Ника проснулась от кошмара: ей привиделось, что мальчика поглотила тьма. Подскочив в кровати, она случайно толкнула Дмитрия.

– Что случилось, милая? – сонно спросил тот.

– Тебе что-нибудь снилось? – вопросом на вопрос ответила женщина.

– Ничего особенного, какая-то серость. Да что произошло?

– Эта тварь проецирует на меня свои воспоминания, – подавленно сказала Ника. – Хотя есть и другое объяснение: я сумасшедшая.

– Прекрати, наконец! – взвился Дмитрий. – Ты нормальный, но очень восприимчивый человек. Что ты видела?

Выслушав её, мужчина помолчал.

– Едем, – наконец, решительно сказал он. – Пора поговорить с инопланетянином начистоту.

Ника замотала головой.

– Я не готова, – жалобно произнесла она. – Может, завтра?

– Как скажешь, родная, – обнимая её, сказал Дмитрий. – Лишь бы ты была спокойна, а весь мир пусть летит в тартарары.

Дрожь постепенно унялась, и Ника заметила со смущённой усмешкой:

– Рядом с тобой, Дима, я становлюсь слабой. Как женщина.

– Ты возвращаешься к своему естеству, – целуя её, отозвался мужчина, – так и должно быть.

Позвонив в лечебницу, Дмитрий сообщил подруге, что сегодня там ничего не произошло, и ночь они проведут дома. Спустившись в магазин, он вернулся с бутылкой коньяка и пакетом разных вкусностей. Не вставая с постели, они пили душистый напиток, ели сладости и целовались, а потом мужчина приказал:

– Рассказывай! Что угодно: любую из твоих историй, анекдоты, рецепты…. Я хочу слушать твой голос.

И Ника, положив голову Дмитрию на плечо, продолжила повесть о путешествии…

под парусами капитана Мак-Гилла.

Когда до Тортуги оставалось несколько десятков миль, началась буря. Мне ещё не приходилось плавать в шторм, и чувствовала я себя неважно, преобладал страх. Судно со скрипом заваливалось то в одну, то в другую сторону, волны перехлёстывали через палубу, и я опасалась, что меня смоет в пучину.

В ту минуту, когда я, тихо плача, мужественно пыталась закрепить парус, меня обнаружил Мак-Гилл. Оторвав мои пальцы от спасительных канатов, он потребовал, чтобы я немедленно отправилась в кубрик и сидела там, пока не установится погода.

– Я не намерен отвечать перед богом за жизнь женщины, которую не сумел уберечь, – прокричал он мне в ухо.

Хватаясь за всё, что попадалось под руку, я послушно побрела в убежище, но тут произошло непредвиденное. Внезапно дорогу мне преградило что-то большое и дурно пахнущее, оказавшееся Джеком Смитом. Как я ни отбивалась, он скрутил мне руки и под аккомпанемент бури поволок на нос судна. Дохнув смрадом, Джек прошипел:

– Ну, что, позабавимся? Сомневаюсь, что глупый щенок сумеет доставить тебе такое же удовольствие, как взрослый мужчина.

И начал стаскивать с себя штаны.

– Вот кто подсматривал за нами, – мелькнула мысль.

Обороняться я не могла, но избежать насилия всё же сумела. Неожиданно для Смита я резко дёрнулась и, перекинув тело через поручни, полетела вниз. Схватить меня он не успел. По счастью, мне чудом удалось уцепиться за якорную цепь, на которой я и повисла, раскачиваясь и благословляя небрежность моряков, не подтянувших якорь к клюзу.[1] Дикая боль пронзала плечо, вывихнутое при резком рывке, но это казалось мелочью по сравнению с фактом, что я жива.

Между тем, море успокаивалось. Волны улеглись, и корабль уже не заваливался на бок в попытках перевернуться. Осторожно спустившись, я уселась на крюк и стала ждать помощи. Но ожидание затянулось: до того момента, когда меня продрогшую и окровавленную положили на палубу, прошло не менее часа. С ужасом и состраданием глядя на моё дрожащее тело, капитан коротко спросил:

– Кто?

– Смит. Джек Смит, – с трудом шевеля языком, ответила я.

Нед ринулся в возмущённо загудевшую толпу моряков, но ему не пришлось собственноручно вытаскивать подонка, его вытолкнули товарищи. Коу достал пистолет и направил дуло в лоб мерзавцу. Тот попытался отсрочить казнь, пробормотав:

– Ребята, да вы что? Я вам открою глаза. Это же баба. Неужели из-за неё вы убьёте своего?

А я изумилась, когда Джон произнёс:

– То, что Ника – женщина, мы знаем давно. И она для нас больше своя, нежели ты.

Пуля вошла в голову Джека, тот забился в предсмертных судорогах, а Коу, осторожно подняв меня, понёс к своей каюте.

– Джон, а когда вы выяснили, что я… ну, не мужчина? – спросила я слабым голосом.

– Давно, дочка, ещё во время рейда на Маракайбо. Мы же не слепые, некоторые вещи не скроешь.

– Но почему вы молчали?

– Да что мы могли сказать? Что бы это изменило? Мы посоветовались и решили принять всё, как есть, хотя некоторые выступали против. Из-за поверья, будто женщина на судне к беде. Ан вышло наоборот. Да и товарищ ты хороший.

– А от Неда скрыли?

– Мы думали, он знает, вы же парочкой ходили. Ну, а капитану говорить поопасились. И, вот что, хватит болтать, тебе силы беречь надо.

Вправив сустав, Коу позвал Неда, чтобы тот помог ему меня вымыть, и я погрузилась в сон, наполненный бредом.

Ника вынырнула из воспоминаний, почувствовав, что Дмитрий нежно гладит её по щеке.

– Бедняжка, – шепнул он, – через какие ужасы тебе пришлось пройти.

– Ничего, – отозвалась она, уткнувшись лицом ему в плечо, – зато я поняла, что такое настоящая мужская дружба.

И, шмыгая носом, продолжила:

– Иногда мне хочется вернуть то время, ведь тогда я чувствовала себя полезной и нужной.

– Сейчас ты тоже нужна. Мне, – серьёзно произнёс мужчина. – Очень! Но я прервал тебя. Пожалуйста, продолжай.

Ника кивнула и вернулась к истории плавания…

под парусами капитана Мак-Гилла.

Слава опередила нашу эскадру. Когда мы прибыли на Тортугу, там уже несколько дней обсуждали историю об одураченном Мак-Гиллом адмирале де Лерма. Нас встретили, как героев, и я тоже получила свою долю почестей.

Несмотря на суеверия, береговое братство с большим уважением отнеслось к первой женщине, побывавшей в море и прошедшей через множество неженских испытаний. Дон Альваро добился доверия пиратов с большим трудом, чем я, но, в конце концов, они приняли и его.

Испанец смирился с тем, что я принадлежу другому. Он вёл себя вполне достойно, по-дружески относясь к моему жениху, и молодые моряки прекрасно ладили.

Я и Нед обвенчались через неделю, на следующие сутки после того, как в Европе началась война между Францией и Англией. Не зная об этом, мы радовались, как дети, и, выходя из церкви, строили планы, которым не суждено было осуществиться.

В этот злосчастный день на рейде встали два английских каперских корабля, и в тот момент, когда мы подошли к берегу, начали обстреливать остров. Меня отбросило за скалу, я ненадолго потеряла сознание, а когда пришла в себя, увидела вокруг изувеченные трупы товарищей. Останки мужа, так и не ставшего моим возлюбленным, я опознала лишь по ботфортам, верхняя часть его тела превратилась в кровавое месиво.

Не в силах оторвать взгляд от ужасного зрелища я опустилась на песок и, внезапно осознав, что произошло, закричала. Эхо подхватило вопль, разнеся его по всем укромным уголкам острова, и спасительное беспамятство утянуло меня в свои глубины.

В чувство меня привела сильная, болезненная пощёчина.

– Нед, – пробормотала я, – ты жив?

И открыла глаза. Надо мной склонилась мать. Зло сжав губы, она ударила меня снова.

– Алкоголичка, – шипела она, – ненормальная! Всё у тебя не как у людей!

Оттолкнув недружеские руки, я приподнялась на кровати и раздражённо поинтересовалась:

– Чем я тебе опять не угодила?

– Пока ты шлялась с дружками-забулдыгами, неделями не появляясь дома, я молчала, но я не допущу, чтобы ты глушила водку здесь! – замахиваясь, заорала родительница.

Обхватив горлышко полупустой бутылки, я бесстрастно произнесла:

– Это коньяк – благородный напиток. И, если ты не перестанешь нести околесицу и немедленно не уберёшься из моей комнаты, я за себя не ручаюсь.

Подпрыгнув от ярости, мать собралась сказать что-то ещё, но я выразительно приподняла оружие, и она вылетела за дверь.

На меня, оставшуюся наедине с собой, вновь накатило отчаянье. Я сорвала крышечку и выпила остатки спиртного прямо из горлышка, надеясь, что вновь попаду в утраченную реальность. Ничего не произошло, и, осознав, что возврата не будет, я уткнулась в подушку и тихо заплакала.

– Господи!

Дмитрий выглядел потрясённым.

– Как ты с этим справилась?

– С трудом. Жить не хотелось ещё очень долго. В те дни я много пила, пытаясь заглушить боль, и окончательно испортила отношения с матерью. Но постепенно мне удалось убедить себя, что всё произошло во сне.

– Неужели получилось?

– У меня не оставалось выбора, – грустно произнесла Ника, – иначе я сошла бы с ума.

И всхлипнула. Дмитрий сжимал женщину в объятиях, пока та не успокоилась.

– Всё позади, – бодро сказала она, – и теперь для меня существует только настоящее. А в нём – книги, работа и ты.

– Я на последнем месте, – шутливо попенял Нике мужчина.

– Это всё фигуры, – улыбнулась та, – конечно же, ты важнее всего. Только, умоляю, не умирай! Я не переживу.

– Не тревожься, – ответил он, беря её лицо в ладони и целуя, – даже не собираюсь.

Оба помолчали.

– Что тебе ещё рассказать? – с улыбкой спросила женщина.

– Больше всего мне нравится повесть о вампирах, – ответил Дмитрий. – Не могу объяснить, почему, но она особенно интересна.

– Хорошо, – кивнула Ника, – я продолжу. Итак…

«Каргейр».

Спешно собранная команда врачей приступила к изучению вампиров. Рядом, в качестве обуздывающей силы, постоянно находился кто-нибудь из живущих в замаскированном доме. Каргейр, Арджер и сгорающий от любопытства Герети тоже дежурили в операционной, с каждым часом становясь всё мрачнее.

Вскрыв самого молодого кровопийцу, хирурги попытались извлечь сидевшего в нём паразита. Это удалось, но щупальца, как я и опасалась, остались внутри, и через сутки вампир восстановился. Вторая попытка тоже не увенчалась успехом. И, хотя врачи не опускали руки, надежда на удачный исход таяла.

За эти дни я очень сдружилась со свёкром. Герети оказался умным и интересным собеседником. Ко мне он относился с нежностью и однажды в разговоре признался, что я напоминаю ему Жисоль до её обращения.

С Каргейром мы почти не виделись, он постоянно куда-то убегал, зато Арджер часто заходил меня проведать. Ему категорически запретили выходить наружу, он изнывал от скуки и развлекал нас с Герети смешными рассказами, над которыми я хохотала до слёз.

А вскоре произошло непредвиденное. Когда Каргейр собирался на ночной обход, и все мы, кроме Арджера, дежурившего в операционной, находились в комнате, в дверь втолкнули женщину, которую не сразу разглядела я, но тотчас узнали остальные.

– Жисоль… – прошептал Герети.

– Мама! – воскликнул сын.

С трудом подняв голову, та хотела что-то сказать, но не смогла и безвольно повисла на руках поддерживающего её мужчины.

– Шегард! – простонал несчастный муж.

Тот злорадно расхохотался.

– Ну, что, папа, – насмешливо сказал он, – теперь и ты, и твой последыш в моей власти. Вы будете делать всё, что я скажу, иначе она умрёт.

И поднял руку, сжимающую деревянный кол.

– Стоять! – предупредил вампир попытку Каргейра двинуться с места.

– Он вколол маме чесночный эликсир, – в отчаянии прошептал тот, обращаясь ко мне.

Шегард услышал.

– Именно, – всё так же злобно подтвердил он, – и теперь могу сотворить с этой сукой всё, что захочу.

Жисоль подняла голову. У неё было привлекательное, хотя и не совсем правильное лицо. Присмотревшись, я поняла, что мы, действительно, немного похожи.

– Не думайте обо мне, уничтожьте его, – пробормотала женщина.

– Нет! – выкрикнул Герети.

Каргейр покачал головой.

– Он болен, мама. И в этом виноваты мы. Но, конечно же, никто не позволит ему тебя убить.

– Я болен?

Шегард начал закипать. Тогда вперёд вышла я.

– Ты болен.

Голос мой звучал уверенно.

– Я своими глазами видела, как ты из взрослого превращался в маленького мальчика, страдающего потому, что его не любит отец.

Герети вздрогнул и посмотрел на Каргейра, кивком подтвердившего эти слова. А Шегард уставился на меня.

– Это тебя я почувствовал? – вопросил он. – Ты пророчица? Но почему я тебя не нашёл?

В своём любопытстве грозный вампир снова походил на ребёнка.

– Там, скорее всего, находилось моё астральное или иное призрачное тело, – объяснила я.

Внезапно лицо Шегарда вновь перекосилось от ярости.

– А мне плевать на твои россказни! – заорал он. – Всё равно вы умрёте, болен я или здоров!

И, приподняв обмякшую Жисоль, двинулся к нам. Но вдруг вскрикнул и замер. Мы смотрели во все глаза, не понимая, что происходит, а Шегард, разжав руки, со слабым стоном рухнул на пол рядом с упавшей женщиной.

Всё стало ясно, когда мы увидели распухшее лицо Арджера. В руке он держал опорожненный шприц.

– Брызнул соком чеснока на себя, – пожаловался он. – Думал, не дойду…

И свалился к ногам поверженного Шегарда. Опомнившийся Герети, подняв жену, положил её на кровать, и Каргейр сделал то же самое с другом. Он вызвал подмогу, Шегарда унесли, а отец с сыном попытались привести близких в чувство.

– Они не умрут? ­– спросила я, с состраданием глядя на бессознательных вампиров.

– Нет, – ответил Каргейр, – в отличие от серебра, эликсир всего лишь ненадолго парализует.

И недоумевающе добавил:

– Но как же угораздило Арджи? Он пользовался им много раз, и никогда не случалось ничего подобного.

Объект нашего внимания, завозившись на ложе, слабым голосом произнёс:

– Он закончился. И Филипп сделал вытяжку из живого чеснока.

– А попросить у соседей ты не мог? ­– удивился Герети.

– Не подумал, – смущённо признался Арджер.

 На лице Каргейра отразился ужас.

– Но ведь Шегард может погибнуть от передозировки, – воскликнул он.

– Туда ему и дорога, – пытаясь подняться, зло проворчал друг.

Герети задумчиво посмотрел на нас.

– Я уже не хочу его смерти, – сказал он. – Ты абсолютно прав, сынок. В том, что он стал таким, виноват я. Мне стоило уделять мальчику больше внимания.

– Ещё не поздно, ­– прокомментировала я. – Подсознательно он до сих пор ждёт и надеется, что вы назовёте его сыном.

– Я попробую. Хотя это будет непросто, ведь я никогда его не любил.

­ – Но ведь вам знакомо это чувство, верно? Попытайтесь поставить себя на место Шегарда, ощутить отчаяние отвергнутого, – настаивала я.

Герети поник головой.

– Я постараюсь, очень постараюсь, Ника. Каргейр, ты поможешь мне?

– С радостью! – отозвался тот.

Арджер фыркнул:

– Альтруисты! Смотрите, Жисоль приходит в себя.

Действительно, женщина открыла глаза и кинулась в объятия мужа и сына, а мы с умилением наблюдали за воссоединением семьи. Потом меня представили свекрови, отнесшейся ко мне очень дружелюбно, но не преминувшей, как и Герети, проверить невестку на восприимчивость к зову.

А сюрпризы и не думали заканчиваться. Когда вампиры подняли бокалы с донорской кровью за счастливый финал, снова открылась дверь, и в квартиру влетел сияющий и возбуждённый Филипп.

– Мы нашли… нашли… – согнувшись и упершись ладонями в колени, твердил он, задыхаясь, – нашли способ уничтожить паразита!

– Как? – одновременно воскликнули все, кроме Жисоли, не знающей об эксперименте.

Хирург упал на стул и, отдышавшись, заговорил:

– Когда я в очередной раз извлёк вампира без щупалец, один из коллег предложил просветить прооперированного рентгеновскими лучами, чтобы узнать, как глубоко уходят отростки. И, представьте, едва мы включили аппарат, плоть паразита на глазах начала растворяться, и вскоре от него ничего не осталось. Правда, потом носителя долго рвало, видимо, так выходили продукты распада, но, главное, мы теперь знаем, как бороться с вампиризмом.

– А старики? – напряжённо поинтересовался Герети.

– Вторым стал трёхсотлетний упырь, выглядящий лет на сорок. Его мы облучили сразу, не вскрывая. Он тяжелее перенёс обращение, но остался жив и не состарился.

– А третий? – спросила я.

– Этот – пятидесятилетний оказался самым стойким и быстро пришёл в себя. Он был рождённым. Видимо, на обращённых смерть паразита действует сильнее. Ладно, я пойду, время не ждёт.

И Филипп выбежал за дверь.

– Логично, – задумчиво проговорил Каргейр, – ведь в нас попадает только его часть, разбавленная человеческими генами. Поэтому-то и рождённые, и обращённые ими ближе по натуре к людям.

– Про себя я бы этого не сказал, – вздохнул Герети.

– Воспитание тоже много значит, – возразила разобравшаяся в происходящем Жисоль.

Муж пожал плечами.

– Каргейра я воспитывал, как правоверного, но он выбрал свой путь. А мне-то кто мешал?

Чтобы отвлечь Герети от невесёлых мыслей, я попыталась сменить тему, но только подлила масла в огонь, поинтересовавшись:

– Так что нам делать с Шегардом?

Семья расстроилась.

– Понятия не имею, – грустно ответил за всех Каргейр. – Наверное, он уже не захочет примириться с нами. Но попробовать стоит.

– Зачем? – возмутилась Жисоль. – Это давно сформировавшийся злодей. Неужели вы думаете, что Шегард размякнет и позволит лезть себе в душу?

Вместо ответа Герети развернулся и направился к двери. Остановившись на пороге, он позвал:

– Каргейр, ты со мной?

– Да, папа.

И оба вампира отправились разбираться с пленником.

– Ника, ты веришь, что они придут к соглашению? – задала вопрос Жисоль.

Я хмыкнула.

– Не знаю, но надеюсь на лучшее.