Он чувствовал себя пассажиром необычного скорого поезда, бегущего по пространству и времени без остановок и расписаний. Мимо мелькали лица и города, горы и поля, блестящие реки и приветливые леса. Он видел удивительные картины природы и диковинные творения человеческих рук, но всё это длилось лишь мгновение, затем бесшумно падало в память, встраиваясь в длинную цепочку впечатлений от проделанного пути.

Можно было по-разному относиться к тому, что считать более важным: то, что представало перед его внимательным взором или то, что происходило в самом поезде, а надо заметить, что в нём тоже присутствовало некоторое движение, подчас ничуть не менее любопытное, нежели за оконным стеклом.

Никто не мог внятно объяснить: куда и зачем спешит поезд – в этом заключалась своеобразная фигура умолчания, запретная тема, о чём ни один из пассажиров не желал говорить, хотя всякий имел на сей счёт своё особое, приватное мнение. Имелось таковое и у нашего мечтательного созерцателя.

Строго говоря, это было не мнение даже, а некая неколебимая уверенность в исключительной продуманности и целесообразности маршрута и условий следования, предпринятых машинистом и всех тех, кто подготовил и запустил экспресс. Он восхищался смелой скользящей поступью такой сложной конструкции как скоростной поезд, его надёжным взаимодействием с бесчисленными проводами, стрелками, семафорами и, собственно, самой поездной бригадой во главе с машинистом, самозабвенно прокладывающей путь. И всё для того, чтобы из окон бегущего по несокрушимым рельсам скоростного состава, можно было наблюдать восхитительные картинки земли, поражающей своим величием и великолепием.

Машинист видел ситуацию совсем по-другому. Поезд катился по хрупким рельсам, чудом избегая залипших стрелок и тупиков. Он давно уже не обращал внимания на флажки и горящие семафоры, не значащие ровным счётом ничего, и напряжённо вглядывался вдаль, туда, где когда-нибудь должна была окончиться земля. Он хорошо знал, что поезд был предназначен вовсе не для неё и оказался здесь непредвиденно и случайно, и земля уже давно готова освободиться от всех этих рельсов, семафоров и проводов и предстать в своём подлинном величии и красоте. Ведь всё подлинное не нуждается ни в пристальном внимании к нему, ни в чутком сопереживании...