Наслаждение

     Он наслаждался. Да, это было истинное наслаждение. Давно не было такого кайфа! Конечно, все это как – то весьма неловко. Но что делать? Что делать, если ты только что продал душу? Продал за возможность п…… тьфу, скажи кому, засмеют! Такого придурка как он. Видимо вообще нет. Люди продаются за славу, за власть, за деньги, за баб в конце концов. Но за унитаз? Его следует занести в Книгу рекордов Гиннеса! Продался за парашу! За пять минут наслаждения! Да нет, оно длилось куда меньше. Даже минуты не прошло. Хотя терпел до этого не менее двух часов. И что теперь?

   А может все это бред? Цирк, какой – то! Пора брать отпуск! Да нет, он уже брал. Продался за унитаз! Тьфу! Да нет. Это бред. Это полнейший бред. Полнейший.

   Он ходил с этими мыслями весь день. Под конец рабочего дня ему вновь захотелось. Нет! Нет! Только не здесь! Дома! Дома! Может там эти дурацкие мысли его отпустят.

   Он едет на своей машине. Однако прижимает. Со всех сторон. Надо было… Нет! Тьфу! Об этом вообще забыть! Но как тут забудешь? Когда сейчас вновь продашься. Хотя. Ведь ему нечем платить? Значит потерпим!

   Пробка. Он в отчаянии. Это дерьмо надолго. Надолго . А он сейчас может наде…   ? Нет! Нет! Ничего страшного! Ничего! Может скоро двинется? А если нет? Если это надолго? На часы? И что тогда? Что?

   Он вылезает из своей крутой тачки. В мокрых и полных штанах. И над ним все ржут.

- Нет! нет!

   Машина впереди стоящего чуть двинулась. Он встрепенулся и …. вовремя прижал. Но задница автомобиля вновь стоит. Стоит. Стоит.

   - Это надолго. - В отчаянье орет он в своей голове. Надолго!

   Он умрет, он сейчас умрет. Его органы разорвутся. И он сдохнет мучительной смертью. Сдохнет. Может все таки снять штаны? В новой тачке? Нет! Нет!

   Как – то раз он из любопытства зашел в один магазинчик. Чтобы распрощаться со своим неблагополучным прошлым. И там произошла одна сценка. С памперсом. И с тем придурком, что их продает. Как тот описался со смеху. Как над ним все ржали! И он тоже! А теперь он ему даже немного завидовал. Он сделал это быстро, без мучений. Да и на работу его вновь взяли! Слишком много покупателей ходило на него смотреть. Правда, воняло от него. Но это было ничто по сравнению с его славой. Да и он вроде хихикал над собой.

   Памперс. Вот за что нужно было продаваться. Тьфу ты! Какая разница!

   Пробка движется. Он радостен, но это не надолго. Да это дерьмо расползется не скоро.

   Магазин. Тот чертов магазинишко. С памперсами. И тем описавшимся. Он рядом. Можно зайти и купить. Ведь пробка не скоро сдвинется. А дело двух минут. Да и машину можно оставить. Надеть его здесь и дело с концом. Но…

   Он вспомнил ту старуху. Как продавец над ней ржал. И если он опять заорет все будут смотреть на него. И ржать. И кто знает вытерпит ли он? Или нет?

   Магазин рядом. Может зайти? Можно. Нет! Нет! К черту! Ему не хочется быть клоуном!

   Он немного проезжает. Нет! Нет! Черт! Надо было зайти. Уже бы сходил. А теперь ждать. Ждать.Он не сможет, не сможет.

   И душу, он уже продал.

- Можно еще одну, - слышит он голос.

Еще одну. Чью? Да какая разница?

- Да! Да!

   Пробка рассасывается. Он что есть мочи едет вперед. Действует. Действует. Есть Бог. Хотя нет, черт на свете! И… Что? Что за?

   Какой - то тип переходит дорогу. Он слишком спешил домой. И не заметил, что на переходе со всей мочи летит авто другого спешащего домой.

   От резкого удара по стеклу он замер. Кровь! Он кого - то сбил? Сбил! Какого черта? Он так…

- Еще одна душа, - слышит он вновь голос.

Еще одна. Он убил ее. Душу. Убийца! И что? Что? Что с ним будет? Здесь полно народу. Они все видели! Здесь уже копы и…

   Он мокрый и грязный. Он только сейчас это понял. Но как? Как?

- Ты же не уточнил где, - ехидно говорит голос.

   Его вытаскивают и смотрят. На его джинсы. Смотрят с презрением. Кто – то ржет. Копы ухмыляются.

- Таких очевидных засранцев у нас еще не было! - ржет один.

   Он знает этого копа. Один из Братства. Они вместе пили кровь в подвале. Тьфу! Какого черта он туда поперся? Хотя. Может этот коп ему в чем - то поможет?

   Он смотрит на убитого. И… замирает. Продавец. Тех чертовых памперсов. Он сбил его. На своей тачке. Тот не был на работе сегодня. И он бы смог спокойно его купить… И не лететь сломя голову. И сделать свое дело, так что этого не заметят. Какого черта!

   Ему дали переодеться. Тот коп из Братства. Но над ним долго ржали. И долго не давали ему сходить в сортир. Пока он не подписал, что виноват в убийстве пяти человек. «Товарищей» из Братства. И еще он затрахал и придушил одну телку в парке и траванул другую.

   Он подписывал чистосердечные признания, за кои ему светило пожизненное. Плевать! Когда же он снова пописает?

   Когда это вновь случилось, он почувствовал наслаждение. Иных удовольствий здесь пока не было. Было кое - что… но удовольствие скорее получили другие.

   К нему наутро приперся один жирный придурок из их «Братства». Говорил что – то про психушку. Что надо закосить. И что тогда смерть того продавца будет вроде как по неосторожности. Что - то вроде того. Но он не слушал. И ему жутко хотелось в туалет.

- Когда это дерьмо свалит? – злобно думал он, глядя на бородатую рожу. Когда он свалит? Еще долго ждать? Слишком долго!

- Продашь душу?

- Да! Да! Вот этого козла. Пусть он сейчас свалит. А я после этого пойду в туалет. В туалет. И там сделаю свое дело.

Он ушел. Он ушел. Ха! Теперь он сдохнет! И больше не припрется! Как хорошо! Как! Надо в следующий раз продать тех копов. Хотя нет, они могут быть полезны. Тут есть уйма народу? Но…

   Его перевели в одиночную камеру. И ему вновь захотелось. Но… он устал. Он устал всех продавать. Это что, будет вечно? Каждые три часа? Так он скоро всю планету распродаст! А через неделю - весь Космос! Если там, конечно кто – то есть. Нет! Нет! Это его достало! Сдохнуть! Сдохнуть! Все равно ему ничто не светит! Кроме этой чертовой камеры!

   Сдохнуть!

   Он удавился. На резинке, которую вытащил из своей куртки.

Он думал, что все закончится. Но все только начиналось.

   Он в камере. Он дохлый в камере. Он видит себя. Он описался при смерти. Заходят копы. Качают головами. Снимают его. И уносят. Кое – кто говорит о засранце. Пусть! Теперь он свободен. Но не тут – то было.

   Он не смог выйти. Не смог выйти из чертовой камеры. Его здесь что – то держало. Но что? Он и сам этого не понимал. Он хотел сесть и отдохнуть. Но не смог. Он вообще не смог остановиться. Он кружил. Кружил по своей камере.

   Так продолжалось дней десять. Он был вне себя. Ему казалось, что он не выдержит. Он скоро не выдержит этого блуждания. Ему срочно надо…

   Да, ему что – то надо. Что – то надо в этой чертовой камере. Его что – то здесь держит. Но…. Что?

   Взгляд его упал на туалет. Да! Это оно! Оно! Ведь он хотел этого. Перед своей смертью. Но сейчас он не сможет этого сделать. И что теперь?

   Из камеры он вышел. Вскоре, после того, как вспомнил. Видимо, дело было лишь в его желании. Желании понять, что же ему нужно.

   Он сейчас был голый. И его это очень смущало. Но вскоре он привык. Ведь его никто не видел. И это вначале веселило. Ему нравилось летать по улицам. И нравилось, то что, будучи духом, не нужно ходить в туалет. Он чувствовал себя свободным, до поры, до времени.

   Он видел здесь и других. Таких же голых, как он сам. Они летали по какому – то маршруту. Но он их не понимал. Он ходил, где нравилось. Вскоре ему надоело. Да, здесь можно было делать все, что хочешь. По своим возможностям. Но здесь было скучно. И опасно. Таких слабых, как он, часто трепали те, что посильнее. Он видел и своих бывших «Братьев». Но они почти не общались.

   Здесь не общались. Даже если делали что – то общее. Они бросались отрывистыми фразами. Либо вообще не разговаривали. Это было скучно. Он считался хорошим собеседником. И за этим качеством скрывал многие свои недостатки. Но здесь они все были на лицо.

   Ему было скучно. Здесь ничем не занимались. Только двигались, трепали друг друга и трахали баб… Те, которые могли. К нему это не относилось.

Да! Он слабак! И он только здесь это понял! Где болтовня и «плюшевый мишка» никого не трогают! Здесь нужны только злость   и сила! А ее ему хватило лишь на бегство.

   И, что, всю жизнь так болтаться? Зачем? Уж лучше бы вообще ничего не было. Что за смысл в жизни после смерти? Где нет никаких удовольствий, никаких наслаждений? Нет, нет, нет! Когда он был живым, так хреново не было! И та мука, что он терпел тогда, того стоила. О да! Да! Это было что – то! Вот бы…

- Продашь душу? – спросила какая - то голая девка. Впрочем, она была не одна. К ней прицепился какой – то старик. Но… опять?

- Как знаешь! – они хотели пройти далее, но он их остановил.

- Да! Хочу!

   Он захотел. Захотел в тот же миг. И очень сильно… Но. – Куда? Ведь здесь этим не занимались. Никто.

   Он хотел это сделать! Но мимо пролетали те, кто его знал. Они увидели, как он это делает. И дико заржали. Пришлось убегать. Или улетать.

   Где? Где? Где это сделать? Черт, выпросил себе наслаждение!

Плохо тебе было…

   Он не мог терпеть. Но и насладиться было негде. Везде были духи. И его могли заметить. Кстати, чью душу тогда взяли?

   Он проклинал свой идиотизм. Мало тебе, дурень, было пыток на земле? И что теперь делать? Где это сделать? И что, так теперь будет вечно?

Вечно хотеть и вечно бегать и прятаться? Хоть бы это прекратить.

- Продай душу.

   Он продал. Ему было плевать, чью. Но хотеть он перестал. После того, как обписался посреди улицы. И над ним видимо ржали.

   Прошло много времени. Он тосковал по жизни и, и наслаждениям. Но новых, просить не решался.

   Но как – то раз все изменилось.

   Он вернулся туда, куда стремился.

   Ему вновь этого хотелось. И он ревел от отчаянья. Но вдруг он кое – что понял. Вернее почувствовал. На его теле был памперс. И он смог это делать. Ведь он сейчас был младенцем.

   Он наслаждался. Теперь он мог делать это, не опасаясь. Ведь это воспринимали как должное. До поры до времени.

   Он подрастал. Его садили на горшок. Он орал и сопротивлялся. Наслаждение приобрело былые, суровые формы. Ему приходилось больше терпеть. Но пока он был ребенком.

   Он долго страдал мочеиспусканием. Так думали его родственники. У него же были свои мысли….

   Его хотели лечить. Скоро он вырастет. Ему придется ходить в школу, на работу, ездить в транспорте и …. Терпеть! Нет! нет! Ведь сейчас было так хорошо! Надо избежать этого! Надо избежать! Надо… кого – то продать. Но он еще не знал кого…

- Бабушку, - ответил за него голос.

   Он оцепенел. Бабушку! Но нет! она всегда с ним носилась. И подтирала ему задницу. И защищала от нападок родителей. И выполняла все его прихоти. Она была гарантом его довольного существования. И теперь… Ее…

- Как знаешь, - сказал голос. – Расти большой, деточка!

   Он очнулся. Бабушка стоит с ним рядом и снимает его мокрые трусы и говорит, - расти большой». Нет! Нет! Ему нельзя этого делать! Но как?

   Бабушка. Она все еще возилась с ним. И читала ему сказки. И в обмен на его истерики только умильно улыбалась. И снимать его вонючие штаны, видимо, тоже было ее наслаждением.

   Но ему нельзя расти. Нельзя!

   Как это сделать? Как ее убрать? Как? Он долго об этом думал. И долго боялся. Ему уже десять. В этом возрасте наказывают! Или нет? Нет! Нет! Он еще маленький! И глупый! Да, он глупый! И ему ничего не будет!

   Они играли тогда, играли в войну. Он и несколько детей. Он схватил нож. Это было опасно. Бабушка умиляясь, смотрела на них. Она не стала отбирать нож у своего любимца.

   Они сцепились. Он и двое мальчишек. Хотели забрать его нож. Но он не стал отдавать. Ведь бабушка была еще жива.

   Они были мертвы. Он убил их! Он не хотел! Но как? Как?

- А за прошлые разы?

   Прошлые разы? Да! Он продавался. За наслаждение и за его ликвидацию. И ему было наплевать на тех, кого он продавал. Но теперь…

   Они лежали мертвые… никого вокруг не было. Кроме бабушки. Но она как- то странно улыбалась.

_ Да она чокнутая! Чокнутая!, - со страхом думал он. Ведь я их убил! Убил! А она веселится. Это она все подстроила! Она!

   Он судорожно сжимал в руке нож. А она шла к нему и улыбалась. Он наделал в штаны. Но наслаждение, на сей раз, не испытал.

   Она шла к нему и улыбалась. Странно улыбалась. Он сжимал нож в руке.

- Хочешь убить меня, деточка? Не выйдет!

   Он визжит и бросается на нее. Замахивается ножом. Но она оказывается сильнее и вырывает его. Затем крепко сжимает горло. Он теряет сознание.

Он очнулся голый. И связанный. На кухонном столе. Никого дома нет. Только его бабушка.

   Он видит ее. И от ужаса закрывает глаза. Да она голая до пояса. И ее рот в крови… Нет!

   В ее руке нож. Он ревет. Ревет. Она улыбается. И, не спеша, касается его тела. Он содрогается.

   Она режет его. Лезвие полощет его кожу. Течет кровь. Он верещит, как поросенок, которого хотят зарезать. Она улыбается. И облизывает его кровь.

   Это длится около получаса. Наконец она уходит. Он лежит едва живой от страха и боли. Но она возвращается. С топором.

- А – а – а ! – орет он. Топор опускается на его ноги… Он теряет от боли сознание. Но все еще видит себя будто со стороны. Будто он парит в воздухе. Он видит как она отрубывает его руки и голову. Затем разрубает тело. И улыбается. Она все время улыбается. И она видит его. Видит его душу.

- Оставайся маленьким, детка! – улыбается она, указывая на расчаленное тело. И уходит.

   Он хочет улететь. Как тогда. Но не может. Он на этой кухне. Рядом со своим телом. Оно лежит на столе. И он видит его, видит каждый день. Его никто не забирает. Бабка жила с ним одна. Родители считали его мертвым…

   Он дрожит. Он дрожит от страха. Его постоянно трепет. Он летает по кухне мимо стола, мимо топора, мимо своего тела. Нет! Нет! И что, так будет всегда? Надо вырасти! Но как?

   Он не стал продавать чьей – то души. Хватит. Хватит с него. Как нибудь, разберется. Сам.

   Когда он подумал это, то вдруг вылетел. Он смог освободиться и уйти с той кухни. Но он так и не вырос….

   Взрослые души увидели его. И смутились. Детей здесь не было. До сих пор. Впрочем, был ли он ребенком?

   Взрослые окружили его. И схватили. Они не стали его трепать. Они ничего с ним не делали. До поры до времени. Пока их не собралось более, чем достаточно. За тем они стали бросать его друг другу. Словно мячик. Он был для них мячом. Это развлечение было только для сильных. Но остальные стояли вокруг и орали. И поддерживали свои команды. Да здесь уже сформировались команды. А он был мячом. И швырять его оказалось весьма интересно. Они даже забыли о бабах. Которые тоже стояли и орали за них.

   Его швыряло со стороны в сторону. Его пинали, чтобы в следующий момент пнуть его посильнее. И все потому, что он еще не вырос. Но как теперь это делать? Продать душу? Нет! нет! Он уже делал это! Хватит с него и бабки. Хотя. Ее – то ему предложили.

- Так продашь, детка? – слышит он голос.

- Да, - в какой – то ярости отвечает тот. - Твою! Твою! Урод или, кто ты там? Ведь я имею на это право?

- Нет, - не уверенно прошептал голос. Э нет, приятель, не отвертишься.

- Да! Да! Я уже делал это! Я тебя продаю себе самому! Вот так!

   Он вырос, он стал взрослым. Остальные были разочарованы. И оставили его. Жаль, игра была весьма веселая! Он уже начинал радоваться, когда…

Бабка. Его чертова бабка. Она идет к нему и улыбается. Нет! нет! Какого черта!

- Но ты же купил меня внучек! – говорит она.

- Я тебя не…

- А кого ты купил? – ехидно спрашивает она. - С кем ты говорил?

   Он не знал. Он этого не знал. Но и бабку тоже терпеть не хотел. К тому же, она была полностью голой. И старой. И довольно толстой. И ее почти никто не трахал. Почти.

   Она приблизилась к нему, поглаживая свое тело. Он ошалел от такой наглости. И вдруг он понял, от чего она так улыбалась когда говорила «вырастай поскорее». И почему так касалась его тела. Нет! Нет!

- Я твоя внучек.

Он бежит. Он скрывается от нее. Как избавиться от нее? Как? Продать душу? Тьфу! Хватит! Хватит! Кого еще ему припаяют? Озабоченного дедушку?

Нет надо самому, самому.

   Он стал думать. Когда ему удавалось от нее оторваться. Надо избавиться, надо все продумать. Но как? Заманить ее в место, где много баб? И чтобы к ней приставали? Но она все равно вырвется. Все равно. Убить? Нет. Это невозможно. Надо уйти самому. Самому.

   Он ушел. Он отошел от своей деревни довольно далеко. ( Места обитания духов). Он был в поле. Один. Но ненадолго.

   Он видит ее. Вдали. Но она приближалась.

   Он полетел быстрее. Быстрее прочь! Но она не отставала.

   Он видит лес. Деревья. Он хочет спрятаться среди них и …

   Его бабка рядом с ним. И она не одна. Их много. Мужчин женщин и стариков. В этом лесу. И они его хватают. О черт, да он снова младенец. Или нет? нет!

   Его хватают и привязывают к дереву. Затем к нему приближается бабушка. Нет!

   Они делали это с ним. Делали по очереди. Это проделали все. И оставили его. А он все еще был привязан.

   Ему не удавалось освободиться. Они возвращались. И вновь это делали. Он стал привыкать. Ему даже понравилось. Быть маленьким в этом новом мире было еще терпимо. Но однажды он смог освободиться. И вот, как это было.

   Девица. Он видел ее. Она приходила вместе с остальными. Но делать это не решалась. Просто смотрела и улыбалась.

   Как – то раз, она пришла одна. Она смотрела на него. Но не решалась подойти. И он показал язык. Ей это понравилось. Она подошла поближе. И обняла его. Он лизнул ее за грудь. Она даже взвизгнула.

- Развяжи, - сказал он. – Развяжи.

- Нет! Нет! Это запрещено! Меня убьют. Будут пытать.

- Тогда, проваливай ! – злобно сказал он, плюнув в нее. – Пошла вон, сука!

   Она колебалась. Затем развязала его. Но сказала.

- Будешь пытаться сбежать – заору!

   Он молчал. Он, молча ласкал ее и делал свое дело. Ей это нравилось.

И ему тоже. Ему тоже. Ведь он никогда этого не делал. Когда был духом. Но нельзя. Нельзя расслабляться. Кажется, она расслабилась...

   Он зажал ей рот и сдавил шею. Сдавил изо всех сил. Быть может, выйдет?

Она хрипела и вырывалась. Она сейчас была крупнее и сильнее. Но он впился в ее глотку. Она упала, держась за шею, и хрипела. Бежать!

   Он выбежал из леса и заорал. Только сейчас он увидел, какое здесь небо. Вернее его здесь как будто не было! Оно висело над ним. Он дико орал. Уйти! Уйти прочь!

   Он бросился в лес. Его опять окружили. Его привязали к дереву. И просто ушли, пообещав вернуться. Он остался один.

   Один. Один. Один. В этом жутком лесу. Когда же это кончиться? Он больше не сможет выдерживать.

   Он просыпается в колыбели. Над ним бабушка. Нет, на сей раз нужно расти. Но не тут – то было.

   Бабушка по – прежнему была к нему весьма ласкова. Она смотрела на него и улыбалась. Его от этого бросало в дрожь. Ведь он все помнил. Он видел в своих кошмарах, как она идет к нему и улыбается. Он просыпался в холодном поту и видел ее.

Он видел, как она режет его потом на кухне. И рубит топором. И ждал - когда это вновь случится?

Нет! - сказал он сам себе. – На сей раз ты меня не убьешь.

   Он сделает это сам. Но нужно быть осторожным.

   Он долго думал над тем, как это лучше сделать. Наконец, он кажется, понял. Он улыбался. Ему было только семь лет…

   Был день рождения. Он получал уйму подарков. Ему спекли торт. И позвали его сверстников – друзей. Двоих из которых он тогда нечаянно прирезал.

   Они играли и веселились. В его же кармане был столовый нож. Небольшой нож. Весьма отточенный.

   Бабушка внесла торт. Он задул свечи. Все вновь уселись за стол.

- Бабушка, я сяду рядом с тобой – сказал он ласково.

   Та улыбнулась.

- Конечно, внучек.

   Он попросил ее налить ему сока. Она отвлеклась. И в этот момент она, наконец, перестала улыбаться. В ее боку торчал нож.

   Она рухнула на стол, лицом в торт. Вокруг недоуменно смотрели, затем заверещали. Кто – то побежал звать его родителей. Нет, ему ничего не будет. Но он просчитался.

   Его долго били. Очень долго. В начале, его хлестали ремнем. Затем били головой о стену. И с тех пор с ним что – то случилось. Он стал терять память. Вскоре, он забыл все…

   Ему было десять лет когда в интернате куда его отдали, появился новый учитель. И он его где – то видел. Но где?

   Учитель смотрел на него и улыбался. Он был ласков с ним. Слишком ласков. И он чувствовал, что здесь что – то неладно. Но что? О том, что случилось до этого, он уже успел забыть. А зря.

Как – то раз учитель позвал его к себе в кабинет одного. Но тот смог вырваться. Учитель был весьма зол.

- Он не отстанет, - вертелось в его голове.

Он не знал, что именно случится, ибо не помнил этого. Но он боялся. Он боялся, сам не зная чего.

Его можно было убрать. Но как?

   Как – то раз они столкнулись на лестнице. Рядом никого не было. Учитель шел впереди. Он толкнул его…

   Учитель сломал шею. Никто не знал, от чего. Думали, что это несчастный случай.

   Он вырос, поступил в колледж. Затем устроился на работу. О своем прошлом он почти совсем забыл.

   Когда – то раз, он встретил на улице одного мужика с бородой. Тот показался ему знакомым. Они разговорились. Мужик предложил ему пойти с ним. В один клуб. Пощекотать нервы. Там вроде клуба сатанистов. И они балуются с кровью.

Кровь! Кровь! Как все знакомо. Все это очень знакомо! И страшно. Он сказал что подумает.

   Ему ночью снился кошмар. Но утром он ни черта не помнил. Проклятье! Он очень боялся туда идти. Но удовольствие было дороже.

Да! В том было какое – то удовольствие. В крови. Но он не знал, почему.

   И память, память. Он ничего не помнил. Только отрывки. И там была кровь. И это его влекло! Как – то влекло!

   Он пошел. Пошел в тот чертов клуб. И тот чертов подвал! И он натянул эту рясу. И сказал слова присяги.

   И тут его двинули по голове. И он вдруг вспомнил. Вспомнил от боли, где он видел кровь. Он заорал от ужаса. Но его уже схватили. И вот он лежит на столе. В чертовом подвале. Связанный. И рядом несколько человек. У одного из них нож.

   Сейчас они будут его пить. Сейчас будут. Но им было нужно кое – что другое. Нет, вы этого не сделаете! Но они это сделали.

   Он сдох в том подвале от потери крови. Но на сей раз они ее не пили.

   Он летал в том подвале и видел свое тело. Лишенное, весьма важной для него части. Хотя, столь ли она важна? Когда он подумал об этом, то смог вырваться.

   Он вновь стал мертвым. И у него теперь не было этого. Над ним многие смеялись. Но потом привыкли. Привык и он. Этот мир был вновь скучным. Но теперь он предпочитал скуку. Вот бы так было всегда, - иногда думал он.

- Продашь за это душу? – спрашивали его.

- Нет!

   И он не остался. Вновь был ребенком со своей бабкой. Только он многое забыл. Но улыбка ее ему по – прежнему не нравилась.

   Ему было десять лет. Он играл в войну со своими приятелями. Он это помнил. И помнил, что тогда что – то произошло. Но забыл, что.

   Его приятели ушли домой. Он вбежал на кухню и открыл холодильник.

   Там была девочка. Расчлененная на части. Ее мертвые глаза тупо смотрели на него.

   Он узнал ее. Это та девка, с которой он был в роще. Только она была там постарше…

   Он сейчас вспомнил все. Он не смог даже орать. Он хотел только одного – смыться. Смыться от этих мертвых глаз.

   Но кухня была заперта.

   Он провел там с неделю. Через четыре дня голова стала с ним говорить.

- Это ты виноват, ты!

- Нет, нет!

- Из - за тебя. Меня убили из – за тебя!

- Отвали!

   Но та отставать не собиралась. Ее глаза смотрели на него. Смотрели со злобой.

- Скоро я вылезу! – говорила она. – Вот погоди, вылезу!

   Он хотел закрыть холодильник. Но подойти не решался. Он сидел в углу и делал в штаны. Но наслаждения не испытывал.

   Она вылезет. Она вылезет. Через неделю. Уже через четыре, через три дня. Он это знал. Но не понимал от чего…

   Наступил последний день. Она смотрела на него. Он закрыл глаза. Резкий удар. Ее голова выпрыгивает из холодильника. То же самое происходит со всеми частями тела. Они вроде собираются вместе. Он смотрит. Смотрит на это. Вылезла.

   Она вылезла и сидела на полу. На ее теле была кровь, полно крови. И она смотрела на него. И ползла к нему. Ползла, ползла. Он орал, он истошно орал.

- Уйди! Уйди!

- Тебя бы на мое место! – цедила та. – Вот бы тебя так.

- И ты отстанешь?

- Да, Да!

   Дверь раскрылась. На пороге стояла бабушка. С ножом. Он уже не сопротивлялся. Но в этот раз все было несколько по - иному.

Бабушка с силой ударила его по голове.

   Он очнулся уже в холодильнике.

- Будь маленьким вечно сынок, – проговорила они и ушла.

   Он лежал. Ему было холодно. Но как – то спокойно. Да, здесь спокойно. Похоже, все уже свершилось. Но почему маленьким? – думал он – Я вроде, не продавался?

- Получи плату, милок.

- За что?

- Как, за что? За бабушку.

   Он оцепенел. В тот раз, когда он пожелал оставаться маленьким… В первый. Он не взял ее душу. Он сделал это потом…. И вот теперь плата.

- Что хочешь теперь, милок?

Он не ответил.