Человек, шагающий впереди, показался Дмитрию довольно странным, если тактично забыть о более крепких выражениях. Мужчина размахивал руками, раскачивался и подпрыгивал, тряся головой от избытка чувств. Казалось, он спорит с невидимым собеседником: страстно и увлеченно.  С другой стороны это напоминало неуклюжие упражнения с детской скакалкой, выполняемые на ходу, абсолютно некоординированным человеком. Несмотря на “ужимки и прыжки” незнакомец двигался довольно быстро: голодный, спешащий к холодильнику, Дмитрий с трудом сокращал расстояние.

 “Загулял, наверное, – подумал Дима. – Почему нет? Вечер пятницы – темнеет потихоньку, скоро десять пробьет. Самое время немного расслабиться!”.

Дмитрий, наконец, приблизился к мужчине: теперь его можно было рассмотреть. На “конченого” алкоголика дядя совсем не похож. Длинный седой “хайр” лежит на немного мятом пиджаке, очень хорошего качества, льняные брюки полируют и без того чистые мокасины.

“Баксов сто, похоже, стоят”, - отметил про себя Дмитрий, но осмотрев добротные подошвы, прибавил еще сотку.

Незнакомец хлопнул себя по бокам, обернулся, и, скользнув отрешенным взглядом по Дмитрию, ускорил шаг.

В начале лета в Питер

без мыслей, налегке,

купив билет на литер,

лишь с ветром в рюкзаке,

лишь с любопытством вместе,

оставив гнёт громад,

без малого на двести

уеду лет назад.

Взойду на шумный Невский

и, стариной дыша,

столкнусь нежданно с Ленским,

бредущим не спеша.

Раскланяюсь с Жуковским

(не виделись давно).

И просто, по-московски,

с Крыловым заодно.

Поворочу на Мойку,

где меньше суета.

Домчусь на птице-тройке

до Синего моста;

на Малую Морскую

сверну не по пути,

изобразив кривую,

чтоб к Гоголю зайти.

К Неве приду под вечер.

У медного Петра

для самой главной встречи

останусь до утра.

Случится этоЧитать далее

Весной я почувствовал, что больше не могу оставаться на месте. Но куда? Ответ
пришёл сразу - на Омолон, конечно. Я поплыву по этой реке. Но почему? Меня
всегда тянуло туда, привлекало название, длина и мощь реки. К тому же, я знал,
что там находится Дом Для Бродяг. А я мечтал найти его уже 29 лет. Всё началось
в 82-м году, когда Серёга Котов рассказал мне про этот дом, описанный в повести
Олега Куваева "Дом для бродяг". С тех пор во мне сидела заноза. Иногда это
казалось несбыточным. Но теперь всё встало на свои места. Летом я пройду реку.
Однажды, в конце 80-х, я был в посёлке Омолон (находится в среднем течении реки)
- работал там зимой на гравиметрической съёмке. Смотрел на заснеженные протоки с
вертолёта, гулял по долине недалеко от посёлка. И думал о том, какова река
летом.

     Из Чёрной АзБуки торчали

     злые буквы.

     Своими жадными руками

     Они тянулись в облака.

     И там,— острейшими когтями,—

     на части рвали

     ткань Небес.

     А буквы изобрёл мерзейший бес.

     И звали беса,— Гр Амотей,—

     Тот самый истовый злодей,

     Что бедной Еве поднесёт

     познания запретный плод.

     Ибо вначале, как известно, было Слово.

     (читай Писание от Журавлёва!)

     Но вслед за знанием крепчал и рос

     Наивный дедушка Склероз,

     который беса победил,

     и душу — в рай препроводил.

Моя работа - в лени...

Я - загуститель тени!

И в том нет зла и хитрости.

Мне даже лень... себя плести!

В старинном замке на чёрном троне,
Окутан мраком и тишиной,
Он восседает в витой короне -
Ничто не тронет его покой...

Сон наведённый как будто вечен,
Но вновь очнётся мой верный рок!
Так мимолётен... так скоротечен
Мне отведённый судьбою срок!

И ждать осталось совсем не много,
Ведь новый год уж стучится в дверь!
А сердце снова грызёт тревога
Воспоминаньем былых потерь...

Коль жажда власти души коснётся,
Её заполнит собою мрак,
Верна примета – вот-вот проснётся...
На волю выйдет мой злейший враг!

Как это будет, мы знаем сами –
Померкнет в полночь сознанья свет...
На мир чужими взглянув глазами,
ОнЧитать далее

Моя работа - в лени...

Я - загуститель тени!

Тонкий солнечный лучик проник сквозь неплотно закрытые гардины и остановился на широком челе Сергея Петровича. Его веки чуть дрогнули: писатель выбрался из ласковых объятий Морфея, но открыть очи не возжелал. Минутка-другая необходима для постепенного возвращения в этот жестокий и неблагодарный мир.

Лощеный черный котяра думал иначе и ждать не собирался. Зверь прыгнул на неподвижное тело и принялся старательно топтать писательскую грудь. Живой классик и маститый сочинитель в последний раз лениво потянулся и открыл глаза.

- Ты - животное, Коти!

Несколько лет назад, когда в квартире появилось это благородное млекопитающее, Сергей Петрович изрядно намучался, пытаясь выбрать имя своему новому соседу. ИмяЧитать далее