Собаки с трагической судьбой... Дружок

В мир послан Я,

Людей любя,..

При этом зная...

Любовь их злая!

Рождество,

новым взглядом смотрю я на Мир,

будто, что-то мешало увидеть его

истинным.

Рождество,

это Солнце,

засиявшее над нашими мыслями,

это Счастье.

которое дарят нам Свыше

Рождество,

каждый год я пишу,

тобой восхищаясь, как нищий,

получивший в подарок , просимое.

Рождество,

пусть Звезда твоя освещает

Пути,

это в детство счастливый билет,

в Мир красивый и чистый!

Здравствуй, мой любимый!

Мой любимый, здравствуй!

Жду неумолимо,

Верю - не напрасно!

Ведь мужчина каждый

К Ней благоволит,

Встречи новой жаждет...

Я -  ТВОЯ  Лилит.

Скоро будет август.

Вновь неповторимый.

Я, как прежде,  нравлюсь...

Правда же, любимый?

Не надо сей мечтою

С ума меня сводить -

Сойди вместе со мною...

Я - твоя  ЛИЛИТ.

Встреча та, возможно,

Останется в мечтаньях -

Там, где помнит воздух

Счастия дыханье.

Красоту созвучий:

Я - ТВОЯ  ЛИЛИТ...

ТЫ - НА СВЕТЕ ЛУЧШИЙ...

Помнить...  

Не забыть!

Скажи, кто ты, усталый странник,

Откуда путь твой и куда,

Что привело тебя сюда,

Чей будешь ты посланник?

В глуходревье, под лунными святками, ночь отметилась скорбью великой: истуканы заныли поглядками да иконы заплакали ликами. К ним на капище гости приехали; на бряцанье щеколды с досадой старый дом, дрогнув окнами-веками, лишь на миг озарился лампадой. Открывают притворину в горницу, и пробитые крест-накрест планками, двери чёрным рукам поддаются, визгнув петлями - злыми собаками. Посредь горницы встали и вперились в думы зла – молчаливые, строгие; и хозяину-дому не верится: люди ль, нелюди шабаш устроили. В их утробах рождается чёртово: беспокойное, жадное, мрачное - нянь-кой смертью сегодня почтённое, богом проклятое плач-палачество.

В посёлок привезли местных солдат, убитых на далёкой войне. Такой заунывной мелодии в Зямином сердце ещё не звучало. Всяко было: и ситцевые симфонии радости, лёгкие как серьги с ушек берёз; и утомлённые ноктюрны любовной неги, под стрекот сверчков да кошачье мяуканье. Даже играл контрабас, когда Зиновий вспоминал о жене - тупое лезвие ревности ненасытно рыскало по струнам, сослепу пихая клинком в левую сторону грудины.

Тем летом Диме повезло. Коллега по работе, человек мира, за год планирующий свои путешествия и собиравшийся отдохнуть в августе, неожиданно явился к начальству и попросил перенести отпуск на декабрь. Бывает же такое! Еще пару дней назад он ходил по офису с пачкой буклетов, дразня сослуживцев экзотическими пейзажами маленькой страны в Юго-Восточной Азии. Народ завидовал счастливчику – уж очень вкусно тот рассказывал о грядущих приключениях. И Дима не был исключением.

В конце рабочего дня директор пригласил его в свой кабинет. Появилось пока еще не ясное, но крепнувшее с каждой секундой предчувствие чего-то очень хорошего.

- Дмитрий, у Орлова возникли, как он говорит, семейные проблемы, - осторожно начал шеф, изучая невозмутимое лицо подчиненного. – Я не мог ему отказать. Сам понимаешь, отсутствие двух сотрудников в отчетный период, это нонсенс. А у тебя ведь отпуск в декабре? В конце года наш славный коллектив и без того работает почти на износ. Я, конечно, понимаю: у тебя свои планы, но ты человек неженатый.… Давай-ка, собирайся, две недели в августе – это подарок судьбы, потом спасибо скажешь. Приказ я уже подписал.

Особых планов на декабрь у Дмитрия не было, и поэтому он согласился, внешне выказав чуть заметное недовольство. В конце концов, легкий намек руководству на недопустимость подобных решений, то есть, без длительных, с взаимными уступками, согласований, Дима посчитал правильным. Ну, это так … с расчетом на будущее.

   — Ты… кто???

   — Я стопка твоя.

     А в стопке,— глоток.

     В глоткЕ,— целый мир,

     из бутылки отлитый.

     Я тихая радость и грусть

     алкогольной молитвы.

   — С тобой хорошо.

     Без тебя —

     только сумрак похмельный…

     И пусть безобразно

     моё поведенье,—

     но лёгок и светел

     тончайший полёт,

     и ласковым будет

     прикосновение.