В институтском спортзале наша группа бегала по периметру. Бежали вяло,  не обращая внимания на окрики стоящего в центре физрука, который с тоской смотрел в окно и изредка покрикивал, пытаясь ускорить темп, но никто не хотел потеть, поскольку физра была первой парой, а душ в раздевалке не работал.

«Буер, завяжи шнурок, а то грохнешься!» – неожиданно крикнул физрук. Я посмотрел вниз и выбежал из строя. Присев на лавочку, я начал завязывать шнурок. Рядом висел абонентский громкоговоритель городской радиосети. И вдруг я услышал: «Умер Генеральный Секретарь Коммунистической партии Союза Советских Социалистических Республик Брежнев Леонид Ильич». Я оцепенел от неожиданности и решил послушать ещё.
- Буер, ты сюда пришёл радио послушать? – крикнул физрук.
- Идите сюда! Вроде Брежнев умер! – крикнул я.
- Ты чего несёшь, придурок! Ты у меня договоришься! Марш в строй, сачок!
- Идите, послушайте!

Физрук неторопливо подошёл ко мне и прислушался. Когда он понял, что Брежнев действительно умер, то трижды свистнул в свисток и крикнул: «Закончить упражнение, все ко мне!»
- Товарищи студенты! Случилось большое горе, комментировать не буду. Урок окончен. Переодевайтесь и присаживайтесь на лавки. Староста в деканат. Получишь инструкции у декана и обратно. Доложишь мне. Бегом!
- А что произошло? – полюбопытствовал староста.
- Спроси у Буера, - задумчиво ответил физрук и ушёл в свою коморку.
Все посмотрели на меня и замолчали.
- Чего уставились? – грубовато спросил я.
- Чё, правда умер? – спросил Шурик.
- По радио говорят, что умер, сам не видел.
- Этого не может быть! – пискнула комсорг группы.
- Почему нет? Он обычный человек, пожилой, возможно всякое, - авторитетно ответил кто-то.
- Послушайте радио, спорят тут, – рявкнул я и ушёл в раздевалку.
Вот таким был для меня день десятого ноября восемьдесят второго года.

Когда я вышел из раздевалки, группа продолжала обсуждать новость. Вернувшаяся староста объявила, что на сегодня все занятия отменены, и всем следует идти по домам. Но идти домой не хотелось и мы пошли в кино. Тогда мы ещё не знали, что это было последнее свободное посещение кинотеатра. Когда мы пошли в кино вместо лекций через несколько недель, к нам подошла группа товарищей и устроила маленький допрос: где мы учимся и почему не на занятиях? Вскоре никто с лекций в кино не сбегал, начались Андроповские строгости.

На комсомольском собрании нам объявили, что отсутствие на занятиях будет рассматривается как прогул, и если не будет предъявлен больничный лист, то с последующим лишением стипендии. Вопрос о том, чего будут лишать тех, кто стипендию не получает, - остался без ответа.

Неожиданно мы узнали, что среди работников института много бывших военных. Они как по команде, стали носить на пиджаках орденские планки, а на их лицах читалось: тут вам не это, сами должны понимать!

Анекдоты стали рассказывать шёпотом, даже про неверных жён и мужей. Неявка на субботники и собрания рассматривалась как антисоветская деятельность. Отказываться от общественных поручений перестали. Было куда проще прийти и проволынить. Ряды ДНДэшников увеличились. А в читальном зале появилась очередь на произведения Ленина.

А в феврале восемьдесят четвёртого года, после избрания Черненко выяснилось, что все устали. Одни подчиняться, а другие заставлять. И началась вольница. Мы с приятелем совершили двойное святотатство и не пошли на комсомольское собрание и сбежали в кино. В фойе к нам подошли двое и спросили:
- Почему вы не на занятиях?
- А почему вас это интересует? – спросил мой приятель.
- Мы из контрольной группы исполкома, - ответил главный.
- А нам захотелось пойти в кино! – наивно ответил я.
- Вы наверно досрочно выполнили лабораторную работу и вас отпустили в кино? – подсказал спутник главного.
- Да, - хором ответили мы.
- Молодцы! Приятного просмотра!

И я ощутил, что наступили перемены. Последующий приход Горбачёва не вызвал удивление, и показался органичным продолжением перемен. В восемьдесят пятом отменили отсрочки для студентов и меня призвали в армию. Ушёл я из Брежневского СССР, а вернулся через два года в незнакомую страну, с безалкогольными свадьбами и кооперативными кафе.

В институтском читальном зале я с удивлением увидел студентов, которые играли в карты. Научный коммунизм переименовали в Марксизм - Ленинизм. Первый секретарь Горкома ВЛКСМ сидел в своём кабинете в джинсовом костюме. Знакомые спрашивали: что лучше, открыть кооператив или частное малое предприятие? В газете прочитал объявление о продаже партии бытовых холодильников. «Видимо спекуляции больше нет» - подумал я.

А революционное появление персональных компьютеров: ДВК, Искра-226, ЕС-1840! Диковинные дискеты ёмкостью триста шестьдесят килобайт (лучше Болгарского производства)! Легендарный Тетрис поглотивший миллионы часов жизни Россиян, первые программы на Бейсике. Или брутальное слово винчестер, ёмкостью аж в тридцать два мегабайта!!! И потрясшее меня введение в нашем институте свободного посещения занятий.

Свершилось! Мы стали жить в свободной стране!