Normal 0 false false false RU X-NONE X-NONE /* Style Definitions */ table.MsoNormalTable {mso-style-name:"Обычная таблица"; mso-tstyle-rowband-size:0; mso-tstyle-colband-size:0; mso-style-noshow:yes; mso-style-priority:99; mso-style-qformat:yes; mso-style-parent:""; mso-padding-alt:0cm 5.4pt 0cm 5.4pt; mso-para-margin-top:0cm; mso-para-margin-right:0cm; mso-para-margin-bottom:10.0pt; mso-para-margin-left:0cm; line-height:115%; mso-pagination:widow-orphan; font-size:11.0pt; font-family:"Calibri","sans-serif"; mso-ascii-font-family:Calibri; mso-ascii-theme-font:minor-latin; mso-fareast-font-family:"Times New Roman"; mso-fareast-theme-font:minor-fareast; mso-hansi-font-family:Calibri; mso-hansi-theme-font:minor-latin;}

Яков Есепкин

На смерть Цины

Пятьсот двадцать второй опус

Македонское ль солнце, Тироль

Наши бледные тени встречает,

Пьян свободой мышиный король,

Ангелочков Левадия чает.

Небеса от пылающих губ

Возгорятся и кубки пустые

Налиет беленой душегуб:

Лирам кафисты петь золотые.

Милый август, где арки твое,

Сени щедрые, емин услада,

 Пусто вкруг, лишь горит остие

Магдалины ли, Евы близ ада.

Пятьсот двадцать третий опус

Яд веков истомил алавастр,

Где вечор баловались менины,

Льется терпкость левкоев и астр,

Наши помнит июль именины.

Сукровичные вишни в желти

Зри, Колон, яко морок лицея,

Девам их меж перстами внести

Наказала хмельная Цирцея.

Се последние челядь и мгла,

Вопием из сиреневых камор,

И точится на обод стола

Бледный наш всеувеченный мрамор.