Яков Есепкин

   ПИР АЛЕКТО

   Четырнадцатый фрагмент пира

От смерти вряд ли Йорик претерпел,

Певцов ночных Гекаты отраженья,

Призраки за восьмой стольницей, пел

Художник всякий глорию ей, жженья

Порой и адской серности, увы,

В тенетах славы значить не умея,

Что праздновать в себе мокрицу, вы,

Времен иных скитальцы, Птолемея

Сумевшие, быть может, оценить

Учёный подвиг, маску ретрограда

Унёс в могилу он, а хоронить

Идеи любит Клио, маскерада

Тогда ей и не нужно (сей чудак

Достиг великой мудрости и тайны

Покров чуть совредил, когда чердак

Вселенский есть иллюзия, случайны

Всегда такие вспышки, гений -- раб

Судьбы фавора, знание земное

Его определяет фатум, слаб

Творец любой, величие иное

Имеет столь же выспренний посыл,

Несть истин многих, гений и злодейство,

Заметим, врать не даст Мафусаил,

Прекрасно и совместны, лицедейство

Доступно всем, а нравственный закон

Внутри, не Кант один бывал сей тезой

Астрийской ввергнут в смуту, Геликон

Хранит благие тени, их аскезой

Корить возможно ангелов, так вот,

Не гений за порочность отвечает,

Равенствует ли Бродского кивот

Божнице – речь кому, творец лишь чает

Прозрения для всех, в орбитах цель

Следит, а на Земле ничем он боле

От нас неотличим, раба ужель

Судьёй назначить верно, в чистом поле

Гуляют души, знанием своим

Способные утешить и развеять

Морок сомнений вечных, только им

Положен свет, алмазы нощно сеять

Лишь им дано, убийц и жертв делить

Какой-нибудь линейкою иною

Пусть пробуют камены, обелить

Нельзя морочность душ, за временною

Поспешностью оставим это, две,

Четыре, сорок истин и теорий

Нулям равны, у Данта в голове

Пожар тушили музы, крематорий

Бессмертия нам явлен, разве блеск

Его, поймут ли мученики, ложен,

Комедии божественной бурлеск

На ярусник сиреневый положен

Искусства, парадоксы дружат здесь

С обманом возвышающим и только,

Учений и теорий нет, завесь

Их скатертью, останется насколько

Безсмертие в миру, ещё вопрос,

Точней, ещё загадка, Дау милый,

 Зане душою темною возрос,

Легко из рек печальный и унылый

Последний мадригал: мы объяснить

Сегодня можем то, что пониманью

Доступно быть не может, миру ль нить

Доверит Ариадна, тще вниманью

И муз, и тонких граций доверять,

По держит всё ещё с амонтильядо

Лафитник, нить ли, здравие терять

Ума, равно тщете вселенской, Прадо,

Холодный Эрмитаж и Лувр пустой

Вберут алмазный пепел, эстетичность

Одна скрывает смысл, символ простой,

Пророка выдает аутентичность,

Но лучшее небесное письмо

До нас не доходило, мрамр чернильный

Всегда в осадке был, певцам трюмо

Свиней являло, сумрак ювенильный

Окутывал пиитов, их уста.

Печати родовые замыкали,

Ничтожество сим имя, но чиста

Символика имен самих, алкали

Владетели величья и взамен

Хорической небесности вечерий

Им дали благость черствую, камен

Ужасно попечительство, Тиверий,

Калигула, Нерон и Азраил,

Собравшись, не сумеют эти узы

Порвать, Адонис нежное любил

Цветенье, не фамильные союзы

С восторженною лёгкостью в ручье

Зломраморную крошку обращают

Ещё раз Апокалипсисом, сплин

Бодлер цветами зла поил, вещают

Нам присно аониды о конце

Времен и поколений, им урочно

Иллюзии варьировать, в торце

Любого камелота – дело прочно –

Струится разве кровь, а Птолемей

Был всуе упомянут, но ошибка

Его надмирных стоит месс, посмей

Её тиражить будущность, улыбка

Давно могла б Фортуне изменить,

Бессонный хор светил есть иллюзорный

Провал, загробный мраморник, тризнить

Им суе, мир воистину обзорный

Весь зиждется в орбите всеземной,

Мы видим иллюзорное пространство,

Закон внутри и небо надо мной:

Иммануил ошибся, постоянство

Такое астрологии темней,

Урания пусть вверенные числа

Учёным демонстрирует (за ней

Не станет, мы не ведаем их смысла);

И вот, певцов ночных призрачный хор,

Стольницу под восьмою цифрой зряши,

Расселся незаметно и амфор

Чудесных, расположенных вкруг чаши

С порфировым тисненьем, в мгле сквозной

Мог тусклое увидеть совершенство,

Изящные лафитники луной

В плетенье освещались, верховенство

Манер великосветских, дорогих

Теней сердцам истерзанным традицией

Щадило вежды многих, у других

Веселье умножало, бледнолицый

Гамлет сидел меж Плавтом и хмельной

Медеей, те соседствовали чинно

С Овидием и Фабером; одной

Картины этой виденье повинно,

Возможно, в сем: из пурпура и мглы

Сквозь мраморные летучие гримёрки

Зерцально проникая и столы,

Алекто оказалась близ восьмёрки.