Для Гейлы же эта ночь была неспокойной. Всю прошедшую неделю она провела в сомнениях, думая над словами Нокта. Сначала она и думать не могла о том, чтобы идти на демонстрацию - она не верила, что услышит о Джере что-то, кроме клеветы и лжи. Но, Джера упорно продолжала игнорировать её звонки и сообщения, зато много внимания и дружеской ласки Гейле стал уделять Нокт. В итоге, художница, пусть и по-прежнему считала Пастора любимым человеком, решила из интереса сходить на мероприятие, к которому по-прежнему относилась скептически. За два дня она позвонила и предупредила Нокта - тот был на седьмом небе от счастья. Теперь всё было решено, и Гейла думала только о том, как бы Джера не узнала, что она ходила на собрание, где её любовницу собирались облить грязью.

Собиралась на улицу она совершенно машинально. К тому времени у неё не оставалось ни сил, ни желаний, ни стремлений. Утром она немного отвлеклась от тяжелых дум, приготовив завтрак Нокту и пригласив его прийти к ней немного пораньше, но в дверях она встретила его всё так же неприветливо и почти не реагировала на его попытки начать разговор. В последние минуты перед выходом на улицу она провела, рассматривая пятнистое от серых облаков осеннее небо, пока Нокт не окликнул её.

- Гейла! Нам пора. Ты готова?

- Да-да...

#

Демонстрация проходила на площади Таункрац и, надо сказать, коммунисты смогли заинтересовать публику. Нокт и Гейла прибыли к месту рано, но первые ряды уже были заняты, а народ уже вовсю тянулся к площади тонкими людскими струйками.

- Ну вот, хорошо, что мы пришли пораньше, иначе пришлось бы ютиться на галерке, - попытался отшутиться Нокт, но по нему было заметно, что он беспокоится. Он то и дело оглядывался, озирался, следил за прибывающими толпами людей, но пока всё было спокойно, на площадь не вошел ни один фашист в черной рубашке.

Гейле тоже было неуютно. Она начала мерзнуть, а прибывающие люди зажали их с парнем в тиски большой толпы. Какое-то время она со скуки смотрела как суетятся, настраивая оборудование, люди на сцене, но потом обернулась и увидела что-то, что вселило в неё неприятное предчувствие. Пришедшая на демонстрацию публика сформировалась в виде прямоугольника, повторяя очертания площади, и у границ этого прямоугольника стояла охрана. Много охраны. И все в коричневых пальто, с красными повязками на левой руке и с красными же петлицами, суровые и настороженные. Гейле захотелось презрительно усмехнуться - по сравнению с фашистами, эти люди выглядели оборванцами. Фашисты и вели себя куда более самоуверенно, а эти трусливо вглядывались в каждого прибывающего, как бы тот не оказался "зеленым". В очередной раз художница вспомнила Джеру и почувствовала мучительное желание увидеть её вновь, гордую и сильную, которая даже в простой черной рубашке и коричневых брюках выглядела эффектно и внушительно.

За очередными думами о Джере Гейла и провела остаток времени. Она уже и не заметила, как площадь заполнилась народом окончательно. Она очнулась только когда веселый на вид молодой парень из коммунистов подошел к микрофону.

- Добрый день, уважаемая публика! - приятным голосом провозгласил он, - Прежде, чем мы начнем, хочу поблагодарить всех вас, собравшихся здесь, несмотря на неспокойную нынче обстановку и угрозу нападения "зеленых". Вы - прямое доказательство того, что как бы не старалась Джера и её прихвостни - ей не погубить волю адегерского народа, его любовь к свободе и демократии!

Публика зашумела, раздались аплодисменты. Коммунист у микрофона улыбнулся красивой и открытой улыбкой.

- Мы собрались здесь, чтобы... - начал было он, но осекся, смотря куда-то позади толпы.

Люди тоже стали оборачиваться, и толпа разом утихла так, что были слышны шаги людей, что пришли на демонстрацию с опозданием. Гейла ахнула, а Нокт крепко стиснул её плечо. На площадь входила сама Джера, окруженная кольцом телохранителей. Она шла с гордо поднятой головой, уверенная в себе и совершенно спокойная. От её уха к лицу отходила пластиковая дужка, как у компактных микрофонов времен докосмической эры - усилитель голоса.

- Извините, что пришла с опозданием, - ядовито усмехнулась Пастор. Благодаря усилителю звука, её голос звучал ничуть не тише, чем голоса выступающих, - Прошу, продолжайте.

- Если ты пришла сорвать демонстрацию и открыть по нам огонь, Джера, то знай, что здесь есть независимые журналисты с камерами, а наши материалы в любом случае будут опубликованы в универс-вебе, - ответил ей ведущий, с лица которого пропали признаки веселости, и он смотрел на Джеру с нескрываемым гневом и отвращением.

- Ну, что вы. Если бы я захотела разогнать демонстрацию, какой мне смысл приходить сюда лично? - отряд Джеры двинулся вперед, к зрительской толпе.

Штурмовики стали вклиниваться в плотный строй публики, освобождая дорогу Пастору, которая шла в центре.

- Успокойтесь и не нервничайте, я пришла как зритель, - продолжила женщина, - В это сложно поверить, но не каждый день на меня снимают разоблачения, особенно с такой помпой...

- Убийца! - раздалось из толпы.

- Пшла вон, пока тебя не разорвали! - поддержал другой зритель.

- Преступница! Долой Джеру и её прихлебателей!

Со всех сторон на Джеру посыпались оскорбления, но та ничуть не смутилась. Люди кричали, показывали угрожающие и оскорбительные жесты, кто-то начал бросать камни, которые отражались от энергетических щитов фашистов.

- Помилуйте, сколько внимания к моей скромной персоне! - улыбнулась Пастор, - Ну же, дорогие левые, разве не имею я права прийти и посмотреть разоблачение на саму себя?

- Расстреляйте эту суку, как она расстреливает нас! - послышался очередной возглас.

- О, вот и хваленый красный гуманизм! - фыркнула Джера, вызвав гогот у своих сопровождающих.

- Гуманизм не для таких преступников, как ты!

- СТОЙТЕ! - воскликнул выступающий в сторону охраны, - Не стрелять! Хорошо, Джера, если ты действительно пришла с миром - оставайся. Хотя, для безопасности твоей же шкуры, тебе следовало бы уйти.

- Не тебе давать мне советы, красный, - ответила Джера, - Собрали в кучу ложь, клевету, сплетни, слухи - и называете это разоблачением? Думали, я позволю вам говорить обо мне непонятно что и даже не попытаюсь вернуть своему имени праведный статус?

- Сейчас люди увидят "праведный статус" твоего имени. Начинаем! - крикнул коммунист собратьям у компьютера.

- Вы просто так позволите этой твари тут находится? - закричал кто-то из толпы, - Пусть сдохнет, падаль, раз решилась сунуться сюда!

Раздался выстрел, и щит штурмовика прямо перед Джерой засиял, отражая пулю.

- НЕ СТРЕЛЯТЬ! - запоздало закричал красный на сцене, но Джера уже вскидывала руку с бластером. Первым же выстрелом она снесла выступающему пол головы.

И тут начался настоящий хаос. Толпа закричала, люди бросились врассыпную, отряд фашистов быстро задвигался к укрытиям, попутно стреляя в коммунистов, которые не решались открыть ответный огонь, пока площадь была наполнена гражданскими. Джера добралась до укрытия одной из первых и, несмотря на опасность, улыбалась, заряжая бластер. Им надо было продержаться недолго, скоро в бой должны были вступить подкрепления Шера, которые не могли подойти сразу, чтобы не вызвать подозрений в спланированности перестрелки. Но Пастор была спокойна, и пока её бойцы смело палили из всех орудий, она лениво выглядывала из укрытия и постреливала во врагов, которые роились как мухи, совершенно дезорганизованные. Штурмовики же стреляли буквально по всем - и по вооруженным коммунистам, и по публике - теперь, когда перестрелка уже началась, можно было не церемониться по этому поводу. Пришедшие якобы как зрители фашисты принимались теперь за свою рутинную работу - террор.

Когда пришли люди Шера, демонстрация уже была разгромлена на голову. Коммунисты отступали, толпа разбежалась, а площадь была усеяна мертвыми и ранеными. Отряд Джеры рассеялся, её штурмовики медленно и лениво бродили по площади и добивали раненых. Сама она неторопливо ходила по периметру площади и рассматривала оставшуюся после боя картину.

- Ну, госпожа Джера, успех? - подбежал к ней радостный штурмовик.

Джера улыбнулась.

- Успех. Когда Эйхарт вернется в штаб, передайте ему мой комплимент - я и не подозревала в нем таких актерских способностей, - Пастор рассмеялась.

- Обязательно, госпожа!

Джера вздохнула и хотела уже сказать солдату, что уходит, но вдруг взгляд её выхватил что-то особенное на заваленной телами площади - знакомое пальто. Пастор направилась к нему, обходя и переступая трупы и не обращая внимания на стоны раненых. Когда она подошла к интересующему её объекту, то хмыкнула и легко усмехнулась.

- Гейла?

Девушка была еще жива. Она лежала на каменных плитах вся в крови, в неё попали трижды: две раны в корпус, одна в плечо. Бедная девочка смотрела на Джеру с ужасом, даже попыталась отползти в сторону, но не могла. Рядом с ней лежало тело её спутника, изрешеченное куда сильнее - это был Нокт. Джера даже не вспомнила, кто он такой, поэтому страх Гейлы вызвал у неё некоторое удивление.

"Я твоё единственное спасение, глупышка, - подумала она, рассматривая тело девушки, - Три раны: плечо, грудь, живот... Если вызвать врача, возможно, ей успеют помочь".

Раздался звук битого стекла и рёв пламени - фашисты бросали коктейли Молотова в сцену, чтобы уничтожить оборудование. На секунду Джера отвлеклась на них, но тут же перевела взгляд обратно на Гейлу.

"Нет, времени мало. С минуты на минуту могут подойти подкрепления - кто сейчас будет с ней возиться?"

- Какая жалость, - Джера взяла свой пистолет с огнестрельными патронами и прицелилась Гейле в грудь - по крайней мере, так не пострадает лицо, и девочку похоронят в открытом гробу.

- Госпожа Джера! Нужно уходить, здесь опасно! - послышался голос Рода, который шел к Пастору быстрыми шагами.

- Одну минуту! - отозвалась Джера.

Три громких выстрела прогрохотали над площадью. Джера спрятала пистолет в кобуру и повернулась к своему бойцу.

- Род, у меня для тебя особое поручение, - спокойно сказала она и вынула из кармана пальто ключ-карту, - Ты знаешь адрес квартиры, в которой я жила, приедь туда, забери остатки моих вещей и отвези их господину Герну.

- Так точно, госпожа.

- Если понадобится, можешь взять кого-нибудь с собой. Теперь отведи меня к машине.

- Конечно, мой Пастор! Следуйте за мной.

Джера двинулась вслед за своим верным псом, всё такая же уверенная, спокойная и неколебимая. Солнце освещало её аристократический профиль, прекрасные, породистые черты лица, которые вместе складывались в безупречную систему. Свет скользил по прекрасному, здоровому и крепкому телу, прелести которого не могло скрыть даже теплое осеннее пальто, по бледным ладоням, слегка крупным для женщины. Если бы не усеянная последствиями перестрелки площадь, любой, кто проходил бы мимо, мог увидеть её во всей красе. Её, Пастора, избранницу бога Адемира и великую женщину, которой уже сейчас многие пророчили великое будущее.