|
|
На улице было в этот день тепло , но серо, будто кто-то включил черно-белый фильтер. Захудалое придорожное кафе было опустевшее. Столики старые, в жирных разводах. Я отчетливо чувствовал запах застаревшего пота и дешевого кофе. Ноги липли к полу: грязно. Привет из ранних фильмов Джима Джармуша.
Мила тоже это все чувствовала. И не испытывала никакой неприязни к этом месту, в отличии от меня. Все потому, наверное, что она работала в подобном месте большую часть своей скудной жизни. Моя спутница доедает черничный пирог и медленно попивает кофе, да все поглядывает на меня. Люблю смотреть как она ест. Ровные белые зубы, алые губы. Тонкое и белое лицо с маленькими чуть заметными веснушками. Глаза-щелки серого цвета где-то сливаются с ее кожей, что так часто вселяет страх некоторым прохожим, потому что не видят ее окон души. Брусничного цвета волосы, дешевая краска. Она высокая. Длинные ноги и запредельная талия, о которой мечтает каждая девушка.
- Ты звонил Марку по поводу меня?
Ее голос. Звонкий и какой-то маслянисто- тягучий.
-Да, звонил,- отозвался я- он сказал, что примет тебя сегодня вечером . Ты точно готова к этому? Уверена?
Она осушила кружку кофе и откинулась на дряхлом стуле. В ее глазах я сейчас видел паническое сомнение. Она посмотрела в окно и ее ничего не выражающая улыбка вновь оказалась на сухом лице. Я знаю, что она готова. Она знает, что она готова. Сомнение – есть все, с чем мы идем по жизни. И Мила это отлично знает, поэтому она это не скрывает во взгляде. Ведь прекрасно знает, что я ее отлично читаю.
- Да, я готова. Я буду рада, если ты меня отвезешь к Марку. Самой мне не добраться, ты же знаешь.
Она одарила меня еще одной улыбкой. Настоящей. Неподдельной. Мила открывается только мне и только мне улыбается. Мы родственные души и друг без друга не можем.
Я кивнул Миле в знак согласия, а она молча снова отвернулась к окну. Она знает, что уже сегодня ее жизнь будет меняться куда-то в лучшую сторону, наверное. Или же это будет новый наркотик. Да, точно. То, что предложит ей Марк будет новым наркотиком.
Мы закурили. Кто-то обменивается слюной при встрече, при прощании или еще при чем-нибудь, а мы вот обмениваемся, так сказать, никотином. Постоянно курим вместе. По одиночке не интересно, потому что не видишь все парадоксальность ситуации в этот момент: медленно убиваешь себя, но в то же время расслабляешься. Вдвоем это видишь напрямую, видишь друг друга, будто в зеркале. Ведь все равно мы все одинаково ничтожны, поэтому не важно, кто играет перед тобой роль зеркала мужчина или женщина.
Все мы – гной бытия, который пытается быть медом космоса.
Мила встала из-за стола. Ее красный свитер весь в катышках был ей большеват, а рваные синие джинсы висели на заднице, старые черные туфли очень уж гармонично дополняли ее исхудавший образ. Исхудавший – во всех смыслах. Моя спутница встала около нашего столика и начала покачивать бедрами в так музыки. Да, Мила очень любила музыку. Вот она уже начала плавно двигать руками. А вот она снова затянулась сигареткой и прикрыла глаза. В ней все же был этот шарм девушки с окраины, девушки-нигилистки, которая презирает современную моду и музыку, живет эпохой этих же самых рваных джинсов, громкой музыки и рокеров в рубашка с клеточками. Мила особенная: она видит разницу между человеком и существом. В этом заключается наша с ней культура.
-Знаешь, я когда-нибудь посещу город Мемфис…-ее сладкий голос опять раздался. Глаза ее закрыты и она все так же качал бедрами взад-вперед.
-Что ты там забыла?- я смотрел на нее.
-Эх, братец! Ты великолепный человек, но вот Музыку не понимаешь и не знаешь, а ведь это великая сила, великая сила самовыражения. Мемфис- город, где будущий Король, понял, что он будущий король. Король Элвис Пресли, мать его. Ведь это же он по радио сейчас играет…
Мила еще раз затянулась и на ее губах отразилось это наслаждение: она жила в этот момент, она чувствовала Себя. Я улыбнулся и прислушался к музыке. А ведь она права, это и есть Пресли. Его, конечно, трудно не узнать, но все же. Я не заметил музыки, только Милу. Ее нельзя назвать красивой. Она просто девушка с шармом и нагим обаянием девушки, знающей о все пагубностях жизни в этом мире. За это меня к ней тянет.
-Как-нибудь вместе там побываем, Мила. Я бы и сам не против отправиться на родину Пресли. Сходил бы на экскурсию к звукозаписывающей студии «Sun Records», где записывали такие люди, как….-
- Карл Перкинс, Джерри Ли Льюис, Джонни Кэш- прервала меня Мила. Вечно так. О музыке мне и рта не дает раскрыть, думает, что я ничего не знаю. Ей так нравится чувствовать свое превосходство надо мной. И я всегда позволяю ей это делать.
Мила докурила, а песня кончилась. На ее губах ее осталось это состояние блаженства. Окурок моя спутница бросила на пол, где их уже и без нее валялось не мало. Она взглядом сказала мне, что пора идти. Я ,расплатившись, пошел к машине, а поле меня шла Мила и напевала, что опять же из Элвиса.
Мы сели мою в машину и двинулись к Марку. Мила снова закурила. В ее глаза была мысль, причем такая здоровая мысль, которая может съесть мозг и не подавиться. По крайней мере, мне так показалось.
- Что человеку свойственно больше всего?
Это было неожиданно. Я смутился, но, так знаю Милу очень давно, не растерялся, а посмотрел на нее, а она не меня. Обмен взглядами пять секунд, и я понял, что вдруг пришло к ней в голову.
- Ничтожность.- ответил я.
Это была моя констатация факта, и Мила кивнула, приняв мою мысль.
-Ничтожность. Да. Мы редкостное и мелкое ничтожество, которое действует слишком иррационально, боясь посмотреть на себя со стороны. Ничтожность – наша основа, работающая против нас. Вот только мы принимаем это все за действительность. Люди- ничтожны.
Она докурила и улыбнулась.
- А как же Элвис Пресли? Стэнли Кубрик, Кобейн, Аристотель и другие великие личности?- не выдержал я и спросил, хотя прекрасно знал ответ.
- Верно подмечено, личности. По-моему, личность и сгорающая комета- это синонимы. Эти люди, как кометы, призваны сгорать на благо людей. Но все же мы, эти маленькие коконы в пещере с названием «Ничтожество» вырываемся на свет этих комет и кто-то загорается. Это есть та цепь величия: пройти от личинки до кометы. Я мечтаю, чтобы когда-нибудь эту пещеру спалила такая большая комета.
В ее глазах была мысль, озаряющая и мой разум в этот момент. Мне нравиться думать в этот момент вместе с ней. Я чувствую себя целым.
-Это звучит утопично, но все в этом мире можно привести к утопии все, ровным счетом как и к…
-Антиутопии. -Мила опять закончила за меня фразу. Мы вновь переглянулись и улыбнулись друг другу . Ее мысли меня настораживали.
- Мы приехали.- сказал я.
Мы вышли из машины и оглянулись. Жутковатый район.
Вечер уже обнял истерзанные временем дома, превратив их в черные огромные шкафы со скелетами внутри. Тусклый свет единственного фонаря на этой улице чем-то пугал меня. Под эти фонарем стоял какой-то дедок с тростью , и он жадно поедал взглядом Милу. Ветер вовсе не ласково встретил меня и мою спутницу, одарив сильной пощечиной аж по всему телу. Я чувствовал озноб.
Мы прошли к дому Марка. Постучали. Я не видел Марка больше года, но мы часто созванивались.
Марк открыл дверь, и я еле-еле его узнал. Раньше он был упитанным блондином в отличной форме, привлекающим все девушек с района. Но не сейчас. Он страшно исхудал. Впалые щеки и глубоко посаженные глаза обрисовывал его неровный череп. Черствая желтоватая кожа обтягивала его кости. Сальные волосы пахли сигаретами, да и изо рта несло какой-то дрянью.
-Иисусе!Карл! Сколько лет, а? Сколько зим,а? – его писклявый голос раздражал. Марк полез обниматься ,и я из вежливости чуть обнял его. Он даже не взглянул на Милу. Она же робко стояла рядом и смотрела на Марка с некоторым презрением.
Мой старый друг провел нас в квартиру. Кричала какая-то музыка и почему-то пахло дохлой кошкой. Обшарпанный зеленые стены отдавали жирным блеском, окна законопачены старыми журналами, мебели мало. Одиноко в середине комнаты стоял старый диван и журнальный столик, обшарпанный журнальный столик, на котором стола бутылка пива, а рядом лежала пачка сигарет. Марк пригласил нас сесть, что мы и сделали с Милой. И тут он ее заметил. Я хорошо знаю Марка, с самого детства, но никогда не видел, чтобы он на кого-нибудь так смотрел. Я ничего не мог прочесть в его взгляде, на столь он был странен.
Марк закурил предложил нам. Мы не отказались и вместе задымили.
-Значит, это та девушка, про которую ты мне говорил, Карл. Хороша.- Марк улыбнулся и вновь посмотрел на Милу.
-Правда, что ты меняешь людей?
Я опять вздрогнул от голоса Милы. Не знаю почему, но ее текучий голос нестандартно на меня влияет. Она обращалась к моему другу. В ее глазах застыло какое-то унижение.
-Нет, сладкая, людей я не меняю. Я всего лишь позволяю взглянуть им на вещи по-новому. Дарю людям возможность полюбить жизнь на несколько дней, а может, и на несколько лет.
Хищный оскал на лице Марка. Мила подавлена. Я чувствую это.
-Поэтому я здесь. Я хочу, чтобы ты дал мне эту возможность .
Я молчал. Я смотрел на этих двоих.
-Без вопросов, дорогая.- Марк подошел к Миле ,опустился около нее на колени и взял ее руку. Посмотрел ей в глаза и взял ее руку. Он затушил свою сигарету об тыльную сторону ее бледной руки с такой циничностью на лице, что и правда стало не по себе. Мила вскрикнула, но еле слышно. Другой рукой она вцепилась в обивку дивана и закусила нижнюю губу. Я чувствовал хаотичное биение ее сердца.
-Да……Да, я..готова…
Она часто дышала. Марк с улыбкой на лице отошел от нее к столу и взял бутылку, отпил.
-Ну и миленько,- сказал – Моя теория состоит в том, что жертвы изнасилования, терактов, жутких пыток и так далее, когда выбираются из таких ситуация воспринимают жизнь по-другому. Нормальный человек не будет радоваться обычному восходу солнца, а жертва изнасилования будет. Она будет рада, что пережила все самое страшное в своей жизни. И будет рада, что дожила. Понятно, о чем я говорю? Человек – слабое существо, наша психика ломается быстро. Стоит посадить человека на 12-15 часов в темное, очень маленькое помещение, то после выхода у этого существо клаустрофобия. Я буду подвергать тебя пыткам и твоя психика будет разрушаться. Зато, когда ты выйдешь от сюда, то будешь рада самым простым вещам и будешь понимать, что как ценен для тебя этот убогий мир.
Марк говорил об этом спокойно. Он уже многих обеспечил такой странной терапией.
Мила внимательно слушала, хотя все это прекрасно знала, ибо я ей все рассказал.
Моя спутница встала с дивана и сняла с себя свитер, бросила его на диван и встала перед Марком, будто говоря: «Действуй. Я готова».
Мой друг кивнул и сказал, что я тоже может пойти с ними. Я колебался, но молящие глаза Милы меня добили и я пошел с ними.
Мы спустились в какой-то сырой подвал. Мелкая плесень покрывала потолок. В середине помещения стояла кушетка с цепями возле нее маленький стол, на котором лежали инструменты различных видом. Рядом же стояла большая бочка .Марк показал Миле на кушетку, та на нее легла, а мой друг ее заковал, чтобы девушка,видимо, не вырывалась. На ее тонкой шее теперь был собачий ошейник, а руки и ноги скованы. Мне стало жутко.
Я встал в около стены, подальше, чтобы не видеть всего кошмара.
Марк одел маску жуткого клоуна, подошел в полке в дальнем углу помещения и включил магнитафон. Элвис Пресли. Элвис Пресли, мать его. Король.
Марк завязал Миле глаза черной повязкой.
Мой друг что-то буркнул себе под нос, я не слышал что именно. Он взял большую бутылку воды и грубо сунул горлышком вперед в рот Миле.
-Мразь! Тварь! Паскуда! Шлюха! Шлюха! Тебя, тварь, каждый в этом городе имел, да! ДА! Во все щели, шлюха, во все щели!
Он повторял эти слова, кричал ей в уха и все так же поил водой и бутылки.
Живот Милы сильно вздымался, ее руки тряслись. Она пыталась выбраться, яро пыталась отодвинуть Марку от себя, оттолкнуть, но не могла, она была скована. А он все кричал и кричал. Наконец он вытащил бутылку из ее рта с такой силой, что ,видимо, поранил ей язык или небо, потому что на ее шее я увидел кровь и на бутыле тоже. Она часто дышала, глотая воздух всем своим объемом легких. Ее ладонь то собиралась в кулак, то разжималась. Я услышал тихий всхлип.
-Не плачь, мразь, не ты первая не ты последняя шлюха на этой земле! Наш мир любит шлюх и тебя он тоже любит. Только вот ты, неблагодарная скотина, никак этого не понимаешь.
Пока я смотрел на Милу, то не заметил, чем занимается Марк. Он нагрел на огне в печи свой охотничий нож почти до красна. И я понял, что он хочет сделать.
Марк приложил нож к плечу Милы. Она заорала. Истошный крик из глубины ее молящего о пощаде организма надрывался. Она дергалась, а он все держал. А Мила перешла на вой. Странно, что она еще не отключилась. Вой. Она так гармонично подвывала Пресли.
Марк убрал нож. На красивом плече Милы теперь останется страшный шрам. Пахнет поджаренной плотью. Я слышу ее жуткие слезы. Она боится, но ничего не говорит. Джинсы стали мокрыми: она сильно вспотела, адреналин бушует в ее организме морем.
Я не смог больше на это смотреть и вышел. Думаю, Мила это почувствовал. Я вернулся в комнату с диваном и услышал ее истошные крики. Ни одного «Помогите», ни одного «спасите». Она осознанно пошла на этот шаг, поэтому и не молит о помощи. Своего рода она тоже комета, она же решилась что-то понять в этом жизни.
Я закрыл уши руками, чтобы не сойти с ума. Хотя,наверное, сумасшествие- это единственное доказательство того, что антиутопия и утопия населяют наше создание и что именно от них исходят наши мысли.
15 минут. 20 минут. 15 минут. Я жду. И я где-то в глубине себя молюсь, чтобы Миле помогла эта жутка «терапия». Ей необходима эта помощь. Она рассказывала мне, что в 12 лет отец ее изнасиловал и убил ее мать, а до этого очень сильно избивал, давая понять, что женщина никто в их жизни. Более того, Мила жила один год в заточении. А когда ее отец повесился, она смогла выйти. Страха не было. Тринадцатилетняя девочка пала на колени прямо на дороги и долго плакала, радуясь, что пережила этот кошмар и сможет донести другим. Но потом все забылось. Она подросла и стала жутко циничной стервой, забыв не дни, минуты первой свободы. Мила пришла сюда, чтобы вновь обрести это чувство. Так рассказывала она сама, и я ей верю. ЕЕ глаза мне не умеют врать.
- Все. Я перевязал ей раны и дал успокоительное. Она жива и, как не странно, в сознании.
Писклявый голос Марка вытащил меня из мыслей. Я вздрогнул, потому что из-за спины Марка еле живая показалась сама Мила. Я хотел было подбежать к ней и взять на руки, да проводить до машины, но она рукой показала нет и направилась к выходу. Я вышел за ней.
Странная картина. Дежа вю.
Мила добрела до фонаря, где еще недавно стоял жуткий дедок. Девушка пала на колени и смотрела прям на лампу. Свет озарил ее тело: побагровевший лифчик был мокр от воды и слез, темные следы на запястьях о токов, ожоги, сигаретные ожоги, легкие, небольшие ножевые раны, неглубокие, но именно такие и доставляют жуткую боль, ее тушь размыла ее мелкие щелки-глаза, а помада сползла к подбородку. Мила не плакала. Ее лицо светилось жуткой улыбкой. И она хохотала. Да, она снова радовалась мелочам и не трогала этот большой торт под названием «Глобальное Мышление». Она просто радовалась этому тусклому фонарю. Для нее он сейчас Бог.
Хохот и улыбка, она что-то шептала. Но здесь отключилась. Просто вырубилась.
И я подбежал к ней, осторожно взял на руки и посмотрел в ее лицо. Искалечено, изнеможенное, но такое чистое.
Я осторожно положил ее на заднее сидение. И тут она промычала, чтобы я отвез ее не море. Это было для меня странно, но я так и сделал, развернул машину и покатил на море.
Мила проснулась к полудню, но к этому времени мы уже приехали на пляж. Я ждал ее на берегу. Она нацепила мою рубашку и пришла ко мне. Я сидел на камне и смотрел в пучину бушующей стихии, девушка обняла меня сзади.
-Это так просто создавать создать шедевр в своей голове, но нужно такое сильное озарение, чтобы его воссоздать в реальности. Но есть еще и то шедевр, что понимать можно многозначно .Это море. Это стихия. Для тебя это сейчас просто вода, а для меня неистовая красота , в которую я хотела бы окунуться с головой, потому что,начиная жизнь с чистого листа, ты хочешь чего большого и неугомонного. Кто-то желает такой любви, кто денег, а кто семьи. А вот я хочу море. Потому что это единственное, что может сравниться с человеческим внутренним миром: вроде знаешь, что должно быть на дне, но когда спускаешь, то понимаешь, что все не так просто.
Мне не понять ее слов. Она сейчас живет и ничего не боится. А вот я боюсь. Страх делает нашу жизнь существованием. А она пережила страх, а я еще нет. Но все впереди.
Из романтика она снова превратиться в ту Милу,которую я знаю: жуткую, циничную и жестокую. Все эти минуты жизни – наркотик, и она захочет еще. Но заиграется. ЕЕ организм не выдержит и рухнет. И это будет мой страх, а ее конец. И ее утопия. |
|
Обновлено 27.06.2011 17:27 |
Чтобы оставить комментарий, необходимо зарегистрироваться или войти под своим аккаунтом.
|
Сейчас на сайте
Сейчас 3876 гостей и 12 пользователей онлайн
Личные достижения
У Вас
0
баллов
|
Комментарии