Вновь и вновь море разбивало своё утреннее начало о гладкую поверхность просыпающегося песка. В лёгкой дымке плыли отголоски прошедшей ночи. Вдали эхом отзывались чьи-то имена, непонятно чьи, но очень трепетного звучания. Берег в отдохнувшем одиночестве, и никто не смеет трогать его свежесть. В этом во всём скрыта боль женщины, которой пришлось пережить ещё одну бессонную ночь, прикасаясь к бирюзовой глубине бездонного, уходящего в никуда, времени. Медленно тянутся минуты, но и они не в силах помочь человеку, прожившего всё, что ему отвелось Господом.

Её потухший взгляд – это крик и молчание. Прошлое горе напоминало о себе, и слёзы тонули в синем перламутре волны, уплывающей с каждым разом всё дальше и дальше. Усталая душа пыталась удержать потерянное, потому как без горя и пережитых мучений ей уже нельзя; она жаждет прошлости – настоящее и будущее чуждо.

- Мне нужно прошлое, - застонало сердце в воспоминаниях, которые превращались на какое-то мгновение в хор чаек. Это чайки…

А там, где море обнимает небо – горизонт! Он видоизменяет небо, и тучки приобретают цвет. Такого цвета нет на земле. Это даже не цвет, а нечто не существующее и не имеющее конкретной оформленности, - это лики, это кажущееся, это несказанное и не дышащее… Это нечто, что веками витает при жизни и после смерти.

Ветерок бежит и не знает, что нужен всему здесь. Крабы рассыпаются, как огромные песчинки – норки не спасают от страха и неразберихи поверхностной суеты. Утёсы подставляют свои сгорбленные спины птицам-крикуньям. Им нужно тепло, а птицы приносят его в клювах – в морской воде много горячих слёз человеческих душ!

Вот и закончилось умиротворённое утро…

Пыльное очертание дороги вскоре потеряло шедшую по ней, и только шелест развевающейся юбки ещё звучит и, ударяясь о терновые кусты, улетает ввысь, направляясь к тому, что рождает нечто…где только женщина, горький взгляд и море…