"13 июля 2009 г. в Киеве трагически погиб поэт Юрий Каплан. Ему было 72 года. Его убили в собственной квартире. 

Вечная память тебе, Светлый Человек! 

Не стало Юрия Григорьевича Каплана, умного, доброго, честного человека. Страстного поэта, неравнодушного учителя. 
Не оставляет мысль - что не успела о многом додумать с ним, договорить, помолчать, помолчать о многом. 
Что такое эта жизнь?- смешная и быстротечная шутка, краткая остановка между бытием и небытием. 
Поэт , безбашенный и бесшабашный индивидуалист , бросающий вызов небытию, наперекор всем рассказам и сумятицам. 
Поэт, словно терпящий кораблекрушение странник, успевающий перед смертью запечатать в бутылку с сургучной печатью и бросить в людское море свое послание. 
Послание отыскать и прочесть которое по силам только неравнодушному сердцу. 
«То, что в сердце твоем как набат отзовется, может в сердце ином никогда не проснется» 
Для меня знакомство и любовь к поэзии Юрия Григорьевича началось со стихотворения «Неликвиды»: 

«Нас не доконали каналы, нитраты, нуклиды, 
Блокады и голод. Гулага разверстые хляби. 
Мы не ликвидированы. То есть, мы неликвиды. 
Глубокое слово придумано в нашем Главснабе.» 

Можно много поднимать здесь набившие оскомину рассуждения о еврейском или нееврейском вопросе, для меня это просто гениальное стихотворение, своего рода реквием по зверски погубленным людским судьбам, которые стали просто "Кровавой грязцой в колесе" как писал О.Э. Мандельштам. 

Стихотворение «Урий, Бессонная ночь.» вот уже 8 лет является частью меня самой, ведь писала когда то Марина Цветаева, что Стихотворение, которое ты выучил, становится частью тебя самого и принадлежит уже тебе, скажу больше - оно входит в твою генетическую память, укрепляет твой внутренний стержень. И ты многое понимаешь тогда о том , что нужно и должно: 

«Сам выберу свой день. Сам изберу свой путь, 
Сам в сече обрету себе врага по росту, 
Когда в ее глаза я не могу взглянуть, 
Зачем мне видеть свет и утренние звезды?» 

Есть стихи, которые делают нас сильнее, есть учителя, которые делают нас строже и честнее по отношению ко всему сделанному и созданному. 
Для меня те 25 занятий в литературной студии «Третьи ворота» в Киеве, голодным и холодным 2000-2001 годом были невероятным глотком жизни и света. 
Как вы умели тогда выслушать всех нас, Юрий Григорьевич! 

Молчаливый, грузный, с опущенными веками, Вы внимательно прослушивали наши вирши, а ведь иной раз нас приходило по 25-30 человек и каждому находили верное и справедливое слово, чутко выхватывая из общего потока яркую строчку, образ, рифму. 
В моей жизни больше не было ТАКИХ лит.объединений! 
Последний раз я была проездом в Киеве в 2003 году и лелеяла надежду этим летом свидеться с Вами на Фестивале в Крыму. И как это часто бывает, - всегда нам не хватает самой малости, полувзгляда, полшага. Шепотка… 
И вдруг как обухом по голове, понимаешь, что человека больше нет на Земле… 
И из твоего современника, близкий по духу человек превращается в книгу, росчерк пера, в память… 
Целая эпоха закрывается перед тобой , неожиданно острее начинаешь чувствовать бытийную смертность и великое поэтическое бессмертие Поэта, который жив, пока живы его стихи, образы , поэтический мир. Мир Мастера… 
И, если есть для Мастера заслуженный покой, пусть он снизойдет на Юрия Григорьевича. 
В уютном домике в окружении близких друзей и умных книг, среди таких для него любимых и теперь уже неотцветающих кустов сирени . 
Вечная память тебе, Светлый Человек! 

23.07.2009 

Юрий Каплан 

Только хватило б дыхания 


Слышите шум? - 
это снова шаманит зима, 
Души, дома и деревья 
в одной круговерти. 
Только хватило б дыхания 
выдохнуть: "Шма, 
Шма Исраэль" - 
и не страшно встречаться 
со смертью. 

Птица не может взлететь 
и ложится плашмя, 
Тело свое прижимает 
к спасительной тверди. 
Только хватило б дыхания 
выдохнуть: "Шма, 
Шма Исраэль" - 
и не страшно встречаться 
со смертью. 

Звездные хлопья 
опять меня сводят с ума. 
Белая мгла 
роковую окружность очертит. 
Только хватило б дыхания 
выдохнуть: "Шма, 
Шма Исраэль" - 
и не страшно встречаться 
со смертью. 

Знаю и сам, что душа 
перед Небом грешна, 
Все, что положено, 
мне по заслугам отмерьте. 
Только хватило б дыхания 
выдохнуть: "Шма, 
Шма Исраэль" - 
и не страшно встречаться 
со смертью. 
--- - 
"Шма Исраэль!" (Слушай, Израиль!) - еврейская молитва. Во времена средневековья евреи произносили ее перед казнью, перед сожжением на кострах инквизиции. 


Февральская сирень 


Бессрочная зима. Гудят, кому не лень. 
Смурной пенсионер смычком по струнам водит. 
И вдруг к исходу дня – февральская сирень 
В похожем на вокзал подземном переходе. 

На взлетной полосе души, рванувшей вверх, 
Бетонного столба оледенелый комель, 
Но соблазнят февраль лиловый фейерверк, 
Восторженный мираж, неуловимый промельк. 

И вот сквозь пьяный гул плывет в моей руке, 
Отбрасывая блик на грязные опилки, 
Февральская сирень в серебряном кульке, 
Бессмертная форель над стосом ржавой кильки. 

И пусть меня трясет заплеванный трамвай, 
Пусть даже белый снег ложится серым пеплом, 
Февральская сирень – нетерпеливый май, 
Что батька попэрэд прорвался в наше пекло. 

Не дай мне расплескать божественный нектар, 
Внезапный, как пожар, итог стихотворенья: 
Я так тебя люблю. Прими мой дерзкий дар – 
Всего один глоток немыслимой сирени. 

НЕЛИКВИДЫ 

Нас – тьмы, и тьмы, и тьмы. 

А. Блок. “Скифы” 

Нас не доканали каналы, нитраты, нуклиды. 
Блокады и голод. ГУЛага разверстые хляби. 
Мы не ликвидированы. То есть мы – неликвиды. 
Глубокое слово 
придумано в нашем Главснабе. 
Ликвиды здесь в Бабьем Яру, 
в Быковне, в Куропатах, 
В Катыни, в пустыне, 
во тьме от тайги до Тавриды. 
Ликвиды детей поедали в оболганных хатах. 
А мы избежали их участи. Мы – неликвиды. 
На нас руководство имело какие-то виды, 
Нас упоминали в почти эпохальных докладах, 
Мол, худо ли бедно, а все-таки выжили гниды. 
И, стало быть, рады. 
И все понимают, как надо. 
Мы выжили – 
выжали нас на бетонные плиты, 
Как мокрую тряпку. Мы выжатые лимоны. 
Становимся в очередь 
за пресловутым талоном. 
Потом отоварим. И вроде со временем квиты. 

Мы выжили, но... 
из ума, из любви – неликвиды... 
Мы выжили – 
выжили нас из судьбы человечьей. 
И есть ли надежда, 
что это продлится не вечно, 
Ведь именно мы – основание всей пирамиды? 
Мы ходим на службу. 
И точим с приятелем лясы. 
Глотаем плевки. И как будто не копим обиды. 
Нас тысячи тысяч. 
Нас тьмы, как говаривал классик. 
И пусть мы – не скифы. 
Но помните – мы неликвиды. 


Урий. Бессонная ночь. 

...Давид прогуливался по кровле царского дома и увидел с кровли 
купающуюся женщину. А женщина была очень красива... И сказали ему — 
это Вирсавия, жена Урия... И он спал с нею... II послал сказать: пришлите 
ко мне Урия... И расспросил его Давид о ходе войны... И вышел Урий из 
дома царского, а вслед за ним понесли царское кушанье... Но Урий спал у 
ворот... со всеми слугами, а не пошел в свой дом... И донесли Давиду... И 
сказал Урий Давиду: рабы господина моего пребывают в поле, а я пошел 
бы в свой дом есть, пить и спать с женою!.. Поутру Давид написал письмо 
и послал его с Урием... В письме он написал так: Поставьте Урия там, где 
будет самое сильное сражение и отступите от него, чтобы он был поражен 
и умер... Вторая книга царств. 
Глава II. 

Сошла почти на нет вечерняя заря, 
Кровав последний блик на золоте чертога, 
Я понял с первых слов лукавого царя, 
Которого любил и почитал, как Бога. 
Царь думал: Урий глух. Царь думал: Урий слеп. 
Царь думал: Урий прост, и жизнь его прекрасна. 
Я не войду в свой дом. Я не вкушу свой хлеб. 
Я больше не возьму жены на ложе страстном. 
Да, он герой и царь, провидец и поэт, 
Строитель и мудрец. Но ты ведь помнишь. Боже, 
Что в жизни для меня страшнее пытки нет, 
Чем знать, что кто-нибудь ее коснулся кожи. 
Пусть мне не пасть в бою. 
Пусть мне не быть в раю. 
Пусть буду жалкий раб, а не отважный витязь, 
Но если выбирать, я дам отсечь свою, 
Чем на плече ее чужую кисть увидеть. 
Пусть я курчав, как негр. Пусть я упрям, как бык. 
Пусть я зеленоглаз, как распоследний грешник. 
Но светят только мне две серо-голубых 
Звезды в сплошной ночи ее волос кромешных. 
Да, слишком часто меч сверкал в моей руке, 
И часто разум я терял в бою от гнева, 
Но я один плыву по голубой реке — 
По жилке на груди ее... любимой... левой... 
Как сладко на войне мне снился этот дом — 
Вот мы опять вдвоем... вот мы уже простились... 
Сплю на сырой земле, обласканный царем, 
Шпионы из дворца вовсю засуетились. 
Нет, будь и впредь, мой царь, по-прежнему велик, 
Спасибо за вино и щедрые награды, 
Но лучше обойтись без вычурных интриг, 
Мне станет смерть в бою действительно отрадой. 
Сам выберу свой день. Сам изберу свой путь. 
Сам в сече обрету себе врага по росту. 
Когда в ее глаза я не могу взглянуть, 
Зачем мне видеть свет и утренние звезды.