просмотрела все молитвы, все записи, которые сохранились после нее. Теперь оставалось молодой женщине самое главное: требовалось душевное спокойствие и надо было все вспомнить, что и как делала бабушка, как бы вой-ти в роль бабы Нади и начать прием больных людей. Многое передумала молодая вдова Оля о том, что сказать людям, как их пригласить к себе, как их заставить довериться ей, молодой женщине. Бабушка Надя была уже в годах, опытным врачевате-лем, некоторых спасла от смерти, многих вылечила, по стани-цам о ней ходили легенды, к ней стремились попасть на лечение с близлежащих станиц. После ее смерти все еще приезжали люди, а узнав о ее смерти, долго еще сожалели об этом.
- Но бабушка Надя когда-то тоже была молодой и мало чего знала, а потом ее выучила бабушка - моя прапрабабушка, так и ведется по нашему роду: один другого учит, так вот и я буду начинать лечить людей. Ведь я многое раньше переняла у бабы Нади, и постепенно буду дальше учиться, а потом, когда вы-учусь и буду старенькой, как баба Надя, буду лечить много лю-дей, - твердо решила молодая казачка Оля, сама себя убеждая вслух.
На следующий день, рано утром на выгоне, где большую часть станичников выгоняют скотину на пастбище, она повстре-чалась с односельчанами и рассказала о своей затее с лечени-ем. Многие станичники словно ждали, когда внучка начнет лече-ние по опыту своей бабы Нади, и с радостью восприняли изве-щение о лечении казачкой Олей. Хотя и прошло много времени с того момента, когда лечила баба Надя, но многие по станицам помнили хорошее лечение знаменитой казачкой и не только ду-ши, но зачастую и тела. Уже к обеду односельчане потянулись ко двору казачки Оли, вначале люди робко стучали в калитку, а к вечеру уже смело шли во двор, стучали в окошко, и заходили в дом, каждый со своей бедой. За услуги лечения, в знак благо-дарности, люди несли с собой казачке Оле разную еду: кто кар-тошку, кто муку, а иные несли и кастрюльку борща, а те, кто при-ходил с утра, приносили молоко, пирожки, блины, куриные яич-ки. Все в семье казачки было подспорьем для проживания ее и детям, а по сути, она спасала их от голодной смерти. Через ко-роткое время казачка Оля вспомнила все навыки лечения, пере-данные ей бабой Надей, а в свободное время от лечения ходи-
108
ла с детьми по окрестностям станицы собирать травы и расте-ния, необходимые для лечения. Постепенно к народному враче-вателю Ольге стали приезжать станичники из других станиц, люди ехали с разными болезнями, но больше всего с ранения-ми, переломами ног, рук, сказывались последствия войны, ре-волюции, гражданской бойни. Время настало тяжелое, врачей не было, лекарств никаких, да что говорить о лекарствах, когда приготовленных настоек из трав не хватало, казачке Оле прихо-дилось ходить собирать травы днем, а вечером и ночью лечить людей.
Голод бушевал во всех станицах, неурожай и отсутствие му-жиков по станицам привело к тому, что у людей поесть было не-чего, где не уродилось, а где уродилось, так собирать было не-кому. Людям нечего было взять с собой и поделиться с казачкой Олей в благодарность за лечение. Она лечила людей за спаси-бо и провожая до порога посетительницу, говорила, что спасибо - достаточная плата.
Из многочисленной родни казачка Оля еле уговорила одного родственника забрать к себе в большую станицу сына Павла, дома нечего было кушать. Кровью сердце обливалось матери, когда она приезжала к родственнику и видела, как тот эксплуа-тировал маленького ее сына в своем хозяйстве, летом до позд-него вечера Павел пас весь скот родственника, а зимой ухажи-вал за животными, зачастую не успевая ходить в школу.
Сын потомственного казака Максима - Павел не стал каза-ком, все изменилось за короткое мгновение, само казачество разогнали, многих казаков расстреляли, а еще больше разосла-ли по тюрьмам, на Урал и в Сибирь. Сама страна изменилась, то страшный голод в начале двадцатых годов, еще страшнее голод по всей стране в начале тридцатых годов, но и между этими пе-риодами люди не наедались досыта. Старший сын Павел разъ-езжал по многочисленной родне, которая разъехалась по огром-ной стране, и зарабатывал там немного средств на проживание, а младшая Маша оставалась с мамой - казачкой Олей. Так старший сын и вырос, проживая то у одного, то у другого род-ственника, редко бывая в отчем доме у матери, но, слава Богу, все остались живые, а ведь многие дети в других семьях за это буйное время перемен умерли с голоду.
Повзрослев, сын казачки Оли - Павел пошел работать в поле на тракторе, которые только что появились на полях станицы. Большие машины с сильно грохочущим двигателем было слыш-но и видно далеко за версту, когда они с большущими колесами медленно двигались по полю. В принципе жизнь молодого парня
109
до службы особо ничем не отличалась от тех лет казачества, как и тогда, так и сейчас, они находились большую часть в поле, только тогда на собственных казачьих наделах, а сейчас на чу-жих землях. Вначале он работал помощником у тракториста, назывались они прицепщиками, которые сидели на плугах и се-ялках и управляли глубиной пахоты и качеством посева, иногда им доверяли управление трактором. Жизнь в семье казачки Оли полегчала, сын стал ей хорошо помогать, его заработок облег-чил жизнь семьи, и по хозяйству в доме он помогал ухаживать за скотиной, косить траву, возить домой сено, дрова на зиму.
Так незаметно Павлу подошло время службы в армии. Направили его служить в танковую часть на далекую границу Дальнего Востока, к сожалению, не казаком, как служил его отец, и уже в совершенно другой стране. Раньше его отец - ка-зак проходил службу на границе юга. Максим разъезжал вдоль южной границы на рысаках, со своими казаками, до станицы бы-ло не очень далеко, теперь его сын Павел разъезжал на восточ-ной границе на танке, со своими однополчанами, те его звали «казак на танке». Отсюда до родной станицы было очень дале-ко, однако задача солдата Павла и его отца - казака Максима были схожи – защищать матушку Россию. Призывался Павел в армию мальчишкой, а прослужив положенное время, пришел домой уже взрослым мужчиной. За это время подрос, окреп, возмужал. По приходу из армии это был уже опытный водитель не только трактора, а любых марок боевых машин. Его с радо-стью приняли на машино-тракторную станцию под знаменитым названием в стране – МТС. За Павлом и еще за одним тракто-ристом закрепили колесный трактор, с огромными колесами, с большущими выступающими металлическими шипами на коле-сах. Вот так сын казачки Оли и казака Максима стал взрослым мужчиной, полноправным рабочим классом своей страны.
По неписаным законам донских казаков, клинок чести не пе-редается по родословной казачкам, честь их семьи должен бу-дет оберегать ее муж. Передается клинок чести от отца к млад-шему сыну, как, правило, родители и живут с младшим сыном до последних своих дней. Если умирает младший сын, клинок чести передается брату постарше перед младшим, и так он передает-ся по родословной, до последнего в семье казака. Дальше, если есть дети по мужской линии у кого из братьев, то тогда переда-ется клинок чести по той ветви родства. Но это было тогда, в той стране, при казачестве, а в этой стране клинок чести должен быть спрятан и тайно храниться в потаенном месте, как релик-вия, в той семье, где он есть. Изначально в казачестве по ста-
110
ницам все было предусмотрено старшим поколением казаков до мелочи, чтобы казак честь соблюдал и при необходимости мог ее защитить, а если казак уронил честь, клинок чести по реше-нию казацкого круга могли отобрать.
После прибытия сына Павла из армии его мать уединилась со своим семейством в зале дома, в святом углу, и в торже-ственной форме, перед иконой, вручила сыну Павлу семейную реликвию, переданную его отцом - казаком Максимом - клинок чести.
- Конечно, лучше бы отец вручил тебе сам, Павлуша, это оружие справедливости и сказал бы тебе при этом слова напутствия. Но, что поделаешь, сынок, раз отец не дожил до этих дней, я сама скажу необходимые слова в этих случаях, хотя я не очень хорошо могу говорить о мужских делах, но по прось-бе отца, как смогу, так и скажу. Знайте, дети, Павлуша и Маша, хотя и нет среди нас отца, но он неусыпно следит за нашими действиями оттуда, куда он ушел так рано. От имени отца, я пе-редаю семейный клинок чести нашему сыну, Павлу, это тебе сынок не шашка, которой можно махать, где не попадя, а оружие для защиты своей и семейной чести. Не каждый человек рискнет обесчестить вас или ваши семьи, жен и детей, зная, что у тебя есть клинок чести, который сможет наказать обидчика, посяг-нувшего на нашу честь. Не каждому, даже казаку вручали такое оружие, и не в каждой станице оно было одобрено казачьим кру-гом. В последнее время, боясь большой разболтанности ста-ничников, и что многие казаки, потерявшие честь, могут попасть под такую раздачу, круг воздерживался от такого решения, сове-туя атаманам, что надо изначально перевоспитать казаков в станицах, а потом разрешать им носить клинки чести. Но ваше-му отцу клинок чести вручили, как примерному семьянину и как смелому, честному казаку, и, уходя на службу царю-батюшке, отец твой, просил меня передать тебе, сынок, семейную релик-вию, чтобы ты смог передать своим сыновьям, а те передавать будут дальше по нашему роду казачьему. Когда ваш отец ухо-дил на службу царю-батюшке, тебя, Мария, еще и не было, но отец мне строго наказал: если родится казак, то передай ему клинок, а родится девка, тогда чтобы и ее честь защищал сын Павел. Пусть никогда не роняет сын нашей семейной чести, а кто на нее посягнет, пусть ее защитит семейным клинком чести сын Павлуша. Взяли и отобрали у нас казачество, как они сказа-ли, упразднили казаков, но честь казачья как была у нас в душе, так и осталась. Хотя она должна присутствовать у всех людей, и у казаков, и у крестьян, и рабочих, а если кто на нее посягнет,
111
пусть его накажет клинок чести, а если кто потеряет честь, пусть его накажет Божья кара, - торжественно высказалась по заве-щанию казака Максима мать Павла, и Марии.
До службы Павел встречался с казачкой Матреной, была она симпатичной девушкой, хорошо танцевала, всегда участвовала в вечеринках, но уж больно часто Матрена высказывала сожа-ление о том, что Павлу еще предстояло идти на службу.
Его невеста Матрена, с которой он встречался до службы, вышла замуж и куда-то уехала, и мать - казачка Оля стала под-бирать ему невесту в станице из казачек.
Однажды Павел поехал молоть зерно на муку в тот хутор, ку-да они с отцом и с казаками давно, еще мальчишкой, ездили на мельницу, и там Павел случайно увидел молодую девушку, ко-торая с мешком зерна и со своей матерью стояли в очереди на помол.
- Если вам молоть один мешок, то я вас пропущу, думаю, крестьяне не заругают за один мешок, -сказал Павел, помогая девушке и ее матери перетащить мешок зерна к помолу.
- За помощь спасибо, но мы на одной подводе с другими од-носельчанами, придется все равно ждать остальных ехать на наш хутор, - высказалась девушка.
- Самое основное помолоть, а потом видно будет, что даль-ше делать, - по-хозяйски рассуждал Павел.
У Павла тоже было немного зерна, и все помололи зерно быстро, а односельчане девушки были еще далеко в очереди на помол.
- Вы езжайте к себе в станицу, а мы с мамой подождем под-воду из нашего села, односельчане сказали, что придется оста-ваться на ночь, сегодня могут не успеть, - пояснила девушка.
- Если недалеко, давайте я вас довезу, а потом поеду домой, мне торопиться некуда, сегодня в станице нет ни танцев, ни пе-сен. Меня зовут Павел, а как тебя зовут красавица, - предложив свои услуги девушке, спросил Павел.
- Меня зовут Аня, а это моя мама, она на этом хуторе была в гостях у своей старшей дочери, мы из хутора Дубовое, здесь недалеко, может, слышали? – спросила девушка.
Что-то далеким отдалось в памяти Павла, но вспомнить, ко-гда, и как это было, он не мог.
- Где-то что-то слышал, а вспомнить не могу, вот отвезу вас и буду знать, где вы живете, - садясь в подводу, говорил Павел.
Проехав немного до хутора, Павел все чаще и чаще стал смотреть на дорогу и вспоминать, что он вроде бы здесь был, но сомневался, хорошо не помнил. Когда завернули по улице и по-
112
ехали вдоль пруда по хутору, то у него не было сомнения, что когда-то он в этом хуторе был с отцом. Не доезжая до своей ха-ты, Аня соскочила с подводы и тихо сказала:
- А вот и наш дом, помогите мне выгрузить мешок с мукой, - попросила девушка.
В ряду домов на улице стоял хороший дом, с новой соломен-ной крышей, забор был в хорошем состоянии, и калитка открыта. Павел взял мешок с подводы и собрался занести его во двор, но тут ему Аня неожиданно перегородила дорогу, и Павел уронил мешок на землю около калитки, чуть не сбив девушку с ног.
- Здесь и оставь мешок, потом мы сами занесем, - попросила Аня.
- Да, мне не тяжело, я бы его и в сарай занес, - отходя от ка-литки, говорил Павел.
Мать подошла к дочери и тихо спросила:
- Доченька, зачем ты это сделала?
- Я не хочу, мама, чтобы парень видел нашу хату-халупу, - тихо ответила дочь матери.
Но Павел и не мог услышать их разговор, он разворачивал подводу, запряженную лошадьми, в обратную дорогу.
- С вашего разрешения, я к вам забегу в гости, - улыбаясь, крикнул Павел с подводы.
- Да хоть завтра, только приходи в клуб, к дому не приходи, отец очень строгий, меня заругает, - ответила Аня, стращая парня.
На следующий день Павел после работы переправился лод-ке на тот берег реки, прошел пешком порядка трех километров до хутора Дубовое.
- А где у вас клуб? – спросил он у прохожего.
- Вон та хата и есть клуб, - показывая на стоящую невдалеке хату, ответил мужчина.
Хутор был небольшой, народу в хате было несколько человек – девчонок с ребятами. Все сразу обратили внимание на посто-роннего парня. Вскоре в хату зашла Аня, сразу же к ней подо-шел один парень и хотел ее взять за руку, но она увернулась от него и подошла к Павлу.
- Ну, здравствуй, все же ты пришел к нам на хутор, а я все думала: придешь ты или нет, - внимательно рассматривая Пав-ла, говорила Аня.
Одет он был также, как и вчера, в солдатской форме, только сегодня форма на нем была новая, выглядел он в ней солидно и мужественно, все присутствующие ребята были моложе его и выглядели против Павла подростками. В клубе было не очень
113
весело, как раньше, это были уже не те вечера, после граждан-ской войны народу в хуторах намного поубавилось, и люди были пасмурными и невеселыми, видимо, сказывалась потеря близ-ких и неопределенность в жизни. Молодой человек, который ра-нее подходил к Ане, попытался разобраться в сложившейся си-туацией с Павлом.
- Ты бы шел к себе в станицу, казак, и там приставал к своим девкам, а со своими девками мы разберемся сами, - громко вы-сказался парень.
- Вот на какой девке женишься, тогда и командуй над ней, а я свободная девка и с кем хочу, с тем и буду встречаться, - тут же подойдя к парню, громко сказала ему Аня.
И подошла она к Павлу, тихо предложив ему пройтись по ху-тору, она ему покажет и пруд, и сам хутор.
- Ты же, Павлуша, ни разу не был в нашем хуторе, вот я тебе про него расскажу и покажу. В этом хуторе я родилась и живу все время, никуда не выезжала, раньше пруд был большой, го-ворят, когда-то здесь текла речка и впадала в Дон, но это было давно, не при мне, - проходя возле пруда, рассказывала Аня.
Павлу казалось, что он это где-то слышал, как во сне, а мо-жет ему это казалось, ведь похожих хуторов много. Но проходя мимо наклонившейся в сторону пруда хаты, он немного постоял и посмотрел на нее: старая солома на крыше, низкий вход, что-бы зайти в хату надо сильно наклоняться…
- Прямо, какое-то наваждение, я иногда смотрю и уверен, что был здесь, в другую сторону посмотрю, нет, никогда я здесь не был.
Пройдя около сильно заметной своим убожеством хаты, они подошли к той, около которой вчера Павел выгрузил мешок с мукой.
- Вот я и пришла домой, все, до свидания, встретимся в вос-кресенье в клубе, - попрощавшись, сказала Аня.
- Я обязательно приду, - пообещал Павел и быстрым шагом пошел к Дону, ему надо еще пройти три километра и перепра-виться через Дон.
Через некоторое время из дому вышла девушка.
- Удивляюсь я тебе, подруга, водишь ты парня к моему дому, а когда он узнает, что твой дом вот та покосившаяся халупа, что скажешь ему? – спросила подруга Аню.
- Не знаю, что я ему скажу потом, но сейчас мне стыдно ему сказать и показать свой дом, понравился мне парень, а увидит, в какой я хате живу, может больше не прийти, - пояснила Анна.
114
- Если полюбит, Анюта, то придет, недаром говорят, что с милым рай и в шалаше, - пояснила подруга.
Напрасно Анна стращала Павла присутствием отца в доме, чтобы не подходить к ее хате, на самом деле отца похоронили давно, несколько лет назад. На следующей встрече она подо-шла к своему дому и показала его Павлу, какой-никакой, а он был ее родной дом.
- Дом, как дом, у каждого свой родной дом и роднее его не бывает, а нам с тобой, Аня, в нем не жить, мы наживем себе дом хороший, красивый, чтобы можно было нашим детям им гор-диться, - спокойно говорил Павел при показе девушкой своего дома.
То-ли он вспомнил тот дом, к которому приезжал с отцом ма-леньким мальчишкой, то-ли от того, что сильно любил Анну, ее хата не показалась Павлу сильно плохой, недаром же говорят: когда человек сильно полюбит, то ему все становится прекрас-ным.
Как бы мать ни старалась подбирать сыну казачку, он в это же время втайне встречался на хуторе за Доном с полюбившей-ся ему девушкой Анной. Немного погодя, он все-таки объявил матери, что женится не на казачке, а на крестьянке Анне из ху-тора Дубовое, что находится на левом берегу за Доном.
Свадьба Павла с Анной была скромной, никаких казацких традиций не соблюдалось. Поначалу мать в отместку того, что сын женится не по ее воле, грозилась вообще не присутствовать на свадьбе, но потом, из-за боязни большой огласки в станице и осуждения станичников, она собрала на стол в доме еды и вы-пивки. Когда Павел с Анной пришли после записи в сельсовете, за столом собрались родственники Павла, и с хутора пришли мать Анны с двумя ее сестрами.
Появление чужой девушки да еще не казачки в доме потом-ственных донских казаков мать приняла очень болезненно. Пер-вое время она даже настраивала сына на развод, говоря:
- С этой простой крестьянкой разведись, а женись на казачке, которую я тебе уже подобрала.
Сын спокойно выслушивал мать, но все делал по своему ду-шевному состоянию к Анне.
- Мама, ты же сама мне говорила, что в нашем казачьем роду не было ни одного развода между поженившими парами, как бы не было тяжело в жизни, а все доживали вместе до гробовой крышки. Странно, а мне ты советуешь развестись с законной женой, а потом снова жениться на другой, это уже разврат. Если
115
так пойдут дела, так у меня и клинок чести отберут, который ты мне вручила от отца, - шутя, укорял Павел мать.
- Так то, сынок, было при казачестве, а сейчас никто у тебя клинок чести не отберет, некому отбирать, казаков нет. Тогда пары были казацкие, а здесь совсем другое дело, ну, ошибся, женился на крестьянке, разведешься и женишься на казачке, - наседала мать на сына.
- Вот именно, мама, совсем уже другая жизнь, другое время и другая страна, и я уже другой - не казак. Взял я себе в жены Ан-ну, пусть и не из казачек, но я не ошибся, а женился на любимой девушке, мама, я ее действительно сильно люблю, и проживем мы с ней столько, сколько нам отведено Богом, и ни минутой меньше, - серьезно закончил разговор Павел.
После того, как мать взяла из дома испеченный хлеб моло-дой женой Анной и понесла по станице, рассказывая каждому встречному и поперечному о том, что хлеб, который испекла же-на Павла – не казачка, сырой и невкусный. Этим самым она хо-тела настроить хуторян против жены Павла и самого сына про-тив своей жены-не казачки, и принудить его развестись с ней. Павел не пошел на поводу у матери, даже и не помышлял раз-водиться со своей женой Анной, а молча погрузил немудреные пожитки своей семьи и поехал выбирать себе новое местожи-тельство. Мог бы перевезти семью в другое село, откуда была его жена, но, по старой казацкой традиции, жить казаку в доме жены, как говорят, в приемышах или в примаках, было позором, но он заверил Анну, что они будут жить в другом хорошем доме.
Через некоторое время Павел с семьей переехал в пригород города, стоящий выше их станицы, вверх по Дону. Там была центральная контора МТС, где и работал Павел.
Через некоторое время у Павла с Анной родился сын - про-должение рода потомственного донского казака Максима, кото-рый ушел на службу царю-батюшке, попал на войну и все стре-мился вернуться в родную станицу, к семье и к молодой жене Оле. Но потом гражданская война, так и не вернулся казак в станицу, в родной дом к своим родным и близким, а сложил буй-ную головушку казак молодой в водах родного Дона за родную землю.
Первенца назвали Алексеем, в честь прадедушки, который был старшим в большой казацкой семье, такова казацкая тра-диция. Прадед Алексей, глава семьи, долгое время командовал в станице большой казацкой семьей, до последнего своего вздоха. Все родственники казаки слушались и почитали старше-го казака Алексея.
116
Вскоре в семье родилась дочь, назвали ее Верой в честь не-давно умершей у Анны бабушки. Девочка была желанным ре-бенком, жена Аня постоянно просила Бога о рождении именно девочки и всем при разговоре говорила, что у нее родится доч-ка. И вот девочка благополучно родилась, здоровой, красивой, а для матери красивее детей не бывает, чем собственный ребе-нок.
После долгой, морозной зимы наступила поздняя весна, но она сразу вступила в свои права, и на улице стало по-летнему тепло, но эта теплота была обманчива. Аня все посматривала на улицу и прикидывала, когда же она сможет поехать к своей матери показать желанную доченьку, ведь ей скоро исполнится годик, а бабушка до сих пор ее не видела. Автобус довез Анну до соседнего хутора, ей с дочкой надо было еще пройти около трех километров, чтобы добраться к бабушке. Посредине прой-денного пути, у края дороги, на песчаном бугорке рос ракитовый куст, солнышко светило, хорошо пригревая. Аня остановилась под ракитовым кустом, раскутав дочку из одеяла, положила ее на подстилку. Девочка была мокрая от жары под одеялом, Аня ее еще раскрыла и, блаженствуя на солнышке, сама присела рядышком. Из-за тучки подул легкий ветерок, чуть погодя, Аня завернула дочь в одеяло и
И пошла дальше. Радость была большая у бабушки при встрече с дочерью и внучкой. В хате было тепло, мать Ани на всякий случай протопила печку, вдруг похолодает на улице, а внучке не должно быть холодно у бабушки. В начале девочка играла с бабушкой, а к вечеру девочка заметно стихла, лицо ее покраснело, глаза стали красными. Аня взяла девочку на руки и ужаснулась: она вся горела, температура была такой высокой, что без термометра было ясно - у ребенка страшный жар. Це-лую ночь мама и бабушка, не смыкая глаз, просидели у постели девочки.
- Хотела я побыть у тебя, мама, денька три, но надо ехать домой, похоже, Верочка простыла, по дороге я ее раздевала, она в одеяле была мокренькой, хотела ее освежить, видимо, передержала на ветерке лишнего, поеду домой, там подлечим, - с горечью высказала свое предположение Аня.
- Как только выздоровеет внученька, так сразу приезжайте ко мне, береги ее, нашу родненькую, славную дочурку, мою вну-ченьку, я по ней буду сильно скучать, - просила бабушка свою дочь.
- Конечно, мама, как будет Верочка здорова, так сразу мы с ней приедем к тебе, - садясь в автобус, пообещала Аня.
117
Мать проводила дочь с внучкой на автобус и еще долго стоя-ла на обочине дороги и махала рукой, пока автобус не скрылся из виду.
Дома к вечеру девочка потеряла сознание, какие настои трав рекомендовали соседи, знакомые, все Аня быстро готовила и поила Верочку. На следующий день Аню с девочкой положили в больницу, но и там здоровье ребенка не улучшалось, темпера-тура тела была постоянно высокой, и она по-прежнему была без памяти. Ровно через неделю, не приходя в сознание, девочка перестала дышать, она умерла тихо, и в этой тишине раздался надрывный стон матери девочки Веры. Анна никак не могла по-нять, как же так несправедливо устроен мир, что единственную, любимую доченьку, которую она очень ждала, так быстро за-брали у нее на небеса.
Молодая Аня не могла знать, что страна после страшных по-трясений, таких как революция и гражданская война, еще не оправилась от них и не успела подготовиться к помощи матерям сохранять детей. После таких потрясений, когда один другому готовы были перегрызть горло за власть, и чтобы выжить само-му, в стране нечем было лечить ни взрослых, ни детей.
В семье Павла родился еще один парень, его назвали Мак-симом, в честь отца, таков был казацкий обычай: в память об ушедших имена давали новорожденным.
На высоком уровне власть старалась, чтобы люди забыли о казачестве, отобрали казацкие наделы, казаки остались без средств к существованию. Но в казацком семейном кругу все было у казаков в крови, все обычаи и традиции передавались из поколения в поколение и старались все переданное дедами вы-полнять и сохранять. Разогнали казачество или сократили, или упразднили, сразу и не поймешь, что же с ним было сделано в стране, но то, что нарушили всю структуру сохранения и отстаи-вания людской чести, это было сделано бездушно и жестоко. Не только было брошено в прошлое само казачество, но власти старались, чтобы в станицах не соблюдались православные обычаи и нравы казаков, развалили храмы во всех селах, хуто-рах и станицах, чтобы люди не только не вспоминали о клинке чести, но и сама честь была бы забыта. Изначально народ надеялся, что честь – это родословная всей страны и также бу-дет соблюдаться, как и родословная в любой семье, по всей стране. Люди думали, что в каждой семейной родословной бу-дет блюстись честь, и кто на ее посягнет, их потомок сумеет ее защитить законными основаниями, и не будет такой необходи-мости пользоваться клинком чести, он не будет нужен. Он будет
118
оставаться в семьях, как реликвия, как память о прошлом, об ушедших из жизни честных казаках. Но напрасно народ надеял-ся на сохранение чести, как в семье, так и в стране, все святое постепенно рушилось.
Семейная реликвия казака Максима - клинок чести хранился в знаменитом казачьем сундуке, который по семейной традиции достался сыну Павлу. В царское время такой сундук вручался казаку при службе в царском полку. Привез его казак Максим - отец Павла, со службы царю-батюшке, когда он был в станице с короткой побывкой, словно знал, что ему побывать в родной станице и в семье, больше не суждено. Сундук был деревянный, светло-голубого цвета, с красивым медным замком на крышке, на которой, с внутренней ее части, вверху, был изображен царь, а в разные стороны от него отходили стрелки. А дальше по стрелкам были изображены все родственники царя, правящие Россией до него. Картина на внутренней стороне крышки сунду-ка была раскрашена в разные яркие краски и наглядно показы-вала всю родословную царя.
Когда проходят годы, кажется, что они тянутся медленно и нудно, а когда они ушли в далекое прошлое, то вспоминаются не такими суровыми и тяжелыми. А когда проходит жизнь, то про-шлые годы, кажутся, промелькнули одним, каким-то скоротеч-ным мгновением и нет в этом времени ничего плохого и тяжело-го, а в мыслях это прошедшее время вспоминается только хо-рошими и радостными событиями.
Как бы тяжело не было казачке Оле воспитывать одной двоих детей, за все время своей жизни она ни на одну секунду не за-думывалась предать своего любимого мужа - казака Максима и выйти замуж за другого мужчину. Она приняла все тяготы жизни на себя в те далекие тяжелейшие годы своей жизни и ни разу не пожалела об этом. Самое главное, что ее совесть была чиста перед своим суженым мужем и перед Богом, которым она кля-лась на алтаре храма быть своему мужу верной до гробовой доски. И казачка Оля с честью сдержала данное слово мужу Максиму и Богу.
После отъезда сына Павла из отчего дома мать Оля пожила одна, а потом переехала в семью своей младшей дочери Марии, которая вышла замуж, и когда дочь родила подряд троих дево-чек, мать стала ей хорошей помощницей. У сына в гостях она была редко, все время помогала по хозяйству дочери, да и не могла простить ему его самовольства, нарушение казацких обы-чаев, традиций, женитьбы не на казачке, а на крестьянке, как
119
ему приказывала мать. По казацким заповедям, по христианским канонам непослушание родителей - это большой грех.
Но тут грянула война еще похлеще той, которую пережил народ страны и станичники, на которой погиб отец Павла - Мак-сим. Главу семейства Павла на фронт еще не забрали, он был в резерве на работах по уборке урожая. Но как только весь уро-жай был убран, Павлу сразу же пришла повестка, жену с сыном он привез из роддома за два дня до отправления на фронт.
На войну Павла провожала уже большая семья: жена Анна с тремя их сыновьями и больная старушка - мать Анны, бабушка Настя, помогавшая дочери управляться с детьми. Проводить на фронт Павла пришла и сестра Мария с мужем и тремя девочка-ми, пришла и его мать - бабушка Оля, державшая двух дочерей Марии за руки. Дети двух семей лежали в люльках вокруг бабу-шек и Марии, дети побольше вертелись среди взрослых, а жена Павла - Анна все не переставала разговаривать с мужем, как бы отвлекая и успокаивая его и себя.
- Ничего, Павлуша, береги себя и нас не забывай, ты вер-нешься с войны целым и невредимым, а я справлюсь с ребят-ней, мне же моя мама поможет. Вот тебя кто сохранит, кроме Бога одного? Мы все будем за тебя молиться, храни Боже, раба твоего Павла, – рыдая, приговаривала Анна.
Смотреть на картину проводов без слез было невозможно, старенькая женщина держала за руки двоих маленьких ребят, а они держали за подолы одной рукой бабушку, а второй подол юбки матери, повисшей на плечах у мужа.
В первые месяцы войны Анна родила сына, в честь мужа, по традиции, назвали его Павлом, никто ведь не знает, что может случиться с мужем на войне, не дай Бог чего, а дома есть защи-та.
Прошло совсем немного времени после проводов потом-ственного казака Павла на войну, как его жена Анна получила извещение о тяжелом ранении мужа, который лежал в госпитале на железнодорожной станции, недалеко от их городка на Дону. Жена Анна, не раздумывая ни единой секунды, бросила трех малышей и все большое хозяйство семьи: корову, теленка, сви-нью, кур, - на попечительство своей старой матери, и, собрав в сумку кое-какую еду, поехала в госпиталь к раненому мужу Пав-луше. Сколько и как Анна добиралась до мужа на перекладных подводах, машинах, а где и пешком, одному Богу известно. Можно только представить: вокруг война, хотя грохот слышен издалека, но наши войска отступают, дороги забиты войсками, отступающими на восток, а женщина, устремленная одной един-
120
ственной мыслью, как можно быстрее проехать на запад, чтобы успеть добраться до госпиталя и увидеться с еще живым мужем. И она успела. Анна зашла в палату госпиталя, переполненную ранеными солдатами и забинтованными кто меньше, кто боль-ше, но Анна подошла именно к своему мужу Павлу, лежащему на матрасах, уложенных рядком на полу. У Павла была забин-тована голова, от горла до самого верха, живот и ноги тоже бы-ли забинтованы, говорить он не мог. Она у врачей узнала, что у ее мужа прострелена шея, пуля прошла на вылет в миллиметре от горла, вторая пуля прошла в бок живота на вылет, а осколка-ми от гранаты порезало ноги. Падая при ранении, Павел еще сильно ударился головой о кирпичи.
На следующий день в палате обо всем ей рассказал один из солдат, который был вместе с Павлом в том бою.
- Мы зашли с одной стороны здания, а другие наши солдаты зашли с другой стороны, чтобы окружить немцев, а те расстре-ляли наших солдат, выскочили на нашу сторону и на полном ходу открыли по нас огонь из автоматов, да еще гранату кинули. Как мы успели немцев убить, я сам не помню, что было в руках, все шло в ход, стреляли, кидали гранаты, дрались врукопашную, но часть ребят погибла, часть остались живы. Нам с Павлом вроде повезло, остались в живых, и вроде не повезло, что нас ранило, меня чуть меньше, Павла зацепило больше, - рассказы-вал солдат о том, как было дело в бою.
- Ничего, родненькие, побудете в госпитале, подлечитесь, главное, что остались живы, слава Богу, а остальное все попра-вится, мы же, женщины, остались дома смотреть за детворой, ждем всех живыми и здоровыми, радость вы наша и защита, - успокаивала Анна не только своего мужа, но и всех раненых солдат.
Через несколько дней Анна помогла медсестрам погрузить мужа в санитарный вагон, который отправлялся вглубь страны, забитый ранеными солдатами, а сама отправилась в обратный путь домой, надо было торопиться, там ведь трое малых деток и большое домашнее хозяйство на попечении ее старенькой ма-тери. Добралась она домой за несколько дней, последние кило-метры прошла пешком. Была глубокая ночь, когда она зашла в хату. Дети спали, ее встретила старенькая мать, рассказала местные новости.
- Все жители пригорода уехали в эвакуацию в село, которое расположено около леса, дальше от линии фронта. Линия фрон-та, говорят, будет проходить вдоль Дона, наши будут находить-ся на левой стороне реки, а немцы - на правой. Здесь оставать-
121
ся опасно, стрелять будут, меня с детворой тоже хотели вывез-ти, а куда я с ними поеду, когда хозяйства полный сарай, - жало-валась мать дочери.
Еще немного пошептались мать с дочкой и легли поспать, а то в окне уже начинало сереть, ночь вот-вот уступит свои права утру. Прошло несколько минут, как они легли, и вдруг послы-шался тихий стук в дверь, чуть погодя, вроде кто-то скребся тихо по стеклу окна, и слабый стук послышался вновь. Анна вышла в коридор к двери и прислушалась, стояла тишина.
- Кто там? – тихо спросила она.
- Мы, русские солдаты, не бойся нас, хозяйка, подскажи, по-жалуйста, немецкие солдаты в селении есть? – тихо, еле слыш-но, спросил мужской голос с той стороны двери.
Анна отодвинула засов и открыла дверь, перед ней стояло трое мужчин, одетых в маскировочные накидки, она поняла, что это наши разведчики.
- Немцев в селении нет, а люди выехали в эвакуацию, никого здесь нет, только мы с матерью и детворой остались, - пояснила Анна старшему группы.
Через секунды солдаты растаяли в утреннем тумане, они сильно торопились, светало быстро, день вступал в свои права, скоро на улице будет совсем светло.
Анна сегодня встала попозже, в дороге сильно устала, под-нялась с кровати вместе с детьми, ее мать уже хлопотала у печ-ки, пекла блины. Немного прибравшись в доме, Анна вышла во двор, и ахнула: за их сараем было установлено два орудия, ря-дом на огороде солдаты копали окопы, за соседским сараем устанавливали еще два орудия, четверка лошадей подтаскива-ла по одному орудию к сараю. К обеду в дом пришел командир, осмотрел комнаты.
- Принимай шестерых солдат, хозяйка, на постой. У меня от-мечено, что эта хата пустая, а тут полно детворы и женщин, ну, ладно, в тесноте, да не в обиде, но если начнется стрельба, придется вам всем отсюда уезжать, - предупредил лейтенант Анну.
Солдаты уходили с утра на передовую и только поздно вече-ром собирались в доме на ночевку. Прошло несколько дней, с правой стороны Дона начали со свистом прилетать снаряды, видимо, на той стороне немцы окапывались в землю, а теперь начали стрелять по населенным пунктам. Недалеко от дома Ан-ны снаряд с той стороны реки угодил прямо в дом, вся сторона дома, обращенная к реке, была развалена, и дом держался на трех стенках. Чаще всего громыхало в стороне леса и сада, где
122
были сосредоточены основные силы наших войск. Из селений солдаты мало стреляли в ту сторону, где расположились немцы, не привлекая внимания туда, где были селения. Наши солдаты стреляли по высоким меловым возвышенностям на правом бе-регу реки, по наводке разведки, где и находились основные си-лы противника.
В этот день громыхать начали с утра, в начале были редкие пушечные выстрелы, а потом загремело все чаще и чаще. Об-стрел шел больше по лесу и саду, изредка снаряды залетали в жилые районы. В огороде Анны снаряд разорвался ближе к обе-ду, громыхнуло так, что задрожали стекла в домах, а в голове и ушах несколько минут стоял шум. Анна выскочила из дома и бросилась собирать ребят, хорошо, что они во время взрыва играли во дворе, хотя часто они бегали в огороде.
- Да, Господи, да, Боже мой, дети, скорей идите домой, в ха-ту, к бабушке, а я сейчас запрягу корову в бричку и будем уез-жать отсюда туда, куда уехали все односельчане, - бегая по двору, собирая разные кастрюли и сковородки, причитала Анна.
Подумать и сказать можно быстро, а вот собраться да еще с тремя маленькими детишками и старенькой матерью гораздо тяжелее. Анна и раньше подумывала уехать в село, куда уехали все жители их улицы, но как только обстрел немцы заканчивали, она отъезд откладывала. Уж больно не хотелось уезжать из до-ма, думая, что сейчас обошлось, может обойдется и дальше. Но теперь она поняла, что может случиться непоправимое, о чем потом придется жалеть всю оставшуюся жизнь. Собрались к ве-черу, сзади сидела мать Анны с малыми ребятами, укутанными одеялами, а Анна, взяв повод от коровы, привязанный за шею, шагала впереди своего одиночного обоза, запряженного коро-вой. Когда выезжали со двора, вся бричка скрипела, как будто кряхтела. Картина была удручающая, некоторые солдаты, вер-нувшись с передовой, с грустью смотрели на это жуткое зрели-ще, как молодая женщина пыталась управлять непослушной коровой, не привыкшей ходить запряженной в телегу. Со слеза-ми на глазах они советовали отложить поездку, но Анна, вспом-нив о взрыве и звоне стекол в окнах дома, об этом не хотела и думать. Ей семья, дети были дороже ее собственной жизни. Вы-ехали за село, корова, немного обвыкнув к привязанной бричке, стала спокойнее идти по дороге, по которой вела ее хозяйка. Шли медленно, дорога извивалась по полям и, казалось, что ей не будет ни конца, ни края. Изредка останавливались, ребята то один, то другой просили поесть и попить. Ближе к полночи все угомонились и уснули крепким сном, и в это время что-то попало
123
под заднее колесо, бричка сильно подскочила и со всего разма-ху рухнула на правый бок на землю. Анна со страху подбежала первым делом к детям, крепко спящим в бричке с бабушкой, все живы. только были сильно наклонены в одну сторону.
- Что там случилось? – тихо спросила мать Анны.
- Сейчас посмотрю, колесо развалилось или соскочило, - по-яснила Анна, подходя к правому заднему колесу.
На оси телеги правого колеса не было и рядом обломков ко-леса не валялось, ось телеги, соскочив с колеса, уперлась в землю и немного протащилась, сделав глубокую борозду. Анна прошла немного назад, колеса не было видно, она прошла впе-ред, надеясь, что колесо соскочило и прокатилось чуть вперед, но там его тоже не видать, темень была страшная, как говорят, хоть глаз выколи, вдалеке были слышны завывания волков.
- Колеса не видно, куда оно закатилось, не пойму, если бы рассыпалось, были бы обломки, значит, где-то оно целое, начнет рассветать, потом я его найду. Сейчас буду выгружать вещи из брички, а потом попробую поставить колесо на место, - пояснила Анна матери.
Мать была тяжелобольной, но все равно попыталась встать с брички и помочь дочери.
- Мама, лежи с ребятами, я сама постараюсь поставить коле-со на место, - успокаивала Анна.
Хотя сама понимала, что ей одной не удастся поставить ко-лесо на ось, нужно было поднять бричку на высоту отверстия колеса и вставить колесо на ось. Одной ей сделать это не под силу. Выгрузив из брички домашние вещи, Анна стала искать укатившееся куда-то колесо. Постепенно начало светать, восток малу-помалу все больше светлел, стали видны очертания стоя-щих вдоль дороги деревьев. Она прошла вдоль дороги, колеса нигде не было, удалилась ближе к лесополосе и увидела, что колесо лежало в траве среди росшего кустарника.
- Захотела бы спрятать, так бы и не получилось, а здесь само колесо закатилось так, что с трудом нашла, - приговаривала Ан-на, выкатывая колесо на дорогу.
Она подкатила колесо к бричке и стала решать, как же его можно одной поставить на место. Надо было чем-то поднять за ось всю бричку, а потом поднять колесо и надеть на ось, но по-том еще надо найти железный штырь или проволоку и вставить в отверстие оси, чтобы колесо снова не соскочило, и все это надо было проделать одной женщине. Анна стояла около брички и мысленно прикидывала, как это все можно было сделать. Ко-рову она распрягла с брички и привязала за дерево в лесополо-
124
се, она спокойно щипала траву, дети спали в бричке. Будущие три мужчины сейчас ей не помощники. Мать лежала около де-тей, стараясь хоть словом помочь дочери, она была совсем больна, и Анна запрещала ей вставать из брички. Делать было нечего, ждать посторонней помощи в эту пору было неоткуда.
После восхода солнца все движение на дорогах замирало, с высокого правого берега Дона было хорошее обозрение, а там расположились батареи немцев, итальянцев, мадьяр, и каждого, кто осмеливался выезжать на дороги, они обстреливали.
Анна пошла в лесополосу и стала разыскивать толстую, длинную палку, которую можно было использовать в качестве шеста для подъема брички. Чуть в стороне от брички она нашла засохшее деревце, как раз подходящее для этой цели, но как ни старалась его сломать, ничего не получалось, в отчаянии она прошла к бричке, села на траву и заплакала. Она плакала от тоски и горя, что никто ей не может помочь, а что делать, она сама не знала. Закрыв глаза, она еще подумала, что в каждую минуту могли заметить ее бричку на дороге и открыть по ней стрельбу. Через несколько минут Анна почувствовала, что ее кто-то гладит по голове. Открыв глаза, она увидела, что около нее стоит ее корова и языком лижет по платку, как бы стараясь Анну пожалеть и успокоить. Анна встала, погладила корову по шее, по голове, та стояла, натянув веревку, за которую она была привязана, и вдруг у Анны мелькнула мысль выхода из создав-шегося положения. Она отвязала корову и повела к дереву, пре-возмогая боль от царапин, с трудом залезла на дерево, и привя-зала второй конец веревки за дерево, затем повела корову в сторону от дерева, которое вскоре хрустнуло, затрещало и сва-лилось рядом с коровой. Анна обрадовалась, с помощью коровы подтащила бревно к бричке, подпихнула его под бричку и, нало-жив курган из домашних вещей, стала постепенно поднимать бричку. Мать Анны, переживая за дочь, встала с брички и стала помогать ей. Малыши тоже проснулись, стали тут же крутиться вокруг брички, создавая видимость помощи, но основная нагруз-ка легла на плечи Анны. В один момент, когда уже оставалось совсем немного, чтобы поднять бричку и можно было надевать колесо на ось, Анна, напрягая все оставшиеся у нее силы, под-няла еще немного, и тут что-то внутри, как ей показалось, хруст-нуло, в голове закружилось. Но Анна, превознемогая боль, не выпустила колесо из рук и надела его на ось брички. Потом она сидела долго около колеса, ощущая боль в правом боку. Она не знала, что там внутри нее произошло, но что-то там оторвалось или опустилось, она была в этом уверена. Ощущая все время
125
боль, она нашла кусок проволоки, засунула один конец в отвер-стие оси и намотала оставшийся на ось брички. Теперь можно было ехать, колесо хорошо ограждено проволокой и не соско-чит. Приехали они в село, их встретили радостно односельчане, отвели место для проживания, совместно с семьей местных жи-телей, у которых была тоже одна женщина, трое детей и дед с бабкой, а муж на фронте. В доме было тесно, располагались повсюду, где можно было примоститься.
Прошло несколько недель, мать Анны после приезда в эва-куацию, так и не смогла оправиться от болезни, лекарств ника-ких не было, больницы не было, в деревне один фельдшер, да и тот старый и глухой, все медицинские работники были на фрон-те. Мать проболела все это время и рано утром тихо померла, словно боясь, чтобы никого не побеспокоить и не разбудить. По-хоронила Анна мать на кладбище маленькой деревни, около леса, под большущим дубом. Маленький холмик возвышался над росшей травой, и деревянный крест, сделанный из очищен-ного от коры дуба и сколоченный большими гвоздями, возвы-шался над кустарником, редко росшим по траве. Вот все, что и осталось на белом Свете от живого человека, матери Анны, ба-бушки Насти и жены Ивана-шорника, да глубокая рана в душе и сердце от горя и обиды осталась у дочери Анны на всю остав-шуюся жизнь, что она не могла ничем помочь своей любимой, дорогой матери.
Анна осталась одна с детьми, а за ними нужен глаз да глаз, как не досмотрел, так и влезли, куда не следует. В ожидании время тянется нудно и медленно, так и в эвакуации, все ожида-ли, когда же наши войска пойдут в наступление и освободят их города и станицы от немцев, и они смогут вернуться по своим домам. И вот наступил тот день, когда прошел слух, что наши перешли с левого на правый берег Дона и погнали немцев и всех их приспешников, которые помогали захватить нашу зем-лю.
Рано утром, как только прошел слух об уходе наших войск из села, Анна начала запрягать корову в бричку и загружать до-машние вещи. Она уже и сама подумывала, не спрашиваясь разрешения, уехать домой, уж было невыносимо больно еже-дневно ходить на могилку матери и оплакивать ее потерю. Хотя бы кладбище было подальше, все бы легче, а то могила матери была в конце огорода тех хозяев, где она жила со своими маль-чиками а они каждый день ходили к любимой бабушке Насте на могилку, «поиграть с ней в игры». Выехала Анна за село, в кото-рой они провели тяжелое время эвакуации, где она оставила
126
лежать свою мать в сырой земле, остановила корову, запряжен-ную в бричку, стала на колени и помолилась Богу.
- Прощай, мама, царствие тебе небесное, буду к тебе наве-дываться. Спасибо, Боже, за то, что дал нам добрых людей, ко-торые предоставили крышу над головой и поделились куском хлеба. Спасибо Боже за то, что сохранил наши жизни, мне и мо-их детишек, прошу тебя Боже, сохранить жизнь моему мужу, ра-бу твоему Павлуше, дай ему Боже здравие и возможность вер-нуться к нам в целости и сохранности. Боже, сохрани нас всех и помилуй.
Помолившись Богу, Анна взяла корову за повод, связанный из веревки, посмотрела вокруг, дорога уже наполнялась подво-дами. Люди вели за собой запряженных лошадей, быков, коров, у кого какое было живое существо, способное тащить домашние вещи, тот, то его и запрягал. Кто на чем мог, на том и ехал: на бричке, подводе, прицепе, на всем том, на чем можно было ка-титься, лишь бы попасть домой быстрее. Домой всегда дорога короче, чем из дому, да и было это не так, когда Анна ехала сю-да ночью, в непроглядной тьме и в неподготовленной бричке, а сейчас ее просмотрел дед- кузнец, с богатейшим опытом куз-нечного дела, все наладил и устранил все до малейших неис-правностей. Растянувшиеся в сплошной караван подводы одно-сельчан медленно двигались в сторону дома. На родную улицу приехали уже к вечеру, каждый подъезжал к своему дому, оста-навливался и молился Богу, что дом остался целым, но у неко-торых дом был разрушен, хотя таких было мало, в этом случае дом восстанавливали всей улицей.
По приезду из эвакуации домой пошла обычная, как и рань-ше, рутинная жизнь. Каждый день с раннего утра до позднего вечера все взрослое население спешило на работу. В начале женщины управлялись с домашними животными, отправляли в стадо под присмотром пастуха, а скотину поменьше привязыва-ли недалеко от дома веревкой за вбитый кол в землю, а потом все собирались на общий двор. Там бригадир распределял всех на разные работы, связанные с сельским хозяйством, все было подчинено необходимости прокормить людей, воевавших на фронте, а потом, что останется от выполнения плана отгрузки государству, распределялось по семьям, участвовавших в вы-ращивании сельхозпродукции. Все тягловые машины и лошади были брошены на работу для нужд фронта, а пахали, боронили, подвозили все больше на коровах, составлялись списки работ и по наличию коров записывали, кто с кем будет выполнять те или иные работы. Чуть позже появилась одна лошадь, сбежавшая от
127
итальянцев с той стороны Дона. Лошадь была настырная и сколько бы ее не заставляли ехать, если она не хотела, то стоя-ла, как вкопанная. Звали ее Мула, и вся улица сходилась около конюшни посмотреть на такую диковину: смесь лошади с иша-ком, которую до этого никто не видел. Затем появилась машина-полуторка, которую нашли в лесу, подбитую снарядом. Но она стояла больше, чем ездила, только и приходилось коровами ее притаскивать в конюшню на ремонт. Потом добавилась еще од-на машина «ЗИС» , брошенная военными, как неподлежащая ремонту, которую восстановили деды-умельцы. Эту машину каждый считал как бы своей собственностью, все за нее беспо-коились и охраняли, на ней возилось все круглые сутки, без нее просто невозможно было представить жизнь. Малу-помалу при-бавлялись лошади, постепенно коровы с женщинами отошли от пахоты и других сельхозработ, матерей заменили подросшие сыновья, за которыми с ранней весны и до поздней осени за-крепляли лошадей. Это считалось среди ребят большим поче-том и авторитетом, приравненным к взрослым. В каждом доме было по четверо, а то и по пять детей довоенного рождения. Не-которые ушли молодыми на фронт, многие не вернулись, и младшие ребята подрастали и начинали трудовую деятель-ность.
В один день, ближе к вечеру, когда на улице стало темнеть, в окошко, выходящее на улицу, постучали. Анна с ребятами ужи-нали, и все, как по команде, посмотрели на мать, она спокойно встала и пошла посмотреть, кто там пришел. Вскоре мать зашла в дом, улыбаясь и вытирая слезы, держа за руку совсем незна-комую ребятам женщину, те сидели за столом, строго изучая вошедшую незнакомку.
- Бабушка, – вскочил и закричал старший из детей - Алексей, он единственный, кто вспомнил бабушку Олю, которая еще до войны приходила к ним домой.
- Да, дети, это ваша бабушка Оля, мать вашего отца, которо-го мы с нетерпеньем ждем с войны, - утирая набежавшие слезы, пояснила мать.
Бабушка Оля покопалась в привезенных с собой сумках и до-стала гостинцы детям: сваренные яйца по одному, по пирожку с картошкой и луком и кусочек сала на всех. После этого баба Оля никуда не уезжала, к Анне относилась уважительно, старалась помогать по хозяйству, чем могла: накормить кур, привести быч-ка с луга, встретить корову из стада, которая за годы войны и пахоты сильно похудела и стала прихрамывать на переднюю ногу.
128
Однажды вечером, когда начало темнеть, раздался под ок-ном странный смех, какой-то хохот, звонкий пронизывающий прерывающий смех, леденящий кровь в жилах.
- Ой, Господи, сыч засмеялся, слава Богу, не прокричал, а посмеялся и улетел. Знать, плохого ничего не будет, какое-то будет хорошее известие, - успокоила детей баба Оля, щелкая им тыквенные семечки.
Ночью, часа в два, когда все спали крепким сном, в окошко тихо постучали, женщины, как по команде, вскочили, словно ожидали этого стука, дети продолжали крепко спать. Не задумы-ваясь, Анна побежала на улицу, входная дверь в дом не была заперта на засов, как обычно, и она тут же выскочила на улицу, и сразу же попала в объятия своего мужа.
- Павлуша, живой, ты мой родной, милый, хороший, дорогой ты мой, - плакала Анна, обнимая и целуя мужа.
- Не плачь, моя дорогая Аннушка, чего же плакать, когда я вернулся с войны живой, что здоровый - не скажу, но это дело наживное, все успокоится, и все заживет, - успокаивал свою же-ну вернувшийся с фронта Павел.
Баба Оля стояла около сына сзади, поглаживая его по голо-ве, словно ожидая своей очереди встречи с сыном после долгой разлуки.
- Дорогая мамочка, как я рад тебя видеть у нас в доме, - об-нимая мать, говорил Павел.
- Дорогой мой сыночек, я рада, что ты вернулся с войны жи-вой, а все остальное поправимое. Прости меня, что я раньше строго придерживалась старых казацких традиций, я надеялась, что сторона наша будет по-прежнему та же, что и была, но я ошиблась, она уже никогда не будет такой, - наклонив голову, тихо говорила мать.
В скорости и сыновья высыпали к отцу, старшие помнили его, обнимали за ноги, а младший совсем не знал его, когда отец уходил на войну, ему исполнилась всего неделя, а сейчас ма-ленький сыночек стоял рядом, робко поглядывая на отца, как на незнакомого дядю.
Отец семейства вернулся с фронта весь израненный, в ногах в нескольких местах были мелкие осколки, одна рана долгое время не заживал. Несмотря на усилия врачей, она была вокруг красновато-синей, постоянно сочилась сукровицей и смотрелась очень страшно, словно не заживающий большой живой глаз. Бабушка Оля подождала некоторое время, словно проверяя врачей на возможность вылечить сына, а потом, когда он вер-нулся с работы, подошла к нему и тихо сказала:
129
- Надо, сынок, мне с тобой ехать в нашу станицу, вижу я вра-чам не под силу твоя болезнь, пора мне браться за твое лече-ние.
Вскорости баба Оля с сыном уехали, тихо, никому не сказав ничего, только жена Анна знала, что Павлушу мать повезла в станицу, на ту сторону Дона, спасать от болезни, доставшейся ему от войны. Поползли слухи, одни страшней других, кто гово-рил, что мать сына повезла на могилки предков попрощаться, другие говорили, что сын так плох здоровьем, что мать будет его хоронить в станице, чтобы потом не везти туда покойника.
По приезду в станицу их встретили всей станицей, каждый предлагал пожить у них хоть денек, другой. Станица была не-большая, и почти в каждом дворе жили родственники, одни дальние, другие родством поближе, но мать с сыном останови-лись в отчем доме, где раньше жила казачка Оля. Сейчас в этом доме остановилась старенькая женщина, переехав из другой станицы. После переезда бабы Оли жить к своей дочери никто, ничего не трогал на чердаке и в сараях. Баба Оля в этот же день собрала нужные ей для лечения сына травы и начала лечить сына ими Павла. Какие травы ей нужны были для лечения на другие дни, они на следующий день с женщиной пошли соби-рать по степи и по лесу. Постоялица, проживающая в хате бабы Оли, оказалась хорошим знатоком трав, и они вместе быстро насобирали нужных растений для лечения сына казачки. Баба Оля целыми днями занималась лечением сына, на день она за-кутывала обе его ноги в травы, в горячем виде обматывала тряпками, и он лежал, не двигаясь, то подогревала ноги и зака-пывала в подогретое солнцем зерно, слегка смоченное в настое трав. На ночь мать намазывала больные места приготовленны-ми мазями и поила сына настоями трав, и он спокойно спал, да-же, не ворочаясь. Когда в руках матери зацокало несколько осколочков, вышедших из разных мест ног сына, она радостно сообщила:
- Ну, Павлуша, теперь жить ты будешь долго, осталось нам залечить раны без осколков, а это для меня не такая уж боль-шая проблема, с этим мы с тобой справимся быстро.
В станице время пробежало быстро, то одно, то другое, вро-де мать с сыном приехали недавно, а уже прошло много време-ни. Но вот дома время тянулось медленно, детвора постоянно спрашивала у матери, где отец, а их спрашивали сверстники на улице, а у них - их родители, так вся улица интересовалась, где же делся фронтовик. Возвращение с фронта - это была общая радость всех жителей улицы, редко, кто вернулся с войны, мно-
130
гие отцы остались лежать в чужой земле, а дети так и не дожда-лись их домой. В каждом дворе были потери людей от войны, в иных один, два, а в трех семьях на войне погибли отцы и по два сына.
После нескольких дней отсутствия приехала в дом баба Оля с сыном Павлом, у которого не было уже повязок на ноге. С ин-тересом поглядывали дети то на отца, то на бабу Олю, но спро-сить, где же бинты и раны, никто не осмеливался. На улице лю-ди тоже не решались спрашивать, как же лечила мать раненого сына, так и осталось для всех это в тайне, были раны и не стало их, остались на ноге одни глубокие шрамы. Мальчишки в доме Анны уже привыкли к бабе Оли и прибывшему с фронта отцу. С бабой Олей они оставались на целый день, когда их родители уходили на работу, а отца с радостью встречали с работы вече-ром. Иногда, он им приносил гостинцы: то вишни в фуражке вишни, а один раз принес перепелиные яйца, отец их нашел при косовице ржи.
Лето и осень проходят быстро, а вот зима всегда тянется долго, вроде и день короткий, а ночь длинная, казалось бы, должны дни лететь напролет, а оно нет, зима тянется долго и нудно. В один день, в воскресенье, когда отец семейства Павел не ходит на работу, они рано утром долго шептались с женой Анной. Не шумели, не разговаривали громко, а говорили шепо-том, но Анна стояла, наклонившись к плечу мужа, и тихо плака-ла, иногда переходила навзрыд. Как ни странно, но баба Оля не подходила к ним и не интересовалась, в чем же дело, чем же Анна так была расстроена. Бабушка Оля играла с детворой, стараясь их отвлечь от родительского разговора.
- Пойми же ты, Павлуша, не могу я этого пережить спокойно, мы вместе с Декабриной прошли всю войну, она нас с детворой спасла от голодной смерти, она мне родней подруги, как же я буду участвовать в ее убийстве и в ее разделке. Пусть еще по-живет она у нас, может, чего придумаем, как-то выкрутимся? – рыдая, еле выговаривая слова, громко упрашивала мужа Анна.
- Родная моя Аннушка, как я тебя хорошо понимаю, но мы нашу корову и так сильно передержали, она уже последний год дает молока, как коза, по два, три литра в день, а сейчас совсем перестала доиться. Я ее хотел продать, так такая корова никому не нужна, если зарежем, продадим мясо, добавим денег и купим другую корову, а будем эту держать дальше, только ее мучить ее, она же совсем старой стала, и может пропасть совсем, - уго-варивал Павел жену Анну.
131
- Только без меня, Павлуша, прошу, справьтесь без меня, там я не могу быть, я останусь дома и буду молиться за упокой души Декабрины, моей любимой подруженьки-коровушки, - об-ливаясь слезами, говорила Анна.
Понимая жену, муж Павел вывел корову из сарая через ого-род, минуя дом и окна в доме, затем увел корову подальше от дома, и около амбаров ее зарезали, разделали, и все, что было от коровы, он погрузил на бричку и отвез на базар. Ни единого кусочка мяса, ни единой косточки от коровы он не оставил в бричке, а все, что было, продал, потом заехал в магазин и в знак памяти коровы Декабрины купил жене роскошную шаль, ярко разрисованную под цыганский стиль.
Жила баба Оля тихо, скромно, уважала Анну - жену Павла, иногда покрикивала на своих внуков, когда они сильно разбалу-ются.
- Ах, ты, анчутка, ты зачем залез так высоко на дерево, сей-час же слазь оттуда, - строго отчитывала она старшего внука.
Самое страшное ругательное слово у бабы Оли было «анчут-ка», что это такое, никто из детей не знал, но понимал, что это что-то коварное, а когда кто-то из детей замешкается, она вы-сказывалась в сердцах:
- Что ты такой нерасторопный, сразу видно, что не нашей ка-зацкой породы, а крестьянской, - шутя, говорила баба Оля, по-глаживая по головке внука.
Однажды баба Оля пошла с младшим внуком в рощу соби-рать ежевику. После дождей потом стояла жара, ежевика вы-росла крупной, спелой, стала слегка кисло-сладкой. Младший внук тоже помогал собирать ягоду бабе Оли, насобирали одну стеклянную литровую банку через край, уже ежевика падала из банки, баба Оля поставила банку под кустик, начали собирать вторую. Ходили по роще, стараясь осмотреть каждый куст и со-брать больше ягоды на вареники. Но по роще люди уже раньше собирали ежевику и много уже сорвали, так что вторая банка наполнялась медленнее первой, но постепенно и ее наполнили. Когда вторая банка стала полной, надо было брать первую бан-ку с ежевикой и идти домой, но начали ее искать, а того куста не могли найти, как ни старалась баба Оля найти банку с ежевикой, так и не нашла. В том, что ее могли взять посторонние люди, не могло быть и речи, нет, не думала так баба Оля, в те времена никто не смел взять чужого, да рядом никого и не было. В те времена хаты оставлялись открытыми, без замков, чуть накину-тый чепок, говорящий о том, что дома нет никого, и никто, нико-гда не зайдет в дом. Потому и была сильная обида, что банка
132
собранной ежевики где-то стоит под кустом, а найти баба Оля ее не может, и всего лишь из-за того, что плохо знает эту рощу, не в своем краю баба Оля собирала ежевику.
- В роще, что растет вокруг нашей станицы, я бы сразу нашла банку, а здесь роща чужая, - с сожалением говорила баба Оля внуку, пробираясь с ним по кустам к выходу из рощи.
После войны несколько раз Анна пыталась родить ребенка, но почему-то не получались роды, изначально все шло хорошо, но ближе к родам внезапно был выкидыш. Каждый раз Анна пе-ред родами приходила к фельдшеру-акушеру, чтобы он помог, но не мог он знать такой болезни женщины, врач-мужчина, кото-рый всю войну и сейчас лечит раненых солдат, а других врачей тогда и не было. Пришлось за врачевание Анны браться бабе Оли, она готовила настои трав и поила Анну, все время посмат-ривая на нее, говорила:
- Надо бы тебе, Анна, обследоваться, уж больно сильно ты больна внутри живота своего, тебе нельзя тяжелого поднимать, а ты вон какие кастрюли и чашки таскаешь, когда готовишь сви-ньям еду.
- Да, я бы, мама, с большим желанием поехала бы лечиться, хоть на край света, лишь бы стало легче. Проклятый правый бок, порой, так болит, что моченьки моей нет, а он все болит, а куда поедешь лечиться? Ехать некуда, везде врачи отказываются от меня. Да, и не бросишь хозяйство, ребятишкам надо сготовить, скотину надо накормить, да еще на работу надо ходить. Некому больше Павлуше помочь зарабатывать кусок хлеба, - сокруша-лась Анна.
Баба Оля поговорила с сыном насчет здоровья его жены, рассказала ему о ее плохом состоянии, а сын знал опыт своей матери в этих вопросах. Сам в детстве наблюдал приезд ста-ничников из многих станиц на лечение к матери, не раз видел людей совсем больных, ползающих на четвереньках, а после посещения матери, видел их ходячими. Зимой, когда Павел хо-дил ремонтировал трактор в машинно-тракторной станции, по-шел в больницу, поговорил с главным врачом, объяснив ему всю сложившуюся ситуацию с его женой. И ему, как участнику войны, передовику производства, пообещали взять жену на обследова-ние. После обследования Анны врачом было вынесено реше-ние: надо немедленно делать операцию на печени. Вернувшись домой, Анна стала готовиться к операции, хотя что ей было го-товиться, у нее болел правый бок так, что она была готова каж-дую минуту к операции. Она складывала вещи в сумку, а млад-шая ребятня бегала вокруг нее, только старший сын сидел на
133
стуле и понурив голову, молча смотрел, как мать собиралась, он уже понимал, что мать уходит в больницу на серьезную опера-цию.
- Какие же вы у меня маленькие, особенно младшенький, я ухожу на операцию и, возможно, больше сюда не вернусь жи-вой, а вы так беззаботно бегаете. Если случится такое, и отец приведет вам мачеху, тебе же, самому маленькому, от мачехи больше всех достанется, эти двое уже подросли, еще чуть под-растут и с дома могут уехать, а тебе, меньшему, еще с мачехой долго придется жить, - сокрушалась Анна, вытирая набежавшие слезы.
На операционный стол Анна попала на следующий день, де-лал операцию опытный врач, прошедший всю войну хирургом. Как только он увидел печень, сразу ужаснулся.
- Э..э.., да тут дела совсем плохи, посмотри, коллега, печень опущена, видимо, от поднятой раньше ею тяжести, начала раз-лагаться, просматривается явное присутствие цирроза печени, чуть в стороне есть наличие опухоли, и, по большей вероятно-сти, она уже неблагородная. Какое твое мнение? – тихо спраши-вал хирург у своего коллеги.
- Мое мнение однозначное, ничего трогать дальше нельзя, начнем вырезать, отрезать, сделаем женщине еще хуже. Пусть поживет дальше, а там лекарства новые прибавятся, научные разработки будут лучше в этой области, может тогда коллеги смогут ей помочь больше, чем мы с тобой сейчас, - высказал свое мнение пожилой врач, присутствовавший на операции в качестве консультанта.
- Я с вами целиком и полностью согласен, трогать внутри жи-вота нельзя ничего, если тронем, дадим доступ воздуха и еще больше усугубим болезнь, тогда состояние здоровья может рез-ко ухудшиться, и может наступить летальный исход, - начиная приготавливать рану к зашиванию, высказал свое мнение хи-рург.
Вернулась Анна домой из больницы через пять дней, весь живот был замотан бинтами, ходила она по дому слегка боком, прихрамывая на правую ногу. Врач категорически запретил ей поднимать тяжести на все время жизни, а в первые дни, после операции, приказал ей две недели отлежаться в постели. Но как тут лежать дома с огромным хозяйством, когда баба Оля про-стыла и лежала с большой температурой, муж был на работе, а свиньи, куры, овцы, телята все были голодные и ходили по дво-ру. С первого дня, как только привезли Анну домой, пришлось ей
134
начинать хлопотать по хозяйству. Вечером пришел с работы муж и тут же уложил жену в постель.
- Если ты, Аннушка, будешь вставать с постели ради хозяй-ства, то я завтра же всю живность порежу на мясо, сложу все в подвал и будем варить борщи с мясом, а когда ты будешь здо-ровой, мы снова заведем свиней, овец и все то, что сможем и захотим выращивать , - серьезно пригрозил муж Павел.
- Я же хотела, Павлуша, как лучше, приехала, а свиньи в за-гоне кричат, телята ведрами гремят, вот и не вытерпела, пошла, управлять хозяйство,- оправдывалась Анна.
- Тебе, что сказал врач, забудь брать в руки полное ведро, а ты подавала кашу свиньям в ведре, доить пошла корову, а сама ходишь с трудом, пока ничего не делай по хозяйству, хоть они пусть все повыздыхают, - просил муж, жену.
Павел и сам понимал, что легко об этом говорить, а когда ? Сын постарше должен накосить травы корове, принести воды из колодца, среднему в обязанность было нарубить дров, нарвать травы свиньям, младшему надо было встретить вечером скоти-ну из стада, а утром отвести телят на прикол к лугу. Несмотря на большое количество помощников, основные обязанности по до-му лежали на хозяйке дома - Анне, как в народе говорится: по-мощников много, только работников мало. Так и в семье, ей приходилось рано вставать, чуть начинало светать, и работа закипала по дому, надо подоить корову и выгнать в стадо, по-кормить всю живность, петухи, куры, свиньи, начинают кричать рано. Ребятишкам надо приготовить поесть и накормить их, а потом бежать на работу, а там с раннего утра, до позднего вече-ра: то сажать, потом полоть, убирать, грузить, выгружать, и так каждый день, с утра и до самого вечера. Это сейчас - вольница, чуть температура повысилась, полежи дома, а тогда, после вой-ны, когда еды не было в достатке, то хоть кирпичи с небес, а на работу идти надо. Иначе тебя могут приписать к симулянтам, бездельникам и выписать штраф. В те времена Анне приходи-лось тяжело, все время была на грани опоздания, всюду надо было догонять, бежать, торопиться. Только бегом прибежит к подводе, где везут всех на уборку ржи, а там, на лошадях уже косит косилка вызревшую рожь. Каждая женщина становилась на определенное расстояние друг от друга, и косилка сбрасыва-ла большой пук ржи с колосками с зерном, женщине надо было быстро его связать в сноп, приготовленной длинной соломой, скрученной в виде веревки. И так до обеда, а в обед женщинам, у которых есть коровы, надо бежать к речке, где стоит на отдыхе стадо коров, и каждой подоить свою корову, а молоко в ведре
135
занести домой и поставить в погреб. А после этого надо умудриться женщине успеть вернуться на работу, кроме того где-то, чего-то перекусить и опять успеть к косилке, которая до самого вечера будет сбрасывать каждой женщине под ноги огромный пук ржи. И так изо дня в день, с раннего утра до само-го позднего вечера, когда уже начинает смеркаться. А потом надо добраться до дома, и там начинается самая интересная, настоящая работа, надо семье приготовить покушать, накормить детвору и уложить ее спать. После чего еще надо на завтра при-готовить корм для всей живности: свиньям сварить кашу из кру-пы и травы, корове, телятам, овцам положить травы. И в это время приходит муж с работы, который целый день пахал зем-лю, и весь в пыли, проникся запахом пыли, дыма и тракторной солярки. Ему надо налить горячей воды в большой таз и помочь помыться, ведь завтра ему снова на утренней заре надо уходить на работу и опять пахать, засевать, убирать урожай.
После операции Анны прошло два года, она пошла на обсле-дование к фельдшеру, больше было не к кому. Он её обследо-вал и определил, что она беременна.
- Самое основное, женщина, не поднимай ничего тяжелого, тебе с твоей болезнью нельзя поднимать ничего тяжелее круж-ки, а при беременности не поднимай ничего тяжелее ложки, - шутил пожилой фельдшер.
Сказать легко, а сделать при таком большом хозяйстве го-раздо тяжелее, хотя после такого сообщения немного сократили живности в хозяйстве, но еще оставалось много, чтобы семья могла прожить не в бедности. Ведь, чего греха таить, и в их се-мье, сразу после войны, пекли пирожки со жмыхом, а то и пол-ностью из жмыха. Некоторые семьи еще перебиваются едой из лебеды, крапивы, скороды с луга и других подножных трав, ко-торые они употребляли раньше как добавку к своей еде.
Родила Анна весной мальчика, назвали его Николаем, в честь старшего брата Анны, который всю войну проработал в уральских шахтах, добывая Родине уголь для мартеновских пе-чей, чтобы выплавлять металл и изготавливать танки и пушки для фронта. Так он там и остался на всю жизнь.
Когда у Павла родился четвертый ребенок - сын Николай, как говорили в казацких семьях о таких детях, поскребыш, баба Оля стала помогать Анне управляться с ребенком. Последнее время она заметно постарела и стала часто болеть, подолгу просижи-вала на солнышке на завалинке, убаюкивая младшего внука. Когда мальчишка подрос и стал общаться со старшими братья-ми, баба Оля отошла совсем от дел, уединившись, она в задум-
136
чивости сидела в сторонке, глядя на четырех детишек, своих и потомственного казака Максима, внуков от их сына Павла.
Потом баба Оля, тихо, тихо, как-то незаметно, несколько дней пролежала в постели, затем ушла в небытие, к своему мо-лодому казаку Максиму, который много лет тому назад сложил буйную головушку в водах Дона. Но в казацких песнях о казаке все равно поется, что «казак сложил буйную головушку под ра-китовым кустом». Похоронили казачку бабу Олю на небольшом кладбище пригородного поселка, под большим дубом. На ее по-хороны собрались самые близкие родственники: семья сына Павла с детьми, а их было четверо мальчишек, и семья дочери Марии со своими детьми. Их у нее было пятеро: три девочки и двое мальчишек.
После смерти казачки Оли - матери Павла в доме как-то ста-ло тихо, все приуныли от потери близкого человека, даже ребя-та некоторое время говорили тихо, так и казалось, что они ходят на цыпочках, боясь разбудить бабушку. Но это было недолго, после короткого времени в доме снова пошел шум, гам, один принес в пазухе под самое горло яблок из совхозного сада, дру-гой - в ведре вишен, а старший ночью притащил мешок арбузов. Мать Анна уже не раз просила ребят, чтобы они не носили до-мой много овощей и фруктов из садов и огородов, ей некуда бы-ло их девать, и она потихоньку от ребят плодами кормила сосе-дей и животных. Но жизненное время летит быстро, ребята за-канчивали учебу в школах и уезжали из дому учиться дальше.
Первым проводили старшего сына Алексея. Он пошел по стопам отца, поступил в сельскохозяйственный техникум, после окончания стал учить молодежь в училищах технике. В начале обучал танкистов на службе, потом трактористов на целине, за-тем стал экскаваторщиков в далеких краях Урала, Сибири, Дальнего Востока, где строились большие электростанции и си-стемы орошения сельскохозяйственных угодий. Поработал Алексей в разных регионах страны, на разных должностях, за-тем его назначили директором колледжа, и он стал возглавлять обучение студентов своей, уже потомственной» специальности.
Чуть позже проводили среднего сына Максима, он поступил в институт электроники. Получив специальность инженера элек-тронной техники, его направили работать в далекую Сибирь, на военные заводы по производству урана, и техники для мирных и военных целей, связанной с ядерной энергией. При направле-нии на работу исследовали его прошлое и всех близких род-ственников. Никаких сомнений не вызвали его родители кре-стьянского происхождения. До родословной казацкого прошлого
137
так глубоко не копали, молодой человек после окончания инсти-тута еще не имел секретных тайн, требующих утаивания или разглашения. Через некоторое время его назначили главным конструктором большого военного завода.
Затем проводили третьего сына – Павла. Он поступил в по-литехнический институт, после окончания получил специаль-ность инженера-технолога. По направлению он работал началь-ником цеха, а затем директором крупного завода на юге страны.
Осталось в семье трое: старший по дому - отец Павел с же-ной Анной и их младший сын Николай. Таков был неписаный закон казачества, меньший сын, должен в родовом доме жить и докармливать родителей, а старшие ему обязаны помогать, по-этому родители изначально возлагают на младшего сына надежды, как на кормилица.
Ребята закончили институты и разъехались по всей стране, стали начальниками, женились, пошли у них дети. Они стали приезжать в гости к отцу Павлу - потомственному донскому каза-ку, и к маме Ане, с ними жил младший их сын, Николай, который заканчивал школу.
Летом собиралась в отцовском доме вся большая семья, днем каждый глава семьи водил своих домочадцев по местам своего детства. Основной достопримечательностью для всех, конечно же, был Дон-батюшка. В жаркие дни в нем купались, ловили рыбу, а по вечерам подолгу засиживались во дворе в беседке. Обсуждали разные насущные проблемы жизни каждо-го, ведь ребята выросли, уже набрались опыта и им было чего рассказать о себе, о жизни в том регионе, где они проживали. Одним из активных участников вечерних обсуждений, как тради-ционных старых казацких посиделок, был отец семейства - дед Павел. Сыновья внимательно прислушивались к его мнению и по каждому вопросу о прошлом они спрашивали его мнение.
- Отец, ты прошел огромный жизненный путь, ребенком тебя зацепила революция и гражданская неразбериха, ни учебы, ни нормального питания, ни человеческой жизни. Твой отец - наш дед Максим, погиб от своих же родственников-станичников, да разве поймешь в этой человеческой каше, кто, кого убил или кто победил. Недаром говорят, что в гражданской бойне не бывает победителей, всегда народ остается наказан. Вот скажи нам, а нужна ли была эта драка для страны? – спросил отца старший сын Алексей.
- Скажу откровенно, кто утверждает, что перемены в России были не нужны в то время, это враг народа. Не надо никуда хо-дить, на примере нашей с Анной семьи, если бы не было пере-
138
мен, разве смогли бы все наши дети получить высшее образо-вание, максимум на что можно было рассчитывать, это церков-но-приходская школа в станице. А дети шорника Ивана… Семье Анны и им подобных по стране, а их было до восьмидесяти про-центов, да нам бы никогда и ни за что не выбраться из этой гря-зи и навоза крестьянского труда. Это самая настоящая пропа-ганда власти, в кино показывают про казачество только, танцы, песни, пляски и все. Словно у казака не было больше забот, да и про крестьянина показывают одни песенки, даже вырастить сви-ней можно припеваючи. Если разобраться, то нет никакой раз-ницы между трудом крестьянина и казака, та же земля, те же животные, тот же навоз, та же грязь весенняя и осенняя, та же непогода, хоть кирпичи с небес, а пахать, сеять надо, скотину кормить два раза в день, утром и вечером обязательно. Раньше на танцах за версту можно было угадать, какое хозяйство у дев-ки дома, если от нее запах коровий, то у них дома коровы, а свиной запах узнать можно еще дальше. Зато в кино с одного свинарника в другой переходим с песнями, весело живем, толь-ко кому-то пахать все равно приходится и выращивать живот-ных, чтобы с голоду страна не померла, - в сердцах высказался отец семейства.
- Ну, кино про навоз никто смотреть не будет, а песни слу-шать ходят, - в оправдание говорил младший сын.
- Сынок, я не говорю, что кучи навоза надо в кино показывать, а суть тяжелого труда, тех людей, которые кормят всю страну, необходимо освещать это, тогда будет больше уважения остальных к тяжелому труду, - пояснил сыну отец.
- Да, жизнь она сложная штука, вот еще один вопрос, про войну, а то послушать участников войны, кто, чего говорит, одни осуждают, другие одобряют. Отец, скажи откровенно, нужно ли было ставить заградительные батальоны сзади наших солдат, на передовой? – спросил сын Максим.
- Это действительно сложный вопрос, сынок, про него и тогда было много разговоров, но вот прошло уже много лет, теперь с высоты прошедшего можно справедливее оценить прошлое. Если посмотреть однобоко да еще кого-то охаивать, то оно, ко-нечно, выглядит глупо: наши солдаты сидят в окопах, впереди находятся немцы, а сзади наших солдат подпирают наши же солдаты. Правда, их называли по-другому, но будем смотреть правде в глаза, это те же солдаты, но им начальством была по-ставлена другая задача, если дрогнут солдаты в окопах, то не пустить их наутек. Теперь вы представьте ситуацию начала вой-ны: немцы напали внезапно и такой армадой, такими силищами,
139
что сейчас когда осмысливаешь, порой дрожь пробирает, и на мысль приходит, как же мы его одолели. А тогда необстрелян-ные молодые парни попадали на передовую, и тут против них прет огромная силища - танки и промеж них пехоты шло столь-ко, словно людей высыпали из самолетов. У солдат, глядя на все это, глаза лезли на лоб, ничего человека не могло удержать, только бы остаться в живых, и люди без подготовки не выдер-живали напора страха.
Что греха таить, у нас сидели солдаты в окопах и играли в карты, один стреляет по немцам, а трое играют. Если того уби-ли, тогда тот, кто остался дураком, идет к винтовке и стреляет, так по очереди и воевали. Не было чем воевать, в атаку шли со штыками, ни одного не было патрона в винтовке. Поначалу от страха срывались солдаты из окопов и бежали, кто куда, начальство вынуждено было поставить заградительную линию из своих же солдат, даже был приказ главнокомандующего: «Ни шагу назад». Конечно, на нас же говорят, что у русских нет се-редины, одни крайности. В начале войны надо было как-то сдерживать страх солдат, вот и ставили солдат ограждать, но потом, когда раз, другой наши солдаты набили морду немцам, а убрать вовремя заградительные батальоны не убрали, пере-борщили. Уже надо было не подпирать наших, а, наоборот, сдерживать их, иначе увлекались и шли вперед, попадая в кот-лы к немцам. Однажды подбили наши танки, и пошли мы с пехо-той в атаку на немцев, а он по нам открыл такой шквал огня, что мы лежим и головы поднять не можем, кто поднял, того и убило. Несколько часов лежали, тут мороз крепчать стал, а мы ждем, когда артиллеристы немца накроют, но, видимо, снаряды нашим подвозили. Уже начало сереть, наши открыли огонь, и у немца все вокруг разорвали. Когда мы поднимались в атаку, так отди-рали шинели от земли - примерзли, только потом бежали на немца, - вспоминал участник войны отец Павел.
В подобных беседах отпуск проходил быстро. Вскоре гости - сыновья и внуки разъезжались, дом пустел, и снова они остава-лись втроем: мать Анна, отец Павел да сын Николка.
Особенно в их доме был любимым младший внук Максим. Анна полюбила Максимку за его привязанность к ним: к деду Павлу и бабе Ане, как говорили старые люди, он был копией донского казака Максима - мужа бабы Оли, который рано погиб, защищая землю русскую. Хотя родословная была одна у сына Павла с отцом, но, он не очень был похож на казака Максима, в нем больше было от рода матери - казачки Оли. Недаром гово-рят в народе, что природа отдыхает на детях, а больше себя
140
проявляет на внуках, и сын Павла и Анны – Максим тоже был со светлыми волосами, а вот внук Максим подобрал все крохи от прадеда - казака Максима. Дед с бабушкой во внуке души ни чаяли. Так и повелось, как приезжал сын Максим с внуком Мак-симом в доме стоял шум от вопросов, только и слышны были вопросы, задаваемые внуком: то он спрашивал, куда ушли мама с папой, то всех пытал, где бабушка, где дедушка?
Но не только малыши донимали вопросами взрослых, а и взрослые сыны, и соседские гости интересовались прошлым страны. Они тоже иногда участвовали, как дед Павел называл, в станичных сходках, хотя уже давно никаких казаков не было. Тем более, что люди руководили предприятиями, некоторые за-нимались научной работой, один сын участвовал в разработках нового оружия, и вопросы каждый раз были разные.
- Вот скажи, сынок, можно же на опыте своей же страны чему-то научиться и потом не делать одних и тех же ошибок. На нашей памяти наделали танков столько, что теперь будем танки переплавлять лет пятьдесят, а то и больше. Так нет же, теперь делаем вооружение столько, что на хлеб порой народу не хва-тает, а мы все чего-то изобретаем. При этом все знаем, если рванет, то до подвала многие не добегут, так и говорят, не та-ясь, что девяносто процентов людей на земле погибнут в бли-жайшие часы после начала ядерной войны. Так кому мы это все готовим? – спросил отец у сына.
- Ну ты, отец, такие вопросы задаешь, как главе государства, а я всего лишь главный конструктор, разработчик нового. Что устарело, мы перерабатываем, придумываем, изменяем и полу-чаем новое. Самое основное, что нас подгоняют достижения других стран, по сути, мы вынуждены следить за ними, и сами не отставать от всех стран, - туманно ответил сын отцу.
- Ах, извини, сынок, я же забыл, ты говорил мне, что при каж-дой новой разработке вы подписываете до пяти бумаг, а то и больше о неразглашении тайн в течение десяти, а то и двадцати лет, а я вздумал задать тебе такой некорректный вопрос, - сме-ясь, говорил отец.
- Сейчас многих людей интересует вопрос о Ленине и Ста-лине, кто лучше, кто больше сделал хорошего для народа, и наоборот, кто больше наворочал народу плохого. Вот вы, дед Павел, на фронте встречались со старыми людьми, которые были участниками революции или переворота, а также и граж-данской бойни, как они про все это говорят? Ведь они ушли, по-том и ваше поколение уйдет, а мы так и останемся с тем, что скажут о них ученые из книг, – спросил гость соседа, Сергей
141
Иванович, который в столице работал в юридическом институте заведующим кафедрой.
- Скажем по правде, никакие они не старики, если сравнить их сейчас со мною. Они в войну были моложе меня, а в револю-цию и в гражданскую войну эти люди были молодыми матроса-ми, солдатами, к сожалению, уже в то время казаков мало оста-лось. Этот вопрос меня интересовал и раньше, хотя тогда стро-го-настрого запрещено было об этом распространяться, можно было штрафбат схлопотать, а то чего и посерьезнее получить и легко, но перед атакой язык у людей развязывался.
Из рассказов мужиков это дело я понял так, что народ страны ругает Сталина и многое по делу, слишком много было наворо-чено за длительный срок его пребывания у власти. Ленина народ страны хвалит и по делу, за столь короткое время, нахо-дясь у власти, он сотворил много дел. Но никто не задумывался над тем, как же так получилось, что один сравнительно за корот-кое время привел страну к гражданской войне и полной разрухе, а для народа остался хорошим. Другой разрушенную страну ре-волюцией и гражданской войной восстановил, спас наше Отече-ство от фашизма и превратил его в передовую страну мира, а для народа остался деспотом и народным мучителем.
Возможно, это случилось благодаря тому, что Ленин рано ушел из жизни или его ушли своевременно? Народ так и не узнал, что было бы со страной, и что бы Ленин еще наворочал в дальнейшем, побудь он продолжительное время у власти. А ис-тория не знает, если бы, да кабы, она безжалостно фиксирует факты. Раньше были разговоры, что по заданию Ленина были расстреляны матросы, участвовавшие во взятии Зимнего, а по-том стало непонятно, то ли матросы сообразили, что их увели не туда, куда обещали, то ли власть все перепутала. В этом во-просе и у тех мужиков не было единого мнения, но факт есть факт, людей в живых не стало.
У мужиков было единое мнение, что Лениным были внедрены концентрационные лагеря для заключенных, особо жестких для противников внедряемой им власти, казаков, зажиточных кре-стьян, купцов. Мужики хорошо помнили, как власть после рево-люции распорядилась с помещиками, капиталистами, купцами, кулаками, казаками, гораздо позже разобрались, что и здесь пе-регнули палку. Оказалось, что многих отправили в Сибирь зря, этим самым была уничтожена большая часть самых трудолюби-вых людей, на которых держалась мощь страны, как военная, так и сельскохозяйственная с промышленностью. О казаках я сейчас помолчу, их столько безжалостно власть положила в
142
землю, что мне, как потомственному казаку, не хватит ночи го-ворить об этом вопросе. Я бы поименно мог бы назвать много казаков, которых упоминала моя мать, которых власть сама не знала, за что она их расстреливала. Доведись на меня, я бы Ле-нина ни единого дня не держал бы в домике на площади в Москве, а сразу бы похоронил его в земле. Загоняя народ в не-понятную жизнь, власть не удосуживалась разъяснить людям, куда и для чего она это делает. Выстраивая людей в шеренгу, и каждого второго из строя, не согласного с теорией власти, рас-стреливала без суда и следствия. Мужики прямо говорили, что проживи Ленин лет на десять, двадцать дольше, пребывая у власти, он бы наворочал гораздо больше Сталина, и народ, больше познав руководителя, смог бы правдивее подходить к его осуждению. Возможно, народ не строил бы и не держал бы Ленина в мавзолее, а давно бы его похоронил по христианскому обычаю. Ведь недаром говорят, что на России лежит проклятье из-за этого, и оно не снимется до тех пор, пока Ленина не похо-ронят в земле, - пояснил дед Павел.
- Очень интересно, вот бы побывать и послушать все самому. Знал бы народ больше правды о том или ином руководителе, тогда было бы легче оценить его заслуги в прошлом, это касает-ся и настоящей жизни нашей страны. Много интересного узна-ешь после совершенных событий, лет этак через пятьдесят, но, к сожалению уже никуда эти данные не прилепишь, они никому не нужны. Той старой власти уже нет много лет, а у новой вла-сти свои заботы, правда, такие же, как и у старой. Пусть лучше обо мне узнает народ через пятьдесят, сто лет, чем при моей жизни, тем более, когда человек еще у власти, - обобщил ска-занное гость соседа - юрист, заведующий кафедрой.
- Ты говоришь, что хорошо бы было послушать самому, да не дай Бог, этому повториться, хоть революции, или гражданской войне, а война с немцами столько унесла людей, что до сих пор вспомнишь и вздрогнешь. А посмотришь, послушаешь, так и ка-жется, сколько жизней унесли на тот свет всякие драки, а руко-водители стран ведут себя так, как будто на войну опять пойдут не люди, а кто-то другой. Никакой нет жалости к человеку, ведь сами они в окопах сидеть не будут, мечтают отсидеться в бунке-рах, если случится война, на этот раз вряд ли они уцелеют, - высказался дед Павел.
Отъезд семей из гостей всегда был сопряжен с постоянным расстройством то бабушек, то внуков, никому не хочется уез-жать, особо внукам. То хватаются за бабушкин подол и кричат:
143
- Ты езжай, папа, а я останусь здесь, у бабушки и дедушки, такой мамалыги и манной каши, как готовит бабушка Аня, никто не может у нас готовить, - хлюпая носом, говорил внук Максим.
Другие внуки и внучки, глядя на одного, затевают свои песни и требования к родителям, приезжать - не уезжать, пока не скроется деда и бабушки дом, улица, город. А потом опять через неделю- другую родители слышат вопрос детей:
- Мама, папа, а когда мы поедим к бабушке и дедушке?
Так жизнь и продолжается, от одной поездки на малую Роди-ну, до другой, тем более со всем семейством, со своими детьми, ведь, глядя на них, лучше вспоминаются свои детские годы.
В этот раз в гости приехали сразу два брата, вначале - сын Максим с семьей, а чуть погодя второй сын - Павел, у него еще не было семьи, он был младший. Глядя на больную мать, два брата пошли к главному врачу и уговорили его принять мать в больницу. Тот согласился не сразу, а долго консультировался с врачами, особо долго беседовал с хирургом, в конце концов, доктора дали согласие, но с какими-то намеками и условностя-ми.
- Ребята, как вы знаете, ваша мать больна серьезной болез-нью, а таких лекарств у нас нет, так что мы ее берем в больницу, но основательно ее лечить нам нечем, для нее нет нужных ле-карств, - высказался загадками заведующий отделением.
- Если стоит так вопрос, то сообщите нам, какое лекарство нужно нашей маме, мы постараемся его найти в Москве, - тут же попросил сын Максим.
- Давайте выйдем из кабинета главного врача, и я вам все расскажу, - по растерянности врача было похоже, что он такого от сыновей больной не ожидал.
Врач вышел на улицу, где вдалеке от них гуляли по аллее больные, он еще несколько раз оглянулся вокруг себя, хотя, ни-кого близко не было.
- Понимаете, ребята, ваша мать больна тяжелой онкологией, еще давно наш врач-хирург делал вашей матери операцию, мы с ним потом беседовали, и он нам рассказал, что разрезал, по-смотрел, и не стал ничего трогать у больной внутри, сразу за-шил. Как практика подсказала, он все сделал совершенно верно, хотя, надо честно признаться, что опытные доктора и тогда да-вали ей время прожить не более двух-трех лет. Однако она и так прожила очень хорошо, так что, извините, но помочь вашей ма-тери нам нечем. В области онкологии, к сожалению, мало, что изучено, - с сожалением в голосе, объяснил доктор.
144
- Если учесть, что мы мальчишками, а потом и сейчас взрос-лыми, перекопали в округе несколько гектар земли, разыскивая для матери нужные корни лопухов, разных бурьянов и колючек, д, и других растений, для лечения ее болезни, возможно, это ей помогло. Но самое главное то, что у нее была страшная сила воли и желания жить ради того, чтобы вырастить нас. Ведь надо признать, что наша мать еще молода, а вы, доктора, как и тогда не могли нашей матери помочь, так и сейчас и, похоже, еще долго не сможете помогать простому человеку, - в сердцах вы-сказал обиду врачу сын больной - Павел.
Анна последнее время была совсем больна, да и для внуков она была старенькая, коль уже бабушка Аня. Одни внуки уезжа-ли, а другие приезжали, опять же все время ее называли: ба-бушка Аня, а из-за болезни вид у нее был старческий, хотя на самом деле, если вникнуть и сравнить, она была совсем моло-дой женщиной. Сверстники Анны еще работали на производстве и в сельском хозяйстве.
Каждый день два брата с родственниками наведывались к матери. Перед отъездом из отпуска оба зашли в палату больной матери, но, как сыновья не старались поднять настроение мате-ри, она была сосредоточена, молча смотрела то на одного сына, то на другого, не проронив ни слова.
- Мама, что же ты молчишь, ну, скажи ты нам на прощание хоть, что-нибудь хорошее, мы же сегодня уезжаем, - с горечью попросил сын Максим.
- Что же мне вам сказать, сыночки, вы мои милые и дорогие? Нечего мне вам сказать, так как вы остаетесь здесь, на этом свете, а я скоро уйду от вас, в другой иной мир, - тихо высказала сыновьям мать свое душевное предчувствие.
Утром десятого января все дети и родственники получили телеграммы о смерти матери и бабушки Анны. Хотя все в семье, родственники и знакомые давно знали о неизлечимой ее болез-ни и ожидали, что рано или поздно, а этому быть, но все равно каждый человек в этом случае надеется, конечно же, на лучшее. Но лучшего не произошло, Анна умерла тихо, не издав не еди-ного стона, все заботясь, чтобы никому не причинять беспокой-ства.
Сыновья приезжали из разных уголков страны, каждый бро-сал все, что было намечено раньше, и мчались в родительский дом, в донскую область России. У каждого сына за плечами бы-ла ответственная работа, им были уже подчинены заводы, все было оставлено, они срочно садились в самолет и летели на похороны матери. К дому умершей Анны подъезжала такси, и со
145
слезами выскакивал из сыновей и с криками и причитаниями бежал в дом, где в зале в гробу лежала его мать. Через три, че-тыре часа картина повторялась, и снова собравшиеся родствен-ники и односельчане сочувственно оплакивали покойную вместе с прибывшим вторым, третьим сыном.
Анну похоронили на том же кладбище, что и казачку бабу Олю, недалеко от нее, оставив вокруг могилы много места. Ведь, так повелось в казацких семьях, когда хоронят старших, остальных, из этой родословной семьи хоронят рядом.
Опустел дом потомственного казака деда Павла, остался он с меньшим сыном, поскребышем Николаем, хотя он был высоко-го роста, солидного телосложения, но, так говорят, по сусекам поскребли, и последнего родили. Деду Павлу было еще не так много лет, но звание дед никуда не выбросишь, как говорят в народе, если человек - дед для внуков, то всегда он останется дедом.
Летом приезжали дети с внуками в родительский дом, но всей той прелести, что была при живой матери Анне, уже не бы-ло и никогда не будет. Приехал и сын Максим с внуком Макси-мом, который сразу же стал спрашивать и разыскивать бабу Аню, но как ребенку расскажешь, что родненькой бабушки Ани нет и никогда уже не будет, и теперь никто не сможет сварить ему такую манную кашу, как варила баба Аня. По приезду все пошли на кладбище, на могилку бабы Ани и бабы Оли. Сколько же тоски и боли людям приносит эта гробовая тишина, распола-гающаяся среди могил умерших, разбросанных среди редких деревьев и выросших кустарников? Когда все подошли к могил-ке бабы Ани, детский крик, раздавшийся из уст ребенка, пока-зался взрывом бомбы, внук Максимка лежал пластом на возвы-шающемся холмике могилки его любимой бабушки Ани.
- Родненькая моя бабушка Аня, я сильно тебя люблю, как же я тебя хочу увидеть и обнять, приди ко мне, хоть на минуточку, - рыдая, причитал внук Максим, лежа на могиле бабушки Ани.
Нет, ему никто не рассказывал конкретно о смерти бабушки, а по отрывкам из разговоров взрослых, ребенок по прибытию на кладбище увидел на могиле большой крест с надписью, и внук Максим сразу все понял, что здесь похоронена бабушка, и что он больше ее никогда не встретит и не увидит.
Невольно, через пару минут, все прибывшие на кладбище лежали, сидели, стояли, рыдая вокруг могил своих родственни-ков, оно и так было у всех на душе состояние тоски и печали, а внук Максим явился еще катализатором человеческого отчаяния и беспомощности в этом святом месте.
146
Максим каждый день ходил с отцом на могилу бабы Ани, а когда просыпался утром и узнавал, что его отец рано утром уехал на Дон, на рыбалку, внук завтракал, потом рвал букетик цветов и сам шел на кладбище к бабушке Ани.
- Я пойду к бабушке Ани, поиграюсь с ней, когда она устанет от меня, я приду домой, - спокойно говорил Максимка, словно бабушка Аня жила на соседней улице.
Все заметили, что внук ни разу не обмолвился о том, что ба-бушка Аня умерла и ее нет больше на этом свете.
Сын Максим жил в другом городе, далеко от отца, он работал директором на заводе. Как бы не хотелось покидать родитель-ский дом, а все равно наступает тот момент, когда надо было срочно уезжать. На этот раз уезжали тяжело, наметили уезжать на следующий день, встали, позавтракали, пошли проститься с матерью, с бабушкой Аней, да так и прощались целый день. На этот раз не выдержал сын Максим: то прощались на кладбище, а потом, пришли домой и воспоминаниям не было конца. На следующий день внук Максим устроил истерику, с ревом и кри-ком требовал оставить его у дедушки Павла, и он будет ходит и ухаживать за могилкой бабушки Ани. К обеду все еле угомони-лись и спокойно уехали домой, и то потому, что папе Максиму надо завтра обязательно быть на работе.
Каждый год, летом, внук Максим приезжал к деду Павлу, и целое лето пропадал у дедушки в гостях, даже когда его отец не мог поехать на малую Родину, внук сам приезжал и подолгу гос-тил в доме деда. Куда бы он ни шел, ни ехал, а на могилку бабы Ани обязательно заходил и долго был здесь: то, сидя на скамей-ке, разговаривал с ней, то, вырывая выросшую траву, причитал вслух:
- Я все почищу вокруг твоей могилки, бабушка Аня, посыплю желтеньким песочком, а на следующий год приеду и снова все уберу.
Но каждый раз, приезжая к могилке бабы Ани, он видел, что она была идеально убрана, у него был конкурент в уборке моги-лы, это младший сын матери Анны - Николка.
Хотя он уже вырос и был взрослым молодым мужчиной, окончил электротехнический институт, по специальности инже-нер-электрик, женился и работал главным энергетиком огромно-го комбината, и был постоянно занят работой, но могилка была всегда чистенько убрана и посыпана песком. Она была при-смотрена и ухожена сыном Николаем и всей его семьей, сын, не меньше внука Максима, любил свою мать.
147
Как только младший сын Николай женился, ему вручили клю-чи от трехкомнатной квартиры на его работе, и он перебрался в центр города жить со своей молодой женой. Несколько раз сын просил и упрашивал отца переехать жить в его квартиру, но каждый раз отец категорически отказывался покидать свой дом и переезжать жить к сыну.
- Не проси и не уговаривай меня, сынок, бросить свой дом и жить у тебя, этого я никогда не сделаю. Здесь, в этом доме, прошла моя жизнь с женой Анной - твоей матерью, ради памяти о ней я никогда никуда не уеду, а буду жить в своем доме до тех пор, сколько мне отведено Боженькой. По старой казацкой тра-диции старейшина рода не должен бросать отчий дом, мои сыны должны приезжать в мой родительский дом, и ты со своими бра-тьями должен встречаться в моем доме, - строго ответил сыну Николаю отец.
Больше к этому вопросу сын и отец никогда не возвраща-лись, жили они недалеко друг от друга, жена Николая готовила еду для отца, и они ехали к нему в гости. Иногда отец сам захо-дил в гости к сыну, несколько часов гостил и уходил к себе до-мой.
Однажды к потомственному казаку Павлу приехали из стани-цы станичники в гости, вспоминали своих родителей и казацкую жизнь, вечеринки, проходившие в молодости и все допытыва-лись у хозяина дома, какие у него планы на будущее.
- А какие у меня могут быть планы, наши дети с Аннушкой выросли, вот младшенький сынок, поскребыш наш, Николка, то-же вырос, женился, уже у него доченька родилась, моя внучень-ка, и у остальных наших детей семьи, дети уже взрослые, ника-ких у меня планов нет и не может быть. Одна у меня отрада - память о жене Анне, да радость, когда приезжают наши дети с внуками, - пояснил Павел своим землякам-казакам.
- Так вот мы об этом тебя и хотели спросить, Павел, как дальше думаешь жить? Твоя бывшая подруга - казачка Матрена, чай не забыл, как ты с ней встречался до армии, приехала в станицу. У нее в Одессе муж умер, просила спросить тебя об этом и хотела бы встретиться с тобой. Тогда не получилась совместная ваша жизнь, так сейчас все Богом сделано к тому, чтобы вам жить совместно, у нее муж умер, у тебя жена, чем не пара, - подытожила сваха из казацкой станицы.
-Так-то оно так, но, как говорят в народе, разбитый горшок не слепишь так, как он был раньше. А лепить, что не попадя, оно, бывает, только время терять, так что просто встретиться с Мат-реной можно, поговорить, вспомнить былое. Возможно, мне
148
удастся ее понять сейчас, как это можно до армии встречаться, мечтать о будущем, о жизни, а когда приходишь из армии, то узнаешь, что твоя невеста замужем. Тогда я этого не понял и, слава Богу, встретил другую девушку, которая стала моей же-ной, а моим детям матерью, - с грустью ответил Павел станич-никам.
- Как мы тебя хорошо понимаем, твою бывшую невесту осуж-даем, бывает обидно до слез, что женщины вытворяют, но и ее можно понять: ты пока на службе побудешь, она постареет. На то они и женщины, чтобы о себе думали и вытворяли по своим прихотям, а мы, мужики, после них разгребали, - пытался оправ-дать действия Матрены приехавший из станицы мужчина.
- Только все мы числимся почему-то одинаково - людьми, что женщина, что мужчина, а если есть у женщин Божье послабле-ние, исключение в действиях, то тогда надо их называть по-иному, согласно их исключительности. Это для того, чтобы всем было видно и ясно, что женщине разрешено творить все по от-ношению к мужчине, а ему остается только пресмыкаться перед женщинами, - возразил Павел станичнику.
- Ну, казак Павел, ты закрутил круто, женщине надо давать всегда слабину в ее действиях, иногда пусть и порезвится. Как бы то ни было, а мы приедем к тебе еще раз в гости с твоей бывшей невестой Матреной, ты, как я вижу, мужик еще, хоть ку-да, не отказывайся от такой невесты, - шутя, обобщила сваха из станицы.
- Такой, ни такой, а какой есть, такой и останусь, уже ничего не изменишь, тем более для женщин. Я знаю точно, что такой, как Анна или, тем более, лучше Анны, мне никогда не встретить и не найти, - провожая гостей из станицы, тихо говорил потом-ственный казак Павел.
Сваха из станицы не заставила себя долго ждать. Вскорости они приехали с подругой Матреной, видно было, что женщины наметили потомственного казака Павла в женихи основательно. У него была крепкая хата, кое-какое хозяйство, большой двор, сад, жил один, все дети были определены, жили в своих домах, что еще нужно женщине, мечтающей пожить в тиши и для своей души.
Знакомых женщин Павел встретил приветливо, пошел на ры-нок, купил разных разносолов, а как же, как-никак, а приехала его бывшая невеста, не выкинь, она тогда коленце измены, как знать, может и сложилась бы все с ней, так бы и прожил он с Матреной всю жизнь. А сейчас он и сам толком не знал, как с ней себя вести: как с бывшей невестой, но какая она ему быв-
149
шая невеста, столько времени прошло, в лучшем случае, просто гости, если бы не свахи, вряд ли он с ней вообще бы встретился, но судьба распорядилась по другому. Выгнать он их из дому не мог, не принято было в казацких станицах провожать из дома гостей, разговор между женщинами и мужчиной не складывался, все были какие-то недомолвки, намеки, все понимали, что меж-ду ними стоял незримый образ бывшей жены Павла - Анны.
- А ты, Паша, не желаешь поехать с нами в станицу? – спро-сила у Павла бывшая его невеста Матрена Андреевна, рассчи-тывая на то, что у Павла уйдут мысли об Анне, а станица напомнит ему об их с ним встречах.
Услышав знакомый женский голос, обращенный конкретно к нему, Павел слегка вздрогнул, но не ощутил того приятного ду-шевного подъема, как это было, когда жена Анна его называла ласково - Павлуша, что-то было близкое, но совсем не то, как это было при Анне. Съездили они в станицу, потом приехали снова в дом к Павлу, после сваха уехала, а бывшая и настоящая невеста Матрена осталась в его доме. Нет, не клеилась жизнь у двух уже не молодых людей, мужчины и женщины, у каждого были свои привычки, сравнения с той, прошлой жизнью и с теми людьми, с которыми жил Павел и жила Матрена. Естественно, и жизнь, и люди были разные, Матрена была женщина волевой, напористой, по сравнению с Анной, можно было даже сказать, грубой, а Павел был мягким податливым. Но если начинали зло-употреблять его простотой, то он мог и ответить тем же отноше-нием, как относились и к нему.
Пожила Матрена у Павла некоторое время, как не старались два взрослых человека наладить семейные отношения, они яв-но не складывались. По всему поведению Матрены было похо-же, что она, перебираясь к бывшему своему жениху Павлу, ожи-дала другого отношения к себе с его стороны, радости и востор-га, что наконец-то она, Матрена, ему досталась в жены, как го-ворят в народе, лучше позже, чем никогда. Но так не думал ко-гда-то отвергнутый жених Павел, наоборот, пообщавшись с бывшей невестой Матреной уже во взрослой жизни, он еще больше уверовал, что его жена Анна была гораздо лучше. Этой, слегка взбаламошной женщине, ничего не стоило ни с того, ни с сего, нашуметь на него, просто ради того, чтобы лишний раз утвердиться в том, что она главенствующая в этом доме, хотя спокойный и уравновешенный Павел никогда сильно и не стре-мился в лидеры.
150
Уехала Матрена в Одессу к сыну в гости и в скорости верну-лась обратно. Молча, не говоря ни единого слова, она села на стул и громко, навзрыд заплакала:
- Что случилось, отчего ты плачешь, Матрена Андреевна? – спросил Павел у нее.
Матрена резко перестала плакать, внимательно посмотрела на сидящего за столом Павла, как бы изучая то, на сколько ее плач произвел впечатление на собеседника.
- Как же мне не плакать, когда я приехала, а жена моего сына выписала меня из квартиры и не захотела, чтобы я жила у них, так и заявила, что если хотите встречаться с сыном, идите на квартиру. А сын в это время ушел на судне в море, вот я и вер-нулась, там негде жить и в станице давно у меня нет дома, - по-яснила Матрена, слегка всхлипывая.
Павел предложил жить у него, после чего Матрена немного подумала и предложила произвести разделение обязанностей между ними.
- Если я останусь у тебя жить, надо разделить обязанности каждого с учетом оплаты и вознаграждения за их выполнение, - высказалась Матрена.
После такого заявления вновь испеченной невесты Павел ничего не понял, ему не приходилось так жить, об этом он слы-шал впервые.
- Это как же понимать, если выполнить работу по дому, то надо производить за это оплату, или этого человека награждать хорошим обедом, а кто не сделал, кормить баландой? – улыба-ясь, спросил Павел.
- Это означает: если я буду варить кушать, то ты за свои деньги должен покупать все продукты на двоих, которые нужны для варки, - с некоторой злостью, похоже, для особо непонятли-вых людей, пояснила Матрена.
Через несколько дней Матрена поехала в станицу, побыла там два дня и приехала со свахой и ее мужем. Павел догады-вался, что Матрена ездит и в Одессу, и в станицу не зря, а с ка-кой-то целью. Выкроив время, когда Матрена со свахой ушли на Дон посмотреть и сравнить реку с той, где протекает у них, он решил побеседовать с мужем свахи - гостем из станицы.
- Я не пойму, почему от моей невесты много суеты, то прие-хали вы меня уговаривать жениться на ней, то поехала она в Одессу, потом, срочно поехала к вам в станицу, а теперь снова приехали ко мне, для чего и кому нужна такая беготня? – спро-сил Павел у станичника.
151
- Понимаешь, Паша, я тебе уже говорил, что женщины быва-ют разные, но все требуют к себе повышенного внимания, не заботясь о своем внимании к тебе. Вот и Матрена, была заму-жем, муж работал на флоте, не заботилась ни о чем, а когда муж помер, сын с женой перешли жить в ее квартиру, а его жена оказалась штучка еще хлеще Матрены. У сына родился ребенок, жена сына и выжила свекровь из квартиры. Видимо, какой-то женишок у нее был в Одессе на примете, похоже, не согласился с ней жить. Приехала к нам, ей моя жена подобрала жениха, а она все твердила, что хочу к Паше, видимо, думала: у тебя ман-на небесная посыплется. А ты душу жены Анны не захотел ме-нять на Матренину душу, да я вижу, дело не только в душе. Сейчас приехала в станицу, а того жениха уже подобрали ста-ничные казачки, вот снова к тебе и приехали, негде бабе голову прислонить, как говорят, ни кола, ни двора, никому не нужна, а в чужой двор не попросишься жить, - в заключение высказался гость из станицы.
- Не знаю, чего ей суетиться, я же ее не выгонял, так и ска-зал, что коль некуда идти, пусть живет у меня. Я ей выделю комнату, казалось бы, живи, как живут люди, так она начала придумывать себе выгоду, стала предлагать переписать мой дом на нее, какую-то придумывать жизнь свою, хотя я ей прямо сказал, если хочешь, то оставайся у меня и живи, но без пре-мудростей, - пояснил Павел станичнику.
Тут скрипнула дверь, и в дом вошли Матрена со свахой.
- Ну, что мужики, без нас все вопросы порешали? – улыбаясь, спросила сваха, подходя к своему мужу.
- Да, жена, мы все вопросы решили, пусть теперь сами, вдво-ем, между собой разбираются, а нам пора ехать домой, - вста-вая со стула, сказал муж свахи.
Видимо, такая суета Матрены и сватьям надоела, муж взял под руки жену, и они пошли на улицу, жена хотела что-то ска-зать, или возразить мужу, но он однозначно ей ответил:
- Я потом тебе дома все расскажу и объясню, а сейчас надо ехать домой.
На следующее лето приехал в гости к отцу сын Максим с вну-ком Максимом, и только заехали они во двор на машине, как отец взял под руку сына и повел в сторону сарая, а внук Максим выскочил из машины и побежал в дом.
- Надо нам с тобой поговорить, сынок, понимаешь, такое де-ло каверзное, абсолютно без моего ведома и без моего согласия свахи станицы отыскали мою бывшую невесту - казачку Матрену и привезли ее ко мне. Я с ней встречался еще до армии, но пока
152
я служил, она вышла замуж. Я отслужил и встретил будущую вашу мать и на ней женился. Сейчас у меня умерла Анна - ваша мать, а у нее умер муж, вот свахи и подсуетились и сватают ме-ня с моей бывшей невестой пожениться.
- Отец, ты затронул очень тонкую душевную нить, здесь ты должен решать сам, но, что касается меня, то я категорически против этого, я слишком сильно любил и люблю свою мать,- резко без раздумья, перебил сын отца.
- Деда, а что за бабушка в нашем доме ходит, что там ей нужно? Она назвала меня внучком, а я ей не внук, а просто мальчик, моя бабушка Аня, – выскакивая из дома и подходя к деду, строго спросил внук Максим.
- Ну, раз ты такой большой и грамотный, то тогда и ты стано-вись рядом со своим папой и слушай: никакого семейного отно-шения с этой женщиной у меня не было и не будет, пойми меня, сынок, моя жена Анна была для меня самым дорогим челове-ком. Другой женщины мне не нужно, я Анну сильно любил и люблю, и предавать ее никогда ни с кем не буду, тем более с этой женщиной. После ее беготни и перебора мужиков у меня к ней отношение не очень хорошее. Сам не знаю, то ли это под-строили станичные свахи, то ли это получилось само собой по жизни, но оказалось, что человеку стало негде жить. Вот Мат-рене я и выделил одну комнатку, бывшую детскую спальню, пусть в ней живет сама собой, сколько сможет, а надумает, пусть уезжает куда захочет, - пояснил Павел сыну и внуку.
Семья Максима побыла недолго и уехала отдыхать в южные края, на море. То ли это было связано с работой и запланирова-но ими заранее, то ли это было сделано из-за того, что в доме отца появилась незнакомая женщина. Отец Павел сам не понял, отчего семья сына так быстро уехала из отчего дома, а при про-водах он и не спросил у сына, но понял, что при появлении его бывшей невесты у него добавилось проблем с сыновьями.
Матрена жила у бывшего жениха Павла в доме вольготно, как она сказала, так и делала: она готовила, он покупал все продук-ты для двоих, свои деньги она складывала в кубышку. В начале Матрена поехала в Одессу, там ее сын попал в аварию, он по-был некоторое время в больнице, а потом и помер. Она пыта-лась пожить с невесткой, но та всячески старалась выжить све-кровь из квартиры, и, в конце концов, Матрена снова приехала в дом к Павлу.
Павел и Матрена были уже немолодые люди, годы пролете-ли, словно птицы, незаметно и быстро. Матрена собралась по-ехать в станицу, стала задумчива.
153
- Поеду к родственникам на могилки, да и мое здоровье уже слабое, присмотрю место и для своей могилки, похоже, дожи-лась я до того, что никому на этом свете не нужна. Пора выби-рать себе место для вечного пристанища, так что, Паша, если чего, прошу тебя, похорони меня в станице, рядом с моими ро-дителями, - тихо пояснила и попросила Матрена.
Через некоторое время стало ясно, что Матрена тогда не шу-тила, а говорила от всего сердца, которое чувствовало, что ско-ро настанет тот момент, когда оно перестанет биться, и не ста-нет человека на этом свете. Поболев некоторое время, Матрена умерла тихо, без всякой суеты, видимо, оттого, что всю свою жизнь суетилась много, все старалась быть в лидерах. Павел отвез ее в станицу, собрал станичников, которые еще помнили её и его, и с почестями похоронил Матрену около ее родителей.
154