|
|
I.
Ласково плывет сигаретный дым, вырисовывая предо мной образ будущих дней. Я вдыхаю запахи алкоголя, глушу смесь шампанского и рома свою бунтарную художественную натуру, молящую о новых образах. Я чувствую как сознание уже расслабляется, платья, которое не снимала уже двое суток, отлипает от меня , будто оно шелуха и на лице появляется так неистовая улыбка человека, который ценит в этой жизни только данную минуту. Рука невольно тянется к очередной сигарете, а все окружающие уже становится потенциальными персонажами моих будущих картин.
Я художник. Натура тонкая, непонятная. Созерцающая серость бытия я, Жульет, а и именно так меня зовут сегодня , создаю для вас новые миры утопического начала, которое зовут раем.
- Бармен, налей еще девушке!- Потребовала я от рослого молодого человека в белой рубашке за барной стойкой. Он лишь кивнул и налили еще выпивки. Никогда не говорите плохо об алкоголе и уж тем более о наркотиках, если вы их не попробовали, конечно. Так много этой живности, утверждающей, что спиртные напитки ужасны и разрушительны. А я, Жульет, не алкоголичка, а просто художник, скажу обратное: алкоголь источник решения всех проблем и даже более: алкоголь есть та цепь, связывающая каждого. Я пью не потому что я малоизвестный автор. Нет. Упаси вас тот, кого вы называете богом. Поверьте, я пью лишь потому, что ищу себя, ищу таких саморазрушающихся идолов нашей эпохи, таких же пьющих и курящих, думающих об этой минуте. Таких же как я. И кажется, нашла…
Какая грация в его игре. Клавиши, опускаясь под его длинными пальцами, издавали самые страстные и в то ж время нежные звуки одиночества. Его так как и меня, окружали фантомы сигаретного дыма, а на рояле стояла бутылка рома. Он хлестал прямо из горла, придерживая при этом черную шляпу на голове. Я не видела его глаз и черт лица тоже не видела, но его профиль поражал: такой хищный, острый нос, созданный вдыхать все запахи женского тела и презрительно фыркать в сторону завистников, а его нижняя губа была нахально опущена и каждые несколько минут, в перерывах между песнями, которые он напевал, он облизывал эту губу языком. Его подбородок был острый, сложный.
Он был такой красочный в этом черно-белом кино, его притягательность поражала, а игра завораживала. Он до конца осушил бутылку рома и завершил свою песню великолепным сумбуром нажатия клавиш, и ваша Жульет невольно расплылась в улыбке. Этот хаос человеческих парадоксов, переполнявший этого пианиста, покорил меня и мне сразу же захотелось его написать на всех своих полотнах, ибо идол моего существования сейчас стоит на сцене в черном дряхлом пиджаке с потертостями на локтях, мятой рубашкой, одетой на левую сторону, в штанах, которые на размер ему явно больше, а так же в старых ботинках, одетых на босые ноги и экстравагантной черной шляпе с сигаретой в правой руке. Объект моего вожделения сделал что-то типо поклона, зал одарил его аплодисментами, и очаровательно создание скрылось за кулисами, предварительно взяв у бармена еще одну бутылку рома. Ваша Жульет не могла упустить своего шанса познакомится с этим чудом французского происхождения и немедленно поплелась за пианистом.
Выход. Свежий воздух вливается в кровь и ворошит волосы. Поздно. Ночь. Машин нет, и свет тусклых фонарей греет ночных бабочек на улицах города. Мой идол, мой пианист сидел возле бара прямо на асфальте , поэтично прислонившись телом к холодной стене и блаженно закрыв глаза, шляпа лежала рядом. Он был не молод, лет тридцать пять, может, ближе к сорока. Толстые веки скрывали его душу, а маленькие морщинки вокруг глаз придавали ему некую скрытность. Легкая щетина придавала шарм и брутальность, которая. «В молодости он был бы похож на Стэнли Кубрика, если бы на такой хищный и немного кривоватый нос»- сделала вывод я.
Пианист не заметил моего присутствия, ибо было видно, что он глубоко в себе и в роме. Я его понимала. Опустившись рядом с ним на землю, я порвала платье и чтобы оно мне не мешало, дорвала его. В итоге получилось что-то больше похожее большеватую короткую юбку. Это сыграло на руку, ибо пианист меня заметил, а точнее, обратил внимание на мои ноги:
-Хмм, девушка, если я решусь жениться на ваших прелестных ножках, то сколько придется покупать колец? Два и одного хватит?
Он лучезарно улыбнулся, а искорки в его нетрезвых глаза сияли фосфорическим блеском.
-Вам придется покупать по пять колец на каждую ногу, на каждый палец.
Я нахально подмигнула и сделала эротичное па ногой. Его это привело в восторг.
-Уф, весьма меркантильно, сударыня. Но меркантильность есть цена нашей жизни. Как же зовут обладательницу этих роскошных ног? Имя их почитателя Леонард.
Он взял мою руку и прижался к ней горячими губами. По телу моему прошел будто электрический разряд.
-Жульет, милорд. Разрешите мне посидеть рядом и узнать о вас как можно больше, о наиталантливейший из пианистов?
- О! Как изыскана ваша лесть, Жульет, прелестница! Конечно можно, сударыня. Вы скрасите мои будни в этот вечер, а то моя подруга, эта дешевая шлюха бутылка рома, имеет свойства покидать меня.
Леонард расхохотался и передал мне бутылку. Я приняла и сделал глоток, вдохнула яркий, полный безумия, ночной воздух и блаженно сделал выдох, передала бутылку. Он сделал в точности, что и я. Мы переглянулись и засмеялись.
Я перевела взгляд на его руки, не удержалась и спросила:
-Леонард, можно вашу руку?
Он загадочно улыбнулся и подал мне свою правую.
Большая ладонь, горячая с длинными пальцами, острыми костяшками. Кожа ровная, без зазубрин. Идеальная для мужчины кожа. Леонард пронзительным взглядом впился в меня, будто выжидая вопроса. Он был прав, я хочу задать ему пока всего один вопрос за весь этот вечер:
-Я хочу вас нарисовать, пианист. И хочу прямо сейчас.
Он осторожно сжал мою ладонь, улыбнулся, напялил свою шляпу и мы вместе встали. Леонард окинул меня взглядом и хмыкнул. Пошлые мыслишки уже скакали в его бесячьих глазках. Мы пошли ко мне в студию, а по пути он мне пел лучшие песни французского шансона. Пел, будя мирных граждан, спящих дома и не видивших красот нашего саморазрушения.
Мы пришли ко мне. На часах был уже пятый час утра, светало. К этому времени, пока мы шли Леонардом ко мне, я поняла, что он действительно идол в моем понимании и еще в понимании десятков таких, как я.
-Прошу вас, Леонард, сядьте возле батареи под окном.
Мой натурщик был покорен, не дергался. Только попросил разрешения говорит со мной. Я не могла отказать, да и зачем? Его ум., его философия интересны.
-Скажи-ка мне, Жульет, почему именно вы стали рисовать? Что в вашей жизни разорвалось?
Он смотрел куда-то в пол, но его голос завораживал, я трепетала. Я не совсем поняла вопрос.
-Что? Разорвалось?
-Да, Жульет, разорвалось. Просто так никто не рисует, никто не играет на инструментах. Что с вами случилось?
-Я не знаю, просто рисовала….с детства.
- Жульет, прелестница, не обманывай себя. Кто-то рисует мечты, кто-то рисует идеалы, настоящее, страхи и ужасы и так далее. О чем пишете вы?
-Вы не правы, Леонард, по вашей логике Да Винчи писал о мечтах или еще о чем-то? Он писал о будущем и не более того!
Я не понимала, о чем он думает. Он где-то тонул в бутылке рома и задыхался в сигаретном дыму. Леонард поднял на меня взгляд, в его глазах была ласковая усмешка. Он мягко ответил:
-Вам не хватает проницательности. Да Винчи писал о гениальности, т.е. о себе. Он был больше, чем просто великий художник, он был просто творцом своей эпохи и упивался этим в своих картинах, параллельно развлекаясь со своими учениками. В любой картине, любого художника, есть тот третий подтекст. Первый-то, что изображено на картине. Второй- то, что уловят немногие, т.е. смысл. И третий подтекст, о котором мало кто думает этот тот, для чего пишет художник эту картину и для чего пишет вообще. Так вот, Жульет, прелестница, для чего пишешь ты?
Меня поразил этот сумбур внятности и чистой мысли. Леонард…его имя звучало у меня языке. Мы, художники, влюбляемся часто, но так редко находим по духу тех, которым можем подарить все. Я не была влюблена в Леонарда. Нет. Это больше, чем любовь. Он- был воплощением моего идеала.
- Хмм…интересная теория, Леонард. Что ж, если вы хотите знать, то я пишу свое саморазрушение, а точнее, его процесс . Я пью, курю и меняю партнеров каждые два-три дня. Я разрушаю себя многочисленными выкуренными пачками сигарет, литрами рома и водки и десятками мужчин и женщин, которые по куску уносят из этой квартиры с собой. И никогда не возвращают. Зато взамен они отдают мне часть себя, эти портреты, которыми я питаюсь и живу. Истинна саморазрушения в том, чтобы навсегда отделится от себя самого и питаться частями других, при этом утопать в алкоголе или в наркотиках. Истинна в том, чтобы заново воссоздать новую личность из ничего, из хлама, грязи и ужаса, из смерти .
Мои слова Леонарда не удивляли. Он так же сидел неподвижно, смотрел в пол и курил. А я рисовала его шаг за шагом. Он лучшее из того, что было на моих полотнах. Все эти лица, запечатленные ранее моей кистью, не настолько были прожженны смысл пустого существования на этой земле. А Леонард такой. Готовый отдать миллионы за сигарету, он ценит именно чувство присутствия, существования в эту самую минуту, в эту секунду. Я закурила и уже что-то напевала, рисуя портрет моего идола. Мы промолчали минут десять. Я сосредоточилась на картине, а мой друг, видимо, на себе. Разбирая себя на кусочки чаще всего находишь только минусы. И, вероятно, Леонард этим и занимался в данную минуту. В друг он засмеялся и улыбнулся мне. Его голубые глаза сверкали. И я поняла, что он мое будущие. Он мой идеал. Нет, не в том смысле, что я буду его женой и рожу ему детей, буду верной супругой. Сама мысль о том, чтобы быть женой и матерь мне противна. Я была бы ужасна в обеих ролях. Леонард- мое будущие плане саморазрушения. ОН единственный человек который воссоздал себя заново, построил кого-то другого, освободясь от стереотипов. Он- живая легенда, не утонувшая в алкоголе и не умершая от передоза.
- Что ты сделал, чтобы стать тем, кто ты есть?
Мой вопрос не сразу вывил его из состояния транса, но все же вывел. Он рассеяно улыбнулся, закрыл глаза.
-А кто я есть?
Был его ответ.
- Человек, который переборол себя и стал , что называют искусством. Воплощением искусства.
- Искусство-это шлюха, которая переходит к любой новомодной вещице, на которую молятся толпы бездушных скотин. Эти скотины именуются людьми.
Леонард усмехнулся и до конца приговорил бутылку рома.
Его цинизм был весьма поэтичен. Бесспорно, завораживал меня.
- Да, конечно, но искусство для каждого проявляется по- разному. Для одних- это Ван Гог. Другой же скажет, что Искусство есть Шопен. А для третьих же это будет творчество Шекспира. Ну а четвертые скажут, что Искусство это вообще обои на стене. Согласись, как и человеческая личность, искусство неоднородно.
Леонард задумался. Хотя, я думаю, не о том, что я сказала.
- Верно. Я солидарен. Но чтобы понять неоднородность искусство, нужно много сделать. Понимаешь, Искусство- это песочные часы в наше время. Тысячи, миллионы песчинок уже пали, осталось не так много времени, не так много песчинок. Люди этого не понимают. Ведь когда все песчинки упадут на земь никому не придет в голову пустить механизм заново. Человечество выкинет эти часы. Если ты заметила, люди все чаще скрываются в себе, не показывают свои эмоции. Рано или поздно они забудут чувствовать и понятие времени им будет не ведомо. Ведь когда тебе некуда спешить, то и чувствовать не обязательно. И вот в этот самый моменты, часы разобьют и понятие искусство будет мертво. Моя роль страдательная, ибо ,как ты, моя прелестница, выразилась, я есть воплощение искусства. Да, возможно. Но я вижу, как умирают вся составляющая меня. Страдать мне и страдать.
Он вновь закурил и облако дыма вышло из него, как нечто святое. Будь религиозна, то тут же бы пала к его ногам с криком: «Это знак!» . Но я ярый атеист и часто богохульствую. Хотя, бывали же случае в истории, что именно самым отъявленным грешникам являлся облик святости? Да, хорошенько меня напоите и вам расскажу альтернативную библию.
Было утро. Чрез окно палил солнца свет, и я увидела, что мой Леонард отрубился, сидя на полу. Мне ничего не оставалось, кроме как улыбнуться.
Со спальни я принесла одеяло, легла возле, уперевшись головой в его плечо. И было плевать, что он старше меня на много, ибо для девушки нет понятия о возрасте мужчины, она способна полюбить юнца младше нее и старика, который будет годиться ей в деды. А вот у мужчин на оборот. Он может полюбить только женщину моложе себя или чуть старше его самого. Самой старой его любовью останется мать.
II.
Вечер. Пахнет кофе и сигаретами. Мы проспали пол дня и гордились этим. К ночи я закончила портрет Леонарда и он очень лестно отзывался о нем, собственно, как и о других моих работах. Ему так же понравилась моя квартира, а так же он был особенно рад, узнав, что у меня есть пианино в другой комнате. Он решил поиграть мне. Точнее, я его долго упрашивала. Мы открыли бутылку рома, и Леонард начал играть.
Больше всего в пианистах меня поражало то, как они отдаются своей игре. Создают новый образ. Леонард владел этим превосходно. Ловко перебирая пальцами по одиноким клавишам инструмента, он будто находился в другой реальности. Спина прямая, руки вольны, а блаженно закрытые глаза смотрят в потолок. Он наслаждался этой минутой в точности, как и я. Мы находились по разные стороны реки, но испытывали одинаковое душевное удовлетворение. Наверное, это и есть духовное единение.
Он закончил играть, мягко посмотрел на меня. Я стянул с его шляпу и нацепила на себя. Леонард косо улыбнулся, а я не удержалась от того, чтобы сесть к нему на колени. Обнял меня, а я в руки взяла его в лицу, придвинула к своему носу и заглянула в его бездну глаз, голубую и бескрайнюю, полную печали и такой мудростью, что меня пробила дрожь, но руки не давали замерзнуть. Коснувшись его губ, я мысленно всплакнула, понимая, что он уйдет, воплощению искусства спутники не нужны, тем более больные девочки-художницы. Ваша Жульет прижалась к Леонарду со всей силой, будто боялась, что он растает. Пианист крепко держал меня, он не хотел причинять боль и поэтому на любовь платил тем же. Мы так просидели всю ночь. Жульет смотрела на него, а он нее. Правой рукой мой пианист что-то поигрывал на пианино и в тот же момент беседовал.
- Когда-нибудь это все закончится. Я уйду. Ты уйдешь? Что тогда?
Мой вопрос прозвучал в тиши. Леонард лишь докурил, прижался к моему сердцу.
-Я уйду лишь тогда, когда твое сердце остановится. Сам тебя не брошу. Я уйду после твоей смерти, забрав все твои работы и воссоздам новую тебя. Из твоих же работ.
Я улыбнулась и прильнула к его губам.
III.
Полночь.Бездыханное тело девушки лежащие на полу,возле двери.Рот приоткрыт.Слюна.Не дышит.Глаза широко раскрыты.Предсмертный душевный визг,отражающийся в ее глазах вспышкой ярости и любви к жизни,тухнет.Рядом мужчина.Он держит ее за руку и смотрит,смотрит как гаснет в ней луч сознания и понимания бытия.Сейчас она совершенство в его понимании.Мужчина берет девушку за руку и целует ее указательный палец.Скупая слеза по его лицу и скромная улыбка дополняют картину.Врывается скорая.Врач проверяет пуль,санитар оттаскивает мужчину от тела.
-Передоз.Еще одна жертва наркомании-говорит человек в белом халате.
Мужчина не согласен.Он говорит:
-Еще один ангел,отдавшийся искусству.А уж какому-судить не вам.
Тело увезли сразу же.Пианист еще до утра играл свою музыку.
|
|
Обновлено 24.06.2011 22:37 |
Чтобы оставить комментарий, необходимо зарегистрироваться или войти под своим аккаунтом.
|
Сейчас на сайте
Сейчас 3969 гостей и 17 пользователей онлайн
Личные достижения
У Вас
0
баллов
|
Бля! - прям ...
Подробнее...